Глоссарий

Попытки выйти из оцепенения. Вход в неудобную позицию, которая тебя двигает дальше обозначения проблематики. Зажатость эстетики, которую хотелось бы разрушить. Ломка трансмиссий. Постановка вопроса расширения воображения и его освобождения от натурализированных устаканившихся форм. Конструирование новой реальности и коллективности внутри привычной системы связей. Апроприация. Вырывание из контекста и создание его заново. Столкновение технологических желаний. Наслаждение как форма политического. Провоцирование новых форм институциональности. Разваливание и переплетение времени на разных уровнях. Многосложность плоскостей. Несовпадения. Расщепление времени. Поломки нарративизации. Всегда вначале и всегда в конце. Создание утопии не с ностальгическим взглядом в прошлое или далекое будущее. Создание утопии сегодняшнего дня.

Попытки выйти из оцепенения. Вход в неудобную позицию, которая тебя двигает дальше обозначения проблематики. Зажатость эстетики, которую хотелось бы разрушить. Ломка трансмиссий. Постановка вопроса расширения воображения и его освобождения от натурализированных устаканившихся форм. Конструирование новой реальности и коллективности внутри привычной системы связей. Апроприация. Вырывание из контекста и создание его заново. Столкновение технологических желаний. Наслаждение как форма политического. Провоцирование новых форм институциональности. Разваливание и переплетение времени на разных уровнях. Многосложность плоскостей. Несовпадения. Расщепление времени. Поломки нарративизации. Всегда вначале и всегда в конце. Создание утопии не с ностальгическим взглядом в прошлое или далекое будущее. Создание утопии сегодняшнего дня.

Попытки выйти из оцепенения. Вход в неудобную позицию, которая тебя двигает дальше обозначения проблематики. Зажатость эстетики, которую хотелось бы разрушить. Ломка трансмиссий. Постановка вопроса расширения воображения и его освобождения от натурализированных устаканившихся форм. Конструирование новой реальности и коллективности внутри привычной системы связей. Апроприация. Вырывание из контекста и создание его заново. Столкновение технологических желаний. Наслаждение как форма политического. Провоцирование новых форм институциональности. Разваливание и переплетение времени на разных уровнях. Многосложность плоскостей. Несовпадения. Расщепление времени. Поломки нарративизации. Всегда вначале и всегда в конце. Создание утопии не с ностальгическим взглядом в прошлое или далекое будущее. Создание утопии сегодняшнего дня.

Попытки выйти из оцепенения. Вход в неудобную позицию, которая тебя двигает дальше обозначения проблематики. Зажатость эстетики, которую хотелось бы разрушить. Ломка трансмиссий. Постановка вопроса расширения воображения и его освобождения от натурализированных устаканившихся форм. Конструирование новой реальности и коллективности внутри привычной системы связей. Апроприация. Вырывание из контекста и создание его заново. Столкновение технологических желаний. Наслаждение как форма политического. Провоцирование новых форм институциональности. Разваливание и переплетение времени на разных уровнях. Многосложность плоскостей. Несовпадения. Расщепление времени. Поломки нарративизации. Всегда вначале и всегда в конце. Создание утопии не с ностальгическим взглядом в прошлое или далекое будущее. Создание утопии сегодняшнего дня.

Попытки выйти из оцепенения. Вход в неудобную позицию, которая тебя двигает дальше обозначения проблематики. Зажатость эстетики, которую хотелось бы разрушить. Ломка трансмиссий. Постановка вопроса расширения воображения и его освобождения от натурализированных устаканившихся форм. Конструирование новой реальности и коллективности внутри привычной системы связей. Апроприация. Вырывание из контекста и создание его заново. Столкновение технологических желаний. Наслаждение как форма политического. Провоцирование новых форм институциональности. Разваливание и переплетение времени на разных уровнях. Многосложность плоскостей. Несовпадения. Расщепление времени. Поломки нарративизации. Всегда вначале и всегда в конце. Создание утопии не с ностальгическим взглядом в прошлое или далекое будущее. Создание утопии сегодняшнего дня.

Попытки выйти из оцепенения. Вход в неудобную позицию, которая тебя двигает дальше обозначения проблематики. Зажатость эстетики, которую хотелось бы разрушить. Ломка трансмиссий. Постановка вопроса расширения воображения и его освобождения от натурализированных устаканившихся форм. Конструирование новой реальности и коллективности внутри привычной системы связей. Апроприация. Вырывание из контекста и создание его заново. Столкновение технологических желаний. Наслаждение как форма политического. Провоцирование новых форм институциональности. Разваливание и переплетение времени на разных уровнях. Многосложность плоскостей. Несовпадения. Расщепление времени. Поломки нарративизации. Всегда вначале и всегда в конце. Создание утопии не с ностальгическим взглядом в прошлое или далекое будущее. Создание утопии сегодняшнего дня.

Попытки выйти из оцепенения. Вход в неудобную позицию, которая тебя двигает дальше обозначения проблематики. Зажатость эстетики, которую хотелось бы разрушить. Ломка трансмиссий. Постановка вопроса расширения воображения и его освобождения от натурализированных устаканившихся форм. Конструирование новой реальности и коллективности внутри привычной системы связей. Апроприация. Вырывание из контекста и создание его заново. Столкновение технологических желаний. Наслаждение как форма политического. Провоцирование новых форм институциональности. Разваливание и переплетение времени на разных уровнях. Многосложность плоскостей. Несовпадения. Расщепление времени. Поломки нарративизации. Всегда вначале и всегда в конце. Создание утопии не с ностальгическим взглядом в прошлое или далекое будущее. Создание утопии сегодняшнего дня.

Попытки выйти из оцепенения. Вход в неудобную позицию, которая тебя двигает дальше обозначения проблематики. Зажатость эстетики, которую хотелось бы разрушить. Ломка трансмиссий. Постановка вопроса расширения воображения и его освобождения от натурализированных устаканившихся форм. Конструирование новой реальности и коллективности внутри привычной системы связей. Апроприация. Вырывание из контекста и создание его заново. Столкновение технологических желаний. Наслаждение как форма политического. Провоцирование новых форм институциональности. Разваливание и переплетение времени на разных уровнях. Многосложность плоскостей. Несовпадения. Расщепление времени. Поломки нарративизации. Всегда вначале и всегда в конце. Создание утопии не с ностальгическим взглядом в прошлое или далекое будущее. Создание утопии сегодняшнего дня.

Попытки выйти из оцепенения. Вход в неудобную позицию, которая тебя двигает дальше обозначения проблематики. Зажатость эстетики, которую хотелось бы разрушить. Ломка трансмиссий. Постановка вопроса расширения воображения и его освобождения от натурализированных устаканившихся форм. Конструирование новой реальности и коллективности внутри привычной системы связей. Апроприация. Вырывание из контекста и создание его заново. Столкновение технологических желаний. Наслаждение как форма политического. Провоцирование новых форм институциональности. Разваливание и переплетение времени на разных уровнях. Многосложность плоскостей. Несовпадения. Расщепление времени. Поломки нарративизации. Всегда вначале и всегда в конце. Создание утопии не с ностальгическим взглядом в прошлое или далекое будущее. Создание утопии сегодняшнего дня.

Попытки выйти из оцепенения. Вход в неудобную позицию, которая тебя двигает дальше обозначения проблематики. Зажатость эстетики, которую хотелось бы разрушить. Ломка трансмиссий. Постановка вопроса расширения воображения и его освобождения от натурализированных устаканившихся форм. Конструирование новой реальности и коллективности внутри привычной системы связей. Апроприация. Вырывание из контекста и создание его заново. Столкновение технологических желаний. Наслаждение как форма политического. Провоцирование новых форм институциональности. Разваливание и переплетение времени на разных уровнях. Многосложность плоскостей. Несовпадения. Расщепление времени. Поломки нарративизации. Всегда вначале и всегда в конце. Создание утопии не с ностальгическим взглядом в прошлое или далекое будущее. Создание утопии сегодняшнего дня.

Попытки выйти из оцепенения. Вход в неудобную позицию, которая тебя двигает дальше обозначения проблематики. Зажатость эстетики, которую хотелось бы разрушить. Ломка трансмиссий. Постановка вопроса расширения воображения и его освобождения от натурализированных устаканившихся форм. Конструирование новой реальности и коллективности внутри привычной системы связей. Апроприация. Вырывание из контекста и создание его заново. Столкновение технологических желаний. Наслаждение как форма политического. Провоцирование новых форм институциональности. Разваливание и переплетение времени на разных уровнях. Многосложность плоскостей. Несовпадения. Расщепление времени. Поломки нарративизации. Всегда вначале и всегда в конце. Создание утопии не с ностальгическим взглядом в прошлое или далекое будущее. Создание утопии сегодняшнего дня.

Попытки выйти из оцепенения. Вход в неудобную позицию, которая тебя двигает дальше обозначения проблематики. Зажатость эстетики, которую хотелось бы разрушить. Ломка трансмиссий. Постановка вопроса расширения воображения и его освобождения от натурализированных устаканившихся форм. Конструирование новой реальности и коллективности внутри привычной системы связей. Апроприация. Вырывание из контекста и создание его заново. Столкновение технологических желаний. Наслаждение как форма политического. Провоцирование новых форм институциональности. Разваливание и переплетение времени на разных уровнях. Многосложность плоскостей. Несовпадения. Расщепление времени. Поломки нарративизации. Всегда вначале и всегда в конце. Создание утопии не с ностальгическим взглядом в прошлое или далекое будущее. Создание утопии сегодняшнего дня.

Стремление замедлиться через активность, которая рассматривается как нелегитимная трата времени с позиции неолиберальной идеологии (никак не связана с личностным ростом, «рыночной ценностью» субъекта, противоречит правилам тайм-менеджмента и т.п). Как правило, такие активности во взрослом возрасте вызывают чувство вины из-за обилия времени на них затрачиваемого; вместе с тем, они же способны вызвать сильные эмоциональные реакции в силу своей связи с прошлым, подростковыми и детскими переживаниями, «временем беспечности». Среди таких активностей могут быть всевозможные бесполезные хобби, коллекционирование не имеющих стоимости предметов, компьютерные игры эпохи приставок и первых персональных компьютеров, чтение приключенческих книг, и т.п. Либо в целом занятия ради самих занятий: подсчет вагонов в проходящем мимо поезде, игры с воображаемым я (не наступать на пересечения плиток, успеть сделать какую-то активность за отведенное время, “секретики”), всевозможные дневники наблюдений, и так далее.

Стремление замедлиться через активность, которая рассматривается как нелегитимная трата времени с позиции неолиберальной идеологии (никак не связана с личностным ростом, «рыночной ценностью» субъекта, противоречит правилам тайм-менеджмента и т.п). Как правило, такие активности во взрослом возрасте вызывают чувство вины из-за обилия времени на них затрачиваемого; вместе с тем, они же способны вызвать сильные эмоциональные реакции в силу своей связи с прошлым, подростковыми и детскими переживаниями, «временем беспечности». Среди таких активностей могут быть всевозможные бесполезные хобби, коллекционирование не имеющих стоимости предметов, компьютерные игры эпохи приставок и первых персональных компьютеров, чтение приключенческих книг, и т.п. Либо в целом занятия ради самих занятий: подсчет вагонов в проходящем мимо поезде, игры с воображаемым я (не наступать на пересечения плиток, успеть сделать какую-то активность за отведенное время, “секретики”), всевозможные дневники наблюдений, и так далее.

Стремление замедлиться через активность, которая рассматривается как нелегитимная трата времени с позиции неолиберальной идеологии (никак не связана с личностным ростом, «рыночной ценностью» субъекта, противоречит правилам тайм-менеджмента и т.п). Как правило, такие активности во взрослом возрасте вызывают чувство вины из-за обилия времени на них затрачиваемого; вместе с тем, они же способны вызвать сильные эмоциональные реакции в силу своей связи с прошлым, подростковыми и детскими переживаниями, «временем беспечности». Среди таких активностей могут быть всевозможные бесполезные хобби, коллекционирование не имеющих стоимости предметов, компьютерные игры эпохи приставок и первых персональных компьютеров, чтение приключенческих книг, и т.п. Либо в целом занятия ради самих занятий: подсчет вагонов в проходящем мимо поезде, игры с воображаемым я (не наступать на пересечения плиток, успеть сделать какую-то активность за отведенное время, “секретики”), всевозможные дневники наблюдений, и так далее.

Стремление замедлиться через активность, которая рассматривается как нелегитимная трата времени с позиции неолиберальной идеологии (никак не связана с личностным ростом, «рыночной ценностью» субъекта, противоречит правилам тайм-менеджмента и т.п). Как правило, такие активности во взрослом возрасте вызывают чувство вины из-за обилия времени на них затрачиваемого; вместе с тем, они же способны вызвать сильные эмоциональные реакции в силу своей связи с прошлым, подростковыми и детскими переживаниями, «временем беспечности». Среди таких активностей могут быть всевозможные бесполезные хобби, коллекционирование не имеющих стоимости предметов, компьютерные игры эпохи приставок и первых персональных компьютеров, чтение приключенческих книг, и т.п. Либо в целом занятия ради самих занятий: подсчет вагонов в проходящем мимо поезде, игры с воображаемым я (не наступать на пересечения плиток, успеть сделать какую-то активность за отведенное время, “секретики”), всевозможные дневники наблюдений, и так далее.

Стремление замедлиться через активность, которая рассматривается как нелегитимная трата времени с позиции неолиберальной идеологии (никак не связана с личностным ростом, «рыночной ценностью» субъекта, противоречит правилам тайм-менеджмента и т.п). Как правило, такие активности во взрослом возрасте вызывают чувство вины из-за обилия времени на них затрачиваемого; вместе с тем, они же способны вызвать сильные эмоциональные реакции в силу своей связи с прошлым, подростковыми и детскими переживаниями, «временем беспечности». Среди таких активностей могут быть всевозможные бесполезные хобби, коллекционирование не имеющих стоимости предметов, компьютерные игры эпохи приставок и первых персональных компьютеров, чтение приключенческих книг, и т.п. Либо в целом занятия ради самих занятий: подсчет вагонов в проходящем мимо поезде, игры с воображаемым я (не наступать на пересечения плиток, успеть сделать какую-то активность за отведенное время, “секретики”), всевозможные дневники наблюдений, и так далее.

Стремление замедлиться через активность, которая рассматривается как нелегитимная трата времени с позиции неолиберальной идеологии (никак не связана с личностным ростом, «рыночной ценностью» субъекта, противоречит правилам тайм-менеджмента и т.п). Как правило, такие активности во взрослом возрасте вызывают чувство вины из-за обилия времени на них затрачиваемого; вместе с тем, они же способны вызвать сильные эмоциональные реакции в силу своей связи с прошлым, подростковыми и детскими переживаниями, «временем беспечности». Среди таких активностей могут быть всевозможные бесполезные хобби, коллекционирование не имеющих стоимости предметов, компьютерные игры эпохи приставок и первых персональных компьютеров, чтение приключенческих книг, и т.п. Либо в целом занятия ради самих занятий: подсчет вагонов в проходящем мимо поезде, игры с воображаемым я (не наступать на пересечения плиток, успеть сделать какую-то активность за отведенное время, “секретики”), всевозможные дневники наблюдений, и так далее.

Стремление замедлиться через активность, которая рассматривается как нелегитимная трата времени с позиции неолиберальной идеологии (никак не связана с личностным ростом, «рыночной ценностью» субъекта, противоречит правилам тайм-менеджмента и т.п). Как правило, такие активности во взрослом возрасте вызывают чувство вины из-за обилия времени на них затрачиваемого; вместе с тем, они же способны вызвать сильные эмоциональные реакции в силу своей связи с прошлым, подростковыми и детскими переживаниями, «временем беспечности». Среди таких активностей могут быть всевозможные бесполезные хобби, коллекционирование не имеющих стоимости предметов, компьютерные игры эпохи приставок и первых персональных компьютеров, чтение приключенческих книг, и т.п. Либо в целом занятия ради самих занятий: подсчет вагонов в проходящем мимо поезде, игры с воображаемым я (не наступать на пересечения плиток, успеть сделать какую-то активность за отведенное время, “секретики”), всевозможные дневники наблюдений, и так далее.

Стремление замедлиться через активность, которая рассматривается как нелегитимная трата времени с позиции неолиберальной идеологии (никак не связана с личностным ростом, «рыночной ценностью» субъекта, противоречит правилам тайм-менеджмента и т.п). Как правило, такие активности во взрослом возрасте вызывают чувство вины из-за обилия времени на них затрачиваемого; вместе с тем, они же способны вызвать сильные эмоциональные реакции в силу своей связи с прошлым, подростковыми и детскими переживаниями, «временем беспечности». Среди таких активностей могут быть всевозможные бесполезные хобби, коллекционирование не имеющих стоимости предметов, компьютерные игры эпохи приставок и первых персональных компьютеров, чтение приключенческих книг, и т.п. Либо в целом занятия ради самих занятий: подсчет вагонов в проходящем мимо поезде, игры с воображаемым я (не наступать на пересечения плиток, успеть сделать какую-то активность за отведенное время, “секретики”), всевозможные дневники наблюдений, и так далее.

Стремление замедлиться через активность, которая рассматривается как нелегитимная трата времени с позиции неолиберальной идеологии (никак не связана с личностным ростом, «рыночной ценностью» субъекта, противоречит правилам тайм-менеджмента и т.п). Как правило, такие активности во взрослом возрасте вызывают чувство вины из-за обилия времени на них затрачиваемого; вместе с тем, они же способны вызвать сильные эмоциональные реакции в силу своей связи с прошлым, подростковыми и детскими переживаниями, «временем беспечности». Среди таких активностей могут быть всевозможные бесполезные хобби, коллекционирование не имеющих стоимости предметов, компьютерные игры эпохи приставок и первых персональных компьютеров, чтение приключенческих книг, и т.п. Либо в целом занятия ради самих занятий: подсчет вагонов в проходящем мимо поезде, игры с воображаемым я (не наступать на пересечения плиток, успеть сделать какую-то активность за отведенное время, “секретики”), всевозможные дневники наблюдений, и так далее.

Стремление замедлиться через активность, которая рассматривается как нелегитимная трата времени с позиции неолиберальной идеологии (никак не связана с личностным ростом, «рыночной ценностью» субъекта, противоречит правилам тайм-менеджмента и т.п). Как правило, такие активности во взрослом возрасте вызывают чувство вины из-за обилия времени на них затрачиваемого; вместе с тем, они же способны вызвать сильные эмоциональные реакции в силу своей связи с прошлым, подростковыми и детскими переживаниями, «временем беспечности». Среди таких активностей могут быть всевозможные бесполезные хобби, коллекционирование не имеющих стоимости предметов, компьютерные игры эпохи приставок и первых персональных компьютеров, чтение приключенческих книг, и т.п. Либо в целом занятия ради самих занятий: подсчет вагонов в проходящем мимо поезде, игры с воображаемым я (не наступать на пересечения плиток, успеть сделать какую-то активность за отведенное время, “секретики”), всевозможные дневники наблюдений, и так далее.

Стремление замедлиться через активность, которая рассматривается как нелегитимная трата времени с позиции неолиберальной идеологии (никак не связана с личностным ростом, «рыночной ценностью» субъекта, противоречит правилам тайм-менеджмента и т.п). Как правило, такие активности во взрослом возрасте вызывают чувство вины из-за обилия времени на них затрачиваемого; вместе с тем, они же способны вызвать сильные эмоциональные реакции в силу своей связи с прошлым, подростковыми и детскими переживаниями, «временем беспечности». Среди таких активностей могут быть всевозможные бесполезные хобби, коллекционирование не имеющих стоимости предметов, компьютерные игры эпохи приставок и первых персональных компьютеров, чтение приключенческих книг, и т.п. Либо в целом занятия ради самих занятий: подсчет вагонов в проходящем мимо поезде, игры с воображаемым я (не наступать на пересечения плиток, успеть сделать какую-то активность за отведенное время, “секретики”), всевозможные дневники наблюдений, и так далее.

Стремление замедлиться через активность, которая рассматривается как нелегитимная трата времени с позиции неолиберальной идеологии (никак не связана с личностным ростом, «рыночной ценностью» субъекта, противоречит правилам тайм-менеджмента и т.п). Как правило, такие активности во взрослом возрасте вызывают чувство вины из-за обилия времени на них затрачиваемого; вместе с тем, они же способны вызвать сильные эмоциональные реакции в силу своей связи с прошлым, подростковыми и детскими переживаниями, «временем беспечности». Среди таких активностей могут быть всевозможные бесполезные хобби, коллекционирование не имеющих стоимости предметов, компьютерные игры эпохи приставок и первых персональных компьютеров, чтение приключенческих книг, и т.п. Либо в целом занятия ради самих занятий: подсчет вагонов в проходящем мимо поезде, игры с воображаемым я (не наступать на пересечения плиток, успеть сделать какую-то активность за отведенное время, “секретики”), всевозможные дневники наблюдений, и так далее.

Extensions как дополнения; гибридности; улучшения; ухудшения; вытяжения; расширения; киборгизация; размыкания тела, коллективности, пространства. Extensions автоматизируют быт, наделяют тело новыми чувствованиями, ломают устоявшееся, распределяют коллективность. Хотим ли мы быть самодостаточными, самомотивирующимися, самовосстанавливающимися и самовоспроизводящимися? Хотим ли мы развивать дополнения разного уровня? Что остаётся за бортом биотехнологии? И возможна ли нечеловеческая квирность?

Extensions как дополнения; гибридности; улучшения; ухудшения; вытяжения; расширения; киборгизация; размыкания тела, коллективности, пространства. Extensions автоматизируют быт, наделяют тело новыми чувствованиями, ломают устоявшееся, распределяют коллективность. Хотим ли мы быть самодостаточными, самомотивирующимися, самовосстанавливающимися и самовоспроизводящимися? Хотим ли мы развивать дополнения разного уровня? Что остаётся за бортом биотехнологии? И возможна ли нечеловеческая квирность?

Extensions как дополнения; гибридности; улучшения; ухудшения; вытяжения; расширения; киборгизация; размыкания тела, коллективности, пространства. Extensions автоматизируют быт, наделяют тело новыми чувствованиями, ломают устоявшееся, распределяют коллективность. Хотим ли мы быть самодостаточными, самомотивирующимися, самовосстанавливающимися и самовоспроизводящимися? Хотим ли мы развивать дополнения разного уровня? Что остаётся за бортом биотехнологии? И возможна ли нечеловеческая квирность?

Extensions как дополнения; гибридности; улучшения; ухудшения; вытяжения; расширения; киборгизация; размыкания тела, коллективности, пространства. Extensions автоматизируют быт, наделяют тело новыми чувствованиями, ломают устоявшееся, распределяют коллективность. Хотим ли мы быть самодостаточными, самомотивирующимися, самовосстанавливающимися и самовоспроизводящимися? Хотим ли мы развивать дополнения разного уровня? Что остаётся за бортом биотехнологии? И возможна ли нечеловеческая квирность?

Extensions как дополнения; гибридности; улучшения; ухудшения; вытяжения; расширения; киборгизация; размыкания тела, коллективности, пространства. Extensions автоматизируют быт, наделяют тело новыми чувствованиями, ломают устоявшееся, распределяют коллективность. Хотим ли мы быть самодостаточными, самомотивирующимися, самовосстанавливающимися и самовоспроизводящимися? Хотим ли мы развивать дополнения разного уровня? Что остаётся за бортом биотехнологии? И возможна ли нечеловеческая квирность?

Extensions как дополнения; гибридности; улучшения; ухудшения; вытяжения; расширения; киборгизация; размыкания тела, коллективности, пространства. Extensions автоматизируют быт, наделяют тело новыми чувствованиями, ломают устоявшееся, распределяют коллективность. Хотим ли мы быть самодостаточными, самомотивирующимися, самовосстанавливающимися и самовоспроизводящимися? Хотим ли мы развивать дополнения разного уровня? Что остаётся за бортом биотехнологии? И возможна ли нечеловеческая квирность?

Extensions как дополнения; гибридности; улучшения; ухудшения; вытяжения; расширения; киборгизация; размыкания тела, коллективности, пространства. Extensions автоматизируют быт, наделяют тело новыми чувствованиями, ломают устоявшееся, распределяют коллективность. Хотим ли мы быть самодостаточными, самомотивирующимися, самовосстанавливающимися и самовоспроизводящимися? Хотим ли мы развивать дополнения разного уровня? Что остаётся за бортом биотехнологии? И возможна ли нечеловеческая квирность?

Extensions как дополнения; гибридности; улучшения; ухудшения; вытяжения; расширения; киборгизация; размыкания тела, коллективности, пространства. Extensions автоматизируют быт, наделяют тело новыми чувствованиями, ломают устоявшееся, распределяют коллективность. Хотим ли мы быть самодостаточными, самомотивирующимися, самовосстанавливающимися и самовоспроизводящимися? Хотим ли мы развивать дополнения разного уровня? Что остаётся за бортом биотехнологии? И возможна ли нечеловеческая квирность?

Extensions как дополнения; гибридности; улучшения; ухудшения; вытяжения; расширения; киборгизация; размыкания тела, коллективности, пространства. Extensions автоматизируют быт, наделяют тело новыми чувствованиями, ломают устоявшееся, распределяют коллективность. Хотим ли мы быть самодостаточными, самомотивирующимися, самовосстанавливающимися и самовоспроизводящимися? Хотим ли мы развивать дополнения разного уровня? Что остаётся за бортом биотехнологии? И возможна ли нечеловеческая квирность?

Extensions как дополнения; гибридности; улучшения; ухудшения; вытяжения; расширения; киборгизация; размыкания тела, коллективности, пространства. Extensions автоматизируют быт, наделяют тело новыми чувствованиями, ломают устоявшееся, распределяют коллективность. Хотим ли мы быть самодостаточными, самомотивирующимися, самовосстанавливающимися и самовоспроизводящимися? Хотим ли мы развивать дополнения разного уровня? Что остаётся за бортом биотехнологии? И возможна ли нечеловеческая квирность?

Extensions как дополнения; гибридности; улучшения; ухудшения; вытяжения; расширения; киборгизация; размыкания тела, коллективности, пространства. Extensions автоматизируют быт, наделяют тело новыми чувствованиями, ломают устоявшееся, распределяют коллективность. Хотим ли мы быть самодостаточными, самомотивирующимися, самовосстанавливающимися и самовоспроизводящимися? Хотим ли мы развивать дополнения разного уровня? Что остаётся за бортом биотехнологии? И возможна ли нечеловеческая квирность?

Extensions как дополнения; гибридности; улучшения; ухудшения; вытяжения; расширения; киборгизация; размыкания тела, коллективности, пространства. Extensions автоматизируют быт, наделяют тело новыми чувствованиями, ломают устоявшееся, распределяют коллективность. Хотим ли мы быть самодостаточными, самомотивирующимися, самовосстанавливающимися и самовоспроизводящимися? Хотим ли мы развивать дополнения разного уровня? Что остаётся за бортом биотехнологии? И возможна ли нечеловеческая квирность?

Быть со всеми на короткой ноге, следовать за нежностью коридоров своей компании, возбуждать воображение, не отпускать мысль, не за и не против, быть внутри. Аномалии коридоров. Мутации отношений. Полиамория со светящимся экраном. Эмоция, у которой нет дома, она не принадлежат кому-то одному, она внутри множества тел. Расплывчатая коллаборативная работа. Смутная. Неясная. Туманная. Облачная. Призрачная. Мутная. Облаковидная. Облакоподобная. Туманообразная.

Быть со всеми на короткой ноге, следовать за нежностью коридоров своей компании, возбуждать воображение, не отпускать мысль, не за и не против, быть внутри. Аномалии коридоров. Мутации отношений. Полиамория со светящимся экраном. Эмоция, у которой нет дома, она не принадлежат кому-то одному, она внутри множества тел. Расплывчатая коллаборативная работа. Смутная. Неясная. Туманная. Облачная. Призрачная. Мутная. Облаковидная. Облакоподобная. Туманообразная.

Быть со всеми на короткой ноге, следовать за нежностью коридоров своей компании, возбуждать воображение, не отпускать мысль, не за и не против, быть внутри. Аномалии коридоров. Мутации отношений. Полиамория со светящимся экраном. Эмоция, у которой нет дома, она не принадлежат кому-то одному, она внутри множества тел. Расплывчатая коллаборативная работа. Смутная. Неясная. Туманная. Облачная. Призрачная. Мутная. Облаковидная. Облакоподобная. Туманообразная.

Быть со всеми на короткой ноге, следовать за нежностью коридоров своей компании, возбуждать воображение, не отпускать мысль, не за и не против, быть внутри. Аномалии коридоров. Мутации отношений. Полиамория со светящимся экраном. Эмоция, у которой нет дома, она не принадлежат кому-то одному, она внутри множества тел. Расплывчатая коллаборативная работа. Смутная. Неясная. Туманная. Облачная. Призрачная. Мутная. Облаковидная. Облакоподобная. Туманообразная.

Быть со всеми на короткой ноге, следовать за нежностью коридоров своей компании, возбуждать воображение, не отпускать мысль, не за и не против, быть внутри. Аномалии коридоров. Мутации отношений. Полиамория со светящимся экраном. Эмоция, у которой нет дома, она не принадлежат кому-то одному, она внутри множества тел. Расплывчатая коллаборативная работа. Смутная. Неясная. Туманная. Облачная. Призрачная. Мутная. Облаковидная. Облакоподобная. Туманообразная.

Быть со всеми на короткой ноге, следовать за нежностью коридоров своей компании, возбуждать воображение, не отпускать мысль, не за и не против, быть внутри. Аномалии коридоров. Мутации отношений. Полиамория со светящимся экраном. Эмоция, у которой нет дома, она не принадлежат кому-то одному, она внутри множества тел. Расплывчатая коллаборативная работа. Смутная. Неясная. Туманная. Облачная. Призрачная. Мутная. Облаковидная. Облакоподобная. Туманообразная.

Быть со всеми на короткой ноге, следовать за нежностью коридоров своей компании, возбуждать воображение, не отпускать мысль, не за и не против, быть внутри. Аномалии коридоров. Мутации отношений. Полиамория со светящимся экраном. Эмоция, у которой нет дома, она не принадлежат кому-то одному, она внутри множества тел. Расплывчатая коллаборативная работа. Смутная. Неясная. Туманная. Облачная. Призрачная. Мутная. Облаковидная. Облакоподобная. Туманообразная.

Быть со всеми на короткой ноге, следовать за нежностью коридоров своей компании, возбуждать воображение, не отпускать мысль, не за и не против, быть внутри. Аномалии коридоров. Мутации отношений. Полиамория со светящимся экраном. Эмоция, у которой нет дома, она не принадлежат кому-то одному, она внутри множества тел. Расплывчатая коллаборативная работа. Смутная. Неясная. Туманная. Облачная. Призрачная. Мутная. Облаковидная. Облакоподобная. Туманообразная.

Быть со всеми на короткой ноге, следовать за нежностью коридоров своей компании, возбуждать воображение, не отпускать мысль, не за и не против, быть внутри. Аномалии коридоров. Мутации отношений. Полиамория со светящимся экраном. Эмоция, у которой нет дома, она не принадлежат кому-то одному, она внутри множества тел. Расплывчатая коллаборативная работа. Смутная. Неясная. Туманная. Облачная. Призрачная. Мутная. Облаковидная. Облакоподобная. Туманообразная.

Быть со всеми на короткой ноге, следовать за нежностью коридоров своей компании, возбуждать воображение, не отпускать мысль, не за и не против, быть внутри. Аномалии коридоров. Мутации отношений. Полиамория со светящимся экраном. Эмоция, у которой нет дома, она не принадлежат кому-то одному, она внутри множества тел. Расплывчатая коллаборативная работа. Смутная. Неясная. Туманная. Облачная. Призрачная. Мутная. Облаковидная. Облакоподобная. Туманообразная.

Быть со всеми на короткой ноге, следовать за нежностью коридоров своей компании, возбуждать воображение, не отпускать мысль, не за и не против, быть внутри. Аномалии коридоров. Мутации отношений. Полиамория со светящимся экраном. Эмоция, у которой нет дома, она не принадлежат кому-то одному, она внутри множества тел. Расплывчатая коллаборативная работа. Смутная. Неясная. Туманная. Облачная. Призрачная. Мутная. Облаковидная. Облакоподобная. Туманообразная.

Быть со всеми на короткой ноге, следовать за нежностью коридоров своей компании, возбуждать воображение, не отпускать мысль, не за и не против, быть внутри. Аномалии коридоров. Мутации отношений. Полиамория со светящимся экраном. Эмоция, у которой нет дома, она не принадлежат кому-то одному, она внутри множества тел. Расплывчатая коллаборативная работа. Смутная. Неясная. Туманная. Облачная. Призрачная. Мутная. Облаковидная. Облакоподобная. Туманообразная.

Источник прекарности. Его можно понимать как радикальное разделение труда, движимое желанием снизить издержки производства. Этот процесс неразрывно связан с развитием средств коммуникации, которые позволили резко снизить затраты на координацию производства, делая возможными сложные и адаптирующиеся к условиям рынка цепочки поставок и производства.

Термин появляется в 70-х, тогда, когда модели разделения труда, существующие на предприятиях, производящих товары, начали переноситься в сферу услуг. На производства, которые не были представлены на рынке товаров, например, управление предприятиями, рисками или логистикой.

То, что корпорации промоутируют как “sharing economies”, тоже является аутсорсингом, но уже частному лицу. В этих моделях, например YouDo, Uber или Airbnb, корпорации пытаются подчинить этой модели практически все аспекты функционирования бизнеса — отдавая на аутсорсинг почти все затраты или издержки.

Цитируя Ника Сржничека «Платформенные экономики»:  «Экономные платформы работают через гипер-аутсорсинговую модель, в рамках которой работники отдаются на аутсорсинг, основной капитал отдается на аутсорсинг, затраты на обслуживание отдаются на аутсорсинг, и обучение также отдается на аутсорсинг. Все, что остается, — это чистый извлекаемый минимум: контроль над платформой, позволяющий получить монопольную ренту».

Источник прекарности. Его можно понимать как радикальное разделение труда, движимое желанием снизить издержки производства. Этот процесс неразрывно связан с развитием средств коммуникации, которые позволили резко снизить затраты на координацию производства, делая возможными сложные и адаптирующиеся к условиям рынка цепочки поставок и производства.

Термин появляется в 70-х, тогда, когда модели разделения труда, существующие на предприятиях, производящих товары, начали переноситься в сферу услуг. На производства, которые не были представлены на рынке товаров, например, управление предприятиями, рисками или логистикой.

То, что корпорации промоутируют как “sharing economies”, тоже является аутсорсингом, но уже частному лицу. В этих моделях, например YouDo, Uber или Airbnb, корпорации пытаются подчинить этой модели практически все аспекты функционирования бизнеса — отдавая на аутсорсинг почти все затраты или издержки.

Цитируя Ника Сржничека «Платформенные экономики»:  «Экономные платформы работают через гипер-аутсорсинговую модель, в рамках которой работники отдаются на аутсорсинг, основной капитал отдается на аутсорсинг, затраты на обслуживание отдаются на аутсорсинг, и обучение также отдается на аутсорсинг. Все, что остается, — это чистый извлекаемый минимум: контроль над платформой, позволяющий получить монопольную ренту».

Источник прекарности. Его можно понимать как радикальное разделение труда, движимое желанием снизить издержки производства. Этот процесс неразрывно связан с развитием средств коммуникации, которые позволили резко снизить затраты на координацию производства, делая возможными сложные и адаптирующиеся к условиям рынка цепочки поставок и производства.

Термин появляется в 70-х, тогда, когда модели разделения труда, существующие на предприятиях, производящих товары, начали переноситься в сферу услуг. На производства, которые не были представлены на рынке товаров, например, управление предприятиями, рисками или логистикой.

То, что корпорации промоутируют как “sharing economies”, тоже является аутсорсингом, но уже частному лицу. В этих моделях, например YouDo, Uber или Airbnb, корпорации пытаются подчинить этой модели практически все аспекты функционирования бизнеса — отдавая на аутсорсинг почти все затраты или издержки.

Цитируя Ника Сржничека «Платформенные экономики»:  «Экономные платформы работают через гипер-аутсорсинговую модель, в рамках которой работники отдаются на аутсорсинг, основной капитал отдается на аутсорсинг, затраты на обслуживание отдаются на аутсорсинг, и обучение также отдается на аутсорсинг. Все, что остается, — это чистый извлекаемый минимум: контроль над платформой, позволяющий получить монопольную ренту».

Источник прекарности. Его можно понимать как радикальное разделение труда, движимое желанием снизить издержки производства. Этот процесс неразрывно связан с развитием средств коммуникации, которые позволили резко снизить затраты на координацию производства, делая возможными сложные и адаптирующиеся к условиям рынка цепочки поставок и производства.

Термин появляется в 70-х, тогда, когда модели разделения труда, существующие на предприятиях, производящих товары, начали переноситься в сферу услуг. На производства, которые не были представлены на рынке товаров, например, управление предприятиями, рисками или логистикой.

То, что корпорации промоутируют как “sharing economies”, тоже является аутсорсингом, но уже частному лицу. В этих моделях, например YouDo, Uber или Airbnb, корпорации пытаются подчинить этой модели практически все аспекты функционирования бизнеса — отдавая на аутсорсинг почти все затраты или издержки.

Цитируя Ника Сржничека «Платформенные экономики»:  «Экономные платформы работают через гипер-аутсорсинговую модель, в рамках которой работники отдаются на аутсорсинг, основной капитал отдается на аутсорсинг, затраты на обслуживание отдаются на аутсорсинг, и обучение также отдается на аутсорсинг. Все, что остается, — это чистый извлекаемый минимум: контроль над платформой, позволяющий получить монопольную ренту».

Источник прекарности. Его можно понимать как радикальное разделение труда, движимое желанием снизить издержки производства. Этот процесс неразрывно связан с развитием средств коммуникации, которые позволили резко снизить затраты на координацию производства, делая возможными сложные и адаптирующиеся к условиям рынка цепочки поставок и производства.

Термин появляется в 70-х, тогда, когда модели разделения труда, существующие на предприятиях, производящих товары, начали переноситься в сферу услуг. На производства, которые не были представлены на рынке товаров, например, управление предприятиями, рисками или логистикой.

То, что корпорации промоутируют как “sharing economies”, тоже является аутсорсингом, но уже частному лицу. В этих моделях, например YouDo, Uber или Airbnb, корпорации пытаются подчинить этой модели практически все аспекты функционирования бизнеса — отдавая на аутсорсинг почти все затраты или издержки.

Цитируя Ника Сржничека «Платформенные экономики»:  «Экономные платформы работают через гипер-аутсорсинговую модель, в рамках которой работники отдаются на аутсорсинг, основной капитал отдается на аутсорсинг, затраты на обслуживание отдаются на аутсорсинг, и обучение также отдается на аутсорсинг. Все, что остается, — это чистый извлекаемый минимум: контроль над платформой, позволяющий получить монопольную ренту».

Источник прекарности. Его можно понимать как радикальное разделение труда, движимое желанием снизить издержки производства. Этот процесс неразрывно связан с развитием средств коммуникации, которые позволили резко снизить затраты на координацию производства, делая возможными сложные и адаптирующиеся к условиям рынка цепочки поставок и производства.

Термин появляется в 70-х, тогда, когда модели разделения труда, существующие на предприятиях, производящих товары, начали переноситься в сферу услуг. На производства, которые не были представлены на рынке товаров, например, управление предприятиями, рисками или логистикой.

То, что корпорации промоутируют как “sharing economies”, тоже является аутсорсингом, но уже частному лицу. В этих моделях, например YouDo, Uber или Airbnb, корпорации пытаются подчинить этой модели практически все аспекты функционирования бизнеса — отдавая на аутсорсинг почти все затраты или издержки.

Цитируя Ника Сржничека «Платформенные экономики»:  «Экономные платформы работают через гипер-аутсорсинговую модель, в рамках которой работники отдаются на аутсорсинг, основной капитал отдается на аутсорсинг, затраты на обслуживание отдаются на аутсорсинг, и обучение также отдается на аутсорсинг. Все, что остается, — это чистый извлекаемый минимум: контроль над платформой, позволяющий получить монопольную ренту».

Источник прекарности. Его можно понимать как радикальное разделение труда, движимое желанием снизить издержки производства. Этот процесс неразрывно связан с развитием средств коммуникации, которые позволили резко снизить затраты на координацию производства, делая возможными сложные и адаптирующиеся к условиям рынка цепочки поставок и производства.

Термин появляется в 70-х, тогда, когда модели разделения труда, существующие на предприятиях, производящих товары, начали переноситься в сферу услуг. На производства, которые не были представлены на рынке товаров, например, управление предприятиями, рисками или логистикой.

То, что корпорации промоутируют как “sharing economies”, тоже является аутсорсингом, но уже частному лицу. В этих моделях, например YouDo, Uber или Airbnb, корпорации пытаются подчинить этой модели практически все аспекты функционирования бизнеса — отдавая на аутсорсинг почти все затраты или издержки.

Цитируя Ника Сржничека «Платформенные экономики»:  «Экономные платформы работают через гипер-аутсорсинговую модель, в рамках которой работники отдаются на аутсорсинг, основной капитал отдается на аутсорсинг, затраты на обслуживание отдаются на аутсорсинг, и обучение также отдается на аутсорсинг. Все, что остается, — это чистый извлекаемый минимум: контроль над платформой, позволяющий получить монопольную ренту».

Источник прекарности. Его можно понимать как радикальное разделение труда, движимое желанием снизить издержки производства. Этот процесс неразрывно связан с развитием средств коммуникации, которые позволили резко снизить затраты на координацию производства, делая возможными сложные и адаптирующиеся к условиям рынка цепочки поставок и производства.

Термин появляется в 70-х, тогда, когда модели разделения труда, существующие на предприятиях, производящих товары, начали переноситься в сферу услуг. На производства, которые не были представлены на рынке товаров, например, управление предприятиями, рисками или логистикой.

То, что корпорации промоутируют как “sharing economies”, тоже является аутсорсингом, но уже частному лицу. В этих моделях, например YouDo, Uber или Airbnb, корпорации пытаются подчинить этой модели практически все аспекты функционирования бизнеса — отдавая на аутсорсинг почти все затраты или издержки.

Цитируя Ника Сржничека «Платформенные экономики»:  «Экономные платформы работают через гипер-аутсорсинговую модель, в рамках которой работники отдаются на аутсорсинг, основной капитал отдается на аутсорсинг, затраты на обслуживание отдаются на аутсорсинг, и обучение также отдается на аутсорсинг. Все, что остается, — это чистый извлекаемый минимум: контроль над платформой, позволяющий получить монопольную ренту».

Источник прекарности. Его можно понимать как радикальное разделение труда, движимое желанием снизить издержки производства. Этот процесс неразрывно связан с развитием средств коммуникации, которые позволили резко снизить затраты на координацию производства, делая возможными сложные и адаптирующиеся к условиям рынка цепочки поставок и производства.

Термин появляется в 70-х, тогда, когда модели разделения труда, существующие на предприятиях, производящих товары, начали переноситься в сферу услуг. На производства, которые не были представлены на рынке товаров, например, управление предприятиями, рисками или логистикой.

То, что корпорации промоутируют как “sharing economies”, тоже является аутсорсингом, но уже частному лицу. В этих моделях, например YouDo, Uber или Airbnb, корпорации пытаются подчинить этой модели практически все аспекты функционирования бизнеса — отдавая на аутсорсинг почти все затраты или издержки.

Цитируя Ника Сржничека «Платформенные экономики»:  «Экономные платформы работают через гипер-аутсорсинговую модель, в рамках которой работники отдаются на аутсорсинг, основной капитал отдается на аутсорсинг, затраты на обслуживание отдаются на аутсорсинг, и обучение также отдается на аутсорсинг. Все, что остается, — это чистый извлекаемый минимум: контроль над платформой, позволяющий получить монопольную ренту».

Источник прекарности. Его можно понимать как радикальное разделение труда, движимое желанием снизить издержки производства. Этот процесс неразрывно связан с развитием средств коммуникации, которые позволили резко снизить затраты на координацию производства, делая возможными сложные и адаптирующиеся к условиям рынка цепочки поставок и производства.

Термин появляется в 70-х, тогда, когда модели разделения труда, существующие на предприятиях, производящих товары, начали переноситься в сферу услуг. На производства, которые не были представлены на рынке товаров, например, управление предприятиями, рисками или логистикой.

То, что корпорации промоутируют как “sharing economies”, тоже является аутсорсингом, но уже частному лицу. В этих моделях, например YouDo, Uber или Airbnb, корпорации пытаются подчинить этой модели практически все аспекты функционирования бизнеса — отдавая на аутсорсинг почти все затраты или издержки.

Цитируя Ника Сржничека «Платформенные экономики»:  «Экономные платформы работают через гипер-аутсорсинговую модель, в рамках которой работники отдаются на аутсорсинг, основной капитал отдается на аутсорсинг, затраты на обслуживание отдаются на аутсорсинг, и обучение также отдается на аутсорсинг. Все, что остается, — это чистый извлекаемый минимум: контроль над платформой, позволяющий получить монопольную ренту».

Источник прекарности. Его можно понимать как радикальное разделение труда, движимое желанием снизить издержки производства. Этот процесс неразрывно связан с развитием средств коммуникации, которые позволили резко снизить затраты на координацию производства, делая возможными сложные и адаптирующиеся к условиям рынка цепочки поставок и производства.

Термин появляется в 70-х, тогда, когда модели разделения труда, существующие на предприятиях, производящих товары, начали переноситься в сферу услуг. На производства, которые не были представлены на рынке товаров, например, управление предприятиями, рисками или логистикой.

То, что корпорации промоутируют как “sharing economies”, тоже является аутсорсингом, но уже частному лицу. В этих моделях, например YouDo, Uber или Airbnb, корпорации пытаются подчинить этой модели практически все аспекты функционирования бизнеса — отдавая на аутсорсинг почти все затраты или издержки.

Цитируя Ника Сржничека «Платформенные экономики»:  «Экономные платформы работают через гипер-аутсорсинговую модель, в рамках которой работники отдаются на аутсорсинг, основной капитал отдается на аутсорсинг, затраты на обслуживание отдаются на аутсорсинг, и обучение также отдается на аутсорсинг. Все, что остается, — это чистый извлекаемый минимум: контроль над платформой, позволяющий получить монопольную ренту».

Источник прекарности. Его можно понимать как радикальное разделение труда, движимое желанием снизить издержки производства. Этот процесс неразрывно связан с развитием средств коммуникации, которые позволили резко снизить затраты на координацию производства, делая возможными сложные и адаптирующиеся к условиям рынка цепочки поставок и производства.

Термин появляется в 70-х, тогда, когда модели разделения труда, существующие на предприятиях, производящих товары, начали переноситься в сферу услуг. На производства, которые не были представлены на рынке товаров, например, управление предприятиями, рисками или логистикой.

То, что корпорации промоутируют как “sharing economies”, тоже является аутсорсингом, но уже частному лицу. В этих моделях, например YouDo, Uber или Airbnb, корпорации пытаются подчинить этой модели практически все аспекты функционирования бизнеса — отдавая на аутсорсинг почти все затраты или издержки.

Цитируя Ника Сржничека «Платформенные экономики»:  «Экономные платформы работают через гипер-аутсорсинговую модель, в рамках которой работники отдаются на аутсорсинг, основной капитал отдается на аутсорсинг, затраты на обслуживание отдаются на аутсорсинг, и обучение также отдается на аутсорсинг. Все, что остается, — это чистый извлекаемый минимум: контроль над платформой, позволяющий получить монопольную ренту».

Третья часть “Этики” Спинозы — это ключ к пониманию происхождения этого концепта, поскольку Негри с Хардтом развили эту идею вдохновившись Спинозой. Для них современный мир изменяет саму идею труда, трансформируя его в нематериальный, аффективный труд. Аффекты, согласно Спинозе, — это что-то, что имеет телесную природу, они, своего рода, модификация наших тел, что-то, что неотделимо от нас. Мы должны вспомнить, что Спиноза проводит различие между положительными (радость) аффектами, которые увеличивают нашу власть, и негативными аффектами (грусть), которые делают нас рабами наших страстей. В этом смысле, поле новой формы аффективного труда заключает в себе действительно освободительный потенциал в том смысле, что “Путь радости постоянно открывает новые возможности, расширяет наше поле воображения, наши возможности чувствовать и быть подверженными аффектам, наши возможности к действию и страсти. По мысли Спинозы, есть фактическая взаимосвязь между нашей властью к аффектам (властью нашего ума мыслить и властью нашего тела действовать) и нашей властью быть подверженным аффектам. Чем больше способность нашего ума думать, тем больше его способность быть подверженным идеям другим; чем больше способность нашего тела действовать, тем больше его способность быть подверженным влиянию других тел. И чем больше мы имеем власть мыслить и действовать, объясняет Спиноза, тем более мы взаимодействуем и производим общие отношения с другими. Радость, другими словами, — это действительно результат радостных встреч с другими; встреч, которые увеличивают нашу власть, и эти встречи создаются таким образом, что они продолжаются и повторяются” (Hardt and Negri “Commonwealth”, p. 379). Таким образом, аффекты, понимаемые как что-то, ведущее к кооперации между человеческими, создают возможность для политического освобождения.

Третья часть “Этики” Спинозы — это ключ к пониманию происхождения этого концепта, поскольку Негри с Хардтом развили эту идею вдохновившись Спинозой. Для них современный мир изменяет саму идею труда, трансформируя его в нематериальный, аффективный труд. Аффекты, согласно Спинозе, — это что-то, что имеет телесную природу, они, своего рода, модификация наших тел, что-то, что неотделимо от нас. Мы должны вспомнить, что Спиноза проводит различие между положительными (радость) аффектами, которые увеличивают нашу власть, и негативными аффектами (грусть), которые делают нас рабами наших страстей. В этом смысле, поле новой формы аффективного труда заключает в себе действительно освободительный потенциал в том смысле, что “Путь радости постоянно открывает новые возможности, расширяет наше поле воображения, наши возможности чувствовать и быть подверженными аффектам, наши возможности к действию и страсти. По мысли Спинозы, есть фактическая взаимосвязь между нашей властью к аффектам (властью нашего ума мыслить и властью нашего тела действовать) и нашей властью быть подверженным аффектам. Чем больше способность нашего ума думать, тем больше его способность быть подверженным идеям другим; чем больше способность нашего тела действовать, тем больше его способность быть подверженным влиянию других тел. И чем больше мы имеем власть мыслить и действовать, объясняет Спиноза, тем более мы взаимодействуем и производим общие отношения с другими. Радость, другими словами, — это действительно результат радостных встреч с другими; встреч, которые увеличивают нашу власть, и эти встречи создаются таким образом, что они продолжаются и повторяются” (Hardt and Negri “Commonwealth”, p. 379). Таким образом, аффекты, понимаемые как что-то, ведущее к кооперации между человеческими, создают возможность для политического освобождения.

Третья часть “Этики” Спинозы — это ключ к пониманию происхождения этого концепта, поскольку Негри с Хардтом развили эту идею вдохновившись Спинозой. Для них современный мир изменяет саму идею труда, трансформируя его в нематериальный, аффективный труд. Аффекты, согласно Спинозе, — это что-то, что имеет телесную природу, они, своего рода, модификация наших тел, что-то, что неотделимо от нас. Мы должны вспомнить, что Спиноза проводит различие между положительными (радость) аффектами, которые увеличивают нашу власть, и негативными аффектами (грусть), которые делают нас рабами наших страстей. В этом смысле, поле новой формы аффективного труда заключает в себе действительно освободительный потенциал в том смысле, что “Путь радости постоянно открывает новые возможности, расширяет наше поле воображения, наши возможности чувствовать и быть подверженными аффектам, наши возможности к действию и страсти. По мысли Спинозы, есть фактическая взаимосвязь между нашей властью к аффектам (властью нашего ума мыслить и властью нашего тела действовать) и нашей властью быть подверженным аффектам. Чем больше способность нашего ума думать, тем больше его способность быть подверженным идеям другим; чем больше способность нашего тела действовать, тем больше его способность быть подверженным влиянию других тел. И чем больше мы имеем власть мыслить и действовать, объясняет Спиноза, тем более мы взаимодействуем и производим общие отношения с другими. Радость, другими словами, — это действительно результат радостных встреч с другими; встреч, которые увеличивают нашу власть, и эти встречи создаются таким образом, что они продолжаются и повторяются” (Hardt and Negri “Commonwealth”, p. 379). Таким образом, аффекты, понимаемые как что-то, ведущее к кооперации между человеческими, создают возможность для политического освобождения.

Третья часть “Этики” Спинозы — это ключ к пониманию происхождения этого концепта, поскольку Негри с Хардтом развили эту идею вдохновившись Спинозой. Для них современный мир изменяет саму идею труда, трансформируя его в нематериальный, аффективный труд. Аффекты, согласно Спинозе, — это что-то, что имеет телесную природу, они, своего рода, модификация наших тел, что-то, что неотделимо от нас. Мы должны вспомнить, что Спиноза проводит различие между положительными (радость) аффектами, которые увеличивают нашу власть, и негативными аффектами (грусть), которые делают нас рабами наших страстей. В этом смысле, поле новой формы аффективного труда заключает в себе действительно освободительный потенциал в том смысле, что “Путь радости постоянно открывает новые возможности, расширяет наше поле воображения, наши возможности чувствовать и быть подверженными аффектам, наши возможности к действию и страсти. По мысли Спинозы, есть фактическая взаимосвязь между нашей властью к аффектам (властью нашего ума мыслить и властью нашего тела действовать) и нашей властью быть подверженным аффектам. Чем больше способность нашего ума думать, тем больше его способность быть подверженным идеям другим; чем больше способность нашего тела действовать, тем больше его способность быть подверженным влиянию других тел. И чем больше мы имеем власть мыслить и действовать, объясняет Спиноза, тем более мы взаимодействуем и производим общие отношения с другими. Радость, другими словами, — это действительно результат радостных встреч с другими; встреч, которые увеличивают нашу власть, и эти встречи создаются таким образом, что они продолжаются и повторяются” (Hardt and Negri “Commonwealth”, p. 379). Таким образом, аффекты, понимаемые как что-то, ведущее к кооперации между человеческими, создают возможность для политического освобождения.

Третья часть “Этики” Спинозы — это ключ к пониманию происхождения этого концепта, поскольку Негри с Хардтом развили эту идею вдохновившись Спинозой. Для них современный мир изменяет саму идею труда, трансформируя его в нематериальный, аффективный труд. Аффекты, согласно Спинозе, — это что-то, что имеет телесную природу, они, своего рода, модификация наших тел, что-то, что неотделимо от нас. Мы должны вспомнить, что Спиноза проводит различие между положительными (радость) аффектами, которые увеличивают нашу власть, и негативными аффектами (грусть), которые делают нас рабами наших страстей. В этом смысле, поле новой формы аффективного труда заключает в себе действительно освободительный потенциал в том смысле, что “Путь радости постоянно открывает новые возможности, расширяет наше поле воображения, наши возможности чувствовать и быть подверженными аффектам, наши возможности к действию и страсти. По мысли Спинозы, есть фактическая взаимосвязь между нашей властью к аффектам (властью нашего ума мыслить и властью нашего тела действовать) и нашей властью быть подверженным аффектам. Чем больше способность нашего ума думать, тем больше его способность быть подверженным идеям другим; чем больше способность нашего тела действовать, тем больше его способность быть подверженным влиянию других тел. И чем больше мы имеем власть мыслить и действовать, объясняет Спиноза, тем более мы взаимодействуем и производим общие отношения с другими. Радость, другими словами, — это действительно результат радостных встреч с другими; встреч, которые увеличивают нашу власть, и эти встречи создаются таким образом, что они продолжаются и повторяются” (Hardt and Negri “Commonwealth”, p. 379). Таким образом, аффекты, понимаемые как что-то, ведущее к кооперации между человеческими, создают возможность для политического освобождения.

Третья часть “Этики” Спинозы — это ключ к пониманию происхождения этого концепта, поскольку Негри с Хардтом развили эту идею вдохновившись Спинозой. Для них современный мир изменяет саму идею труда, трансформируя его в нематериальный, аффективный труд. Аффекты, согласно Спинозе, — это что-то, что имеет телесную природу, они, своего рода, модификация наших тел, что-то, что неотделимо от нас. Мы должны вспомнить, что Спиноза проводит различие между положительными (радость) аффектами, которые увеличивают нашу власть, и негативными аффектами (грусть), которые делают нас рабами наших страстей. В этом смысле, поле новой формы аффективного труда заключает в себе действительно освободительный потенциал в том смысле, что “Путь радости постоянно открывает новые возможности, расширяет наше поле воображения, наши возможности чувствовать и быть подверженными аффектам, наши возможности к действию и страсти. По мысли Спинозы, есть фактическая взаимосвязь между нашей властью к аффектам (властью нашего ума мыслить и властью нашего тела действовать) и нашей властью быть подверженным аффектам. Чем больше способность нашего ума думать, тем больше его способность быть подверженным идеям другим; чем больше способность нашего тела действовать, тем больше его способность быть подверженным влиянию других тел. И чем больше мы имеем власть мыслить и действовать, объясняет Спиноза, тем более мы взаимодействуем и производим общие отношения с другими. Радость, другими словами, — это действительно результат радостных встреч с другими; встреч, которые увеличивают нашу власть, и эти встречи создаются таким образом, что они продолжаются и повторяются” (Hardt and Negri “Commonwealth”, p. 379). Таким образом, аффекты, понимаемые как что-то, ведущее к кооперации между человеческими, создают возможность для политического освобождения.

Третья часть “Этики” Спинозы — это ключ к пониманию происхождения этого концепта, поскольку Негри с Хардтом развили эту идею вдохновившись Спинозой. Для них современный мир изменяет саму идею труда, трансформируя его в нематериальный, аффективный труд. Аффекты, согласно Спинозе, — это что-то, что имеет телесную природу, они, своего рода, модификация наших тел, что-то, что неотделимо от нас. Мы должны вспомнить, что Спиноза проводит различие между положительными (радость) аффектами, которые увеличивают нашу власть, и негативными аффектами (грусть), которые делают нас рабами наших страстей. В этом смысле, поле новой формы аффективного труда заключает в себе действительно освободительный потенциал в том смысле, что “Путь радости постоянно открывает новые возможности, расширяет наше поле воображения, наши возможности чувствовать и быть подверженными аффектам, наши возможности к действию и страсти. По мысли Спинозы, есть фактическая взаимосвязь между нашей властью к аффектам (властью нашего ума мыслить и властью нашего тела действовать) и нашей властью быть подверженным аффектам. Чем больше способность нашего ума думать, тем больше его способность быть подверженным идеям другим; чем больше способность нашего тела действовать, тем больше его способность быть подверженным влиянию других тел. И чем больше мы имеем власть мыслить и действовать, объясняет Спиноза, тем более мы взаимодействуем и производим общие отношения с другими. Радость, другими словами, — это действительно результат радостных встреч с другими; встреч, которые увеличивают нашу власть, и эти встречи создаются таким образом, что они продолжаются и повторяются” (Hardt and Negri “Commonwealth”, p. 379). Таким образом, аффекты, понимаемые как что-то, ведущее к кооперации между человеческими, создают возможность для политического освобождения.

Третья часть “Этики” Спинозы — это ключ к пониманию происхождения этого концепта, поскольку Негри с Хардтом развили эту идею вдохновившись Спинозой. Для них современный мир изменяет саму идею труда, трансформируя его в нематериальный, аффективный труд. Аффекты, согласно Спинозе, — это что-то, что имеет телесную природу, они, своего рода, модификация наших тел, что-то, что неотделимо от нас. Мы должны вспомнить, что Спиноза проводит различие между положительными (радость) аффектами, которые увеличивают нашу власть, и негативными аффектами (грусть), которые делают нас рабами наших страстей. В этом смысле, поле новой формы аффективного труда заключает в себе действительно освободительный потенциал в том смысле, что “Путь радости постоянно открывает новые возможности, расширяет наше поле воображения, наши возможности чувствовать и быть подверженными аффектам, наши возможности к действию и страсти. По мысли Спинозы, есть фактическая взаимосвязь между нашей властью к аффектам (властью нашего ума мыслить и властью нашего тела действовать) и нашей властью быть подверженным аффектам. Чем больше способность нашего ума думать, тем больше его способность быть подверженным идеям другим; чем больше способность нашего тела действовать, тем больше его способность быть подверженным влиянию других тел. И чем больше мы имеем власть мыслить и действовать, объясняет Спиноза, тем более мы взаимодействуем и производим общие отношения с другими. Радость, другими словами, — это действительно результат радостных встреч с другими; встреч, которые увеличивают нашу власть, и эти встречи создаются таким образом, что они продолжаются и повторяются” (Hardt and Negri “Commonwealth”, p. 379). Таким образом, аффекты, понимаемые как что-то, ведущее к кооперации между человеческими, создают возможность для политического освобождения.

Третья часть “Этики” Спинозы — это ключ к пониманию происхождения этого концепта, поскольку Негри с Хардтом развили эту идею вдохновившись Спинозой. Для них современный мир изменяет саму идею труда, трансформируя его в нематериальный, аффективный труд. Аффекты, согласно Спинозе, — это что-то, что имеет телесную природу, они, своего рода, модификация наших тел, что-то, что неотделимо от нас. Мы должны вспомнить, что Спиноза проводит различие между положительными (радость) аффектами, которые увеличивают нашу власть, и негативными аффектами (грусть), которые делают нас рабами наших страстей. В этом смысле, поле новой формы аффективного труда заключает в себе действительно освободительный потенциал в том смысле, что “Путь радости постоянно открывает новые возможности, расширяет наше поле воображения, наши возможности чувствовать и быть подверженными аффектам, наши возможности к действию и страсти. По мысли Спинозы, есть фактическая взаимосвязь между нашей властью к аффектам (властью нашего ума мыслить и властью нашего тела действовать) и нашей властью быть подверженным аффектам. Чем больше способность нашего ума думать, тем больше его способность быть подверженным идеям другим; чем больше способность нашего тела действовать, тем больше его способность быть подверженным влиянию других тел. И чем больше мы имеем власть мыслить и действовать, объясняет Спиноза, тем более мы взаимодействуем и производим общие отношения с другими. Радость, другими словами, — это действительно результат радостных встреч с другими; встреч, которые увеличивают нашу власть, и эти встречи создаются таким образом, что они продолжаются и повторяются” (Hardt and Negri “Commonwealth”, p. 379). Таким образом, аффекты, понимаемые как что-то, ведущее к кооперации между человеческими, создают возможность для политического освобождения.

Третья часть “Этики” Спинозы — это ключ к пониманию происхождения этого концепта, поскольку Негри с Хардтом развили эту идею вдохновившись Спинозой. Для них современный мир изменяет саму идею труда, трансформируя его в нематериальный, аффективный труд. Аффекты, согласно Спинозе, — это что-то, что имеет телесную природу, они, своего рода, модификация наших тел, что-то, что неотделимо от нас. Мы должны вспомнить, что Спиноза проводит различие между положительными (радость) аффектами, которые увеличивают нашу власть, и негативными аффектами (грусть), которые делают нас рабами наших страстей. В этом смысле, поле новой формы аффективного труда заключает в себе действительно освободительный потенциал в том смысле, что “Путь радости постоянно открывает новые возможности, расширяет наше поле воображения, наши возможности чувствовать и быть подверженными аффектам, наши возможности к действию и страсти. По мысли Спинозы, есть фактическая взаимосвязь между нашей властью к аффектам (властью нашего ума мыслить и властью нашего тела действовать) и нашей властью быть подверженным аффектам. Чем больше способность нашего ума думать, тем больше его способность быть подверженным идеям другим; чем больше способность нашего тела действовать, тем больше его способность быть подверженным влиянию других тел. И чем больше мы имеем власть мыслить и действовать, объясняет Спиноза, тем более мы взаимодействуем и производим общие отношения с другими. Радость, другими словами, — это действительно результат радостных встреч с другими; встреч, которые увеличивают нашу власть, и эти встречи создаются таким образом, что они продолжаются и повторяются” (Hardt and Negri “Commonwealth”, p. 379). Таким образом, аффекты, понимаемые как что-то, ведущее к кооперации между человеческими, создают возможность для политического освобождения.

Третья часть “Этики” Спинозы — это ключ к пониманию происхождения этого концепта, поскольку Негри с Хардтом развили эту идею вдохновившись Спинозой. Для них современный мир изменяет саму идею труда, трансформируя его в нематериальный, аффективный труд. Аффекты, согласно Спинозе, — это что-то, что имеет телесную природу, они, своего рода, модификация наших тел, что-то, что неотделимо от нас. Мы должны вспомнить, что Спиноза проводит различие между положительными (радость) аффектами, которые увеличивают нашу власть, и негативными аффектами (грусть), которые делают нас рабами наших страстей. В этом смысле, поле новой формы аффективного труда заключает в себе действительно освободительный потенциал в том смысле, что “Путь радости постоянно открывает новые возможности, расширяет наше поле воображения, наши возможности чувствовать и быть подверженными аффектам, наши возможности к действию и страсти. По мысли Спинозы, есть фактическая взаимосвязь между нашей властью к аффектам (властью нашего ума мыслить и властью нашего тела действовать) и нашей властью быть подверженным аффектам. Чем больше способность нашего ума думать, тем больше его способность быть подверженным идеям другим; чем больше способность нашего тела действовать, тем больше его способность быть подверженным влиянию других тел. И чем больше мы имеем власть мыслить и действовать, объясняет Спиноза, тем более мы взаимодействуем и производим общие отношения с другими. Радость, другими словами, — это действительно результат радостных встреч с другими; встреч, которые увеличивают нашу власть, и эти встречи создаются таким образом, что они продолжаются и повторяются” (Hardt and Negri “Commonwealth”, p. 379). Таким образом, аффекты, понимаемые как что-то, ведущее к кооперации между человеческими, создают возможность для политического освобождения.

Третья часть “Этики” Спинозы — это ключ к пониманию происхождения этого концепта, поскольку Негри с Хардтом развили эту идею вдохновившись Спинозой. Для них современный мир изменяет саму идею труда, трансформируя его в нематериальный, аффективный труд. Аффекты, согласно Спинозе, — это что-то, что имеет телесную природу, они, своего рода, модификация наших тел, что-то, что неотделимо от нас. Мы должны вспомнить, что Спиноза проводит различие между положительными (радость) аффектами, которые увеличивают нашу власть, и негативными аффектами (грусть), которые делают нас рабами наших страстей. В этом смысле, поле новой формы аффективного труда заключает в себе действительно освободительный потенциал в том смысле, что “Путь радости постоянно открывает новые возможности, расширяет наше поле воображения, наши возможности чувствовать и быть подверженными аффектам, наши возможности к действию и страсти. По мысли Спинозы, есть фактическая взаимосвязь между нашей властью к аффектам (властью нашего ума мыслить и властью нашего тела действовать) и нашей властью быть подверженным аффектам. Чем больше способность нашего ума думать, тем больше его способность быть подверженным идеям другим; чем больше способность нашего тела действовать, тем больше его способность быть подверженным влиянию других тел. И чем больше мы имеем власть мыслить и действовать, объясняет Спиноза, тем более мы взаимодействуем и производим общие отношения с другими. Радость, другими словами, — это действительно результат радостных встреч с другими; встреч, которые увеличивают нашу власть, и эти встречи создаются таким образом, что они продолжаются и повторяются” (Hardt and Negri “Commonwealth”, p. 379). Таким образом, аффекты, понимаемые как что-то, ведущее к кооперации между человеческими, создают возможность для политического освобождения.

1. Поверхностное, неглубокое з. Пр. употребл.: «… это значит, что если кто выпендривается своим быстрым знанием, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!», В. Драгунский, «Тайное становится явным» из цикла «Денискины рассказы», 1960.
2. З., приобретенное быстрым способом, для дальнейшей его конвертации в продукт. Способами приобретения б. з. могут быть, например, воркшопы, интервью, т. д., приносящие наибольшую результативность в кратчайшие сроки. Пр. употребл.: «Очевидно, что впечатляющее обогащение восьмидесятилетних в 1900-1910-е годы не было обусловлено быстрым знанием или предпринимательской деятельностью: трудно поверить в то, что они каждое утро начинали с создания очередного стартапа.», Т. Пикетти, «Капитал в ХХI веке», 2015.

1. Поверхностное, неглубокое з. Пр. употребл.: «… это значит, что если кто выпендривается своим быстрым знанием, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!», В. Драгунский, «Тайное становится явным» из цикла «Денискины рассказы», 1960.
2. З., приобретенное быстрым способом, для дальнейшей его конвертации в продукт. Способами приобретения б. з. могут быть, например, воркшопы, интервью, т. д., приносящие наибольшую результативность в кратчайшие сроки. Пр. употребл.: «Очевидно, что впечатляющее обогащение восьмидесятилетних в 1900-1910-е годы не было обусловлено быстрым знанием или предпринимательской деятельностью: трудно поверить в то, что они каждое утро начинали с создания очередного стартапа.», Т. Пикетти, «Капитал в ХХI веке», 2015.

1. Поверхностное, неглубокое з. Пр. употребл.: «… это значит, что если кто выпендривается своим быстрым знанием, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!», В. Драгунский, «Тайное становится явным» из цикла «Денискины рассказы», 1960.
2. З., приобретенное быстрым способом, для дальнейшей его конвертации в продукт. Способами приобретения б. з. могут быть, например, воркшопы, интервью, т. д., приносящие наибольшую результативность в кратчайшие сроки. Пр. употребл.: «Очевидно, что впечатляющее обогащение восьмидесятилетних в 1900-1910-е годы не было обусловлено быстрым знанием или предпринимательской деятельностью: трудно поверить в то, что они каждое утро начинали с создания очередного стартапа.», Т. Пикетти, «Капитал в ХХI веке», 2015.

1. Поверхностное, неглубокое з. Пр. употребл.: «… это значит, что если кто выпендривается своим быстрым знанием, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!», В. Драгунский, «Тайное становится явным» из цикла «Денискины рассказы», 1960.
2. З., приобретенное быстрым способом, для дальнейшей его конвертации в продукт. Способами приобретения б. з. могут быть, например, воркшопы, интервью, т. д., приносящие наибольшую результативность в кратчайшие сроки. Пр. употребл.: «Очевидно, что впечатляющее обогащение восьмидесятилетних в 1900-1910-е годы не было обусловлено быстрым знанием или предпринимательской деятельностью: трудно поверить в то, что они каждое утро начинали с создания очередного стартапа.», Т. Пикетти, «Капитал в ХХI веке», 2015.

1. Поверхностное, неглубокое з. Пр. употребл.: «… это значит, что если кто выпендривается своим быстрым знанием, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!», В. Драгунский, «Тайное становится явным» из цикла «Денискины рассказы», 1960.
2. З., приобретенное быстрым способом, для дальнейшей его конвертации в продукт. Способами приобретения б. з. могут быть, например, воркшопы, интервью, т. д., приносящие наибольшую результативность в кратчайшие сроки. Пр. употребл.: «Очевидно, что впечатляющее обогащение восьмидесятилетних в 1900-1910-е годы не было обусловлено быстрым знанием или предпринимательской деятельностью: трудно поверить в то, что они каждое утро начинали с создания очередного стартапа.», Т. Пикетти, «Капитал в ХХI веке», 2015.

1. Поверхностное, неглубокое з. Пр. употребл.: «… это значит, что если кто выпендривается своим быстрым знанием, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!», В. Драгунский, «Тайное становится явным» из цикла «Денискины рассказы», 1960.
2. З., приобретенное быстрым способом, для дальнейшей его конвертации в продукт. Способами приобретения б. з. могут быть, например, воркшопы, интервью, т. д., приносящие наибольшую результативность в кратчайшие сроки. Пр. употребл.: «Очевидно, что впечатляющее обогащение восьмидесятилетних в 1900-1910-е годы не было обусловлено быстрым знанием или предпринимательской деятельностью: трудно поверить в то, что они каждое утро начинали с создания очередного стартапа.», Т. Пикетти, «Капитал в ХХI веке», 2015.

1. Поверхностное, неглубокое з. Пр. употребл.: «… это значит, что если кто выпендривается своим быстрым знанием, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!», В. Драгунский, «Тайное становится явным» из цикла «Денискины рассказы», 1960.
2. З., приобретенное быстрым способом, для дальнейшей его конвертации в продукт. Способами приобретения б. з. могут быть, например, воркшопы, интервью, т. д., приносящие наибольшую результативность в кратчайшие сроки. Пр. употребл.: «Очевидно, что впечатляющее обогащение восьмидесятилетних в 1900-1910-е годы не было обусловлено быстрым знанием или предпринимательской деятельностью: трудно поверить в то, что они каждое утро начинали с создания очередного стартапа.», Т. Пикетти, «Капитал в ХХI веке», 2015.

1. Поверхностное, неглубокое з. Пр. употребл.: «… это значит, что если кто выпендривается своим быстрым знанием, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!», В. Драгунский, «Тайное становится явным» из цикла «Денискины рассказы», 1960.
2. З., приобретенное быстрым способом, для дальнейшей его конвертации в продукт. Способами приобретения б. з. могут быть, например, воркшопы, интервью, т. д., приносящие наибольшую результативность в кратчайшие сроки. Пр. употребл.: «Очевидно, что впечатляющее обогащение восьмидесятилетних в 1900-1910-е годы не было обусловлено быстрым знанием или предпринимательской деятельностью: трудно поверить в то, что они каждое утро начинали с создания очередного стартапа.», Т. Пикетти, «Капитал в ХХI веке», 2015.

1. Поверхностное, неглубокое з. Пр. употребл.: «… это значит, что если кто выпендривается своим быстрым знанием, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!», В. Драгунский, «Тайное становится явным» из цикла «Денискины рассказы», 1960.
2. З., приобретенное быстрым способом, для дальнейшей его конвертации в продукт. Способами приобретения б. з. могут быть, например, воркшопы, интервью, т. д., приносящие наибольшую результативность в кратчайшие сроки. Пр. употребл.: «Очевидно, что впечатляющее обогащение восьмидесятилетних в 1900-1910-е годы не было обусловлено быстрым знанием или предпринимательской деятельностью: трудно поверить в то, что они каждое утро начинали с создания очередного стартапа.», Т. Пикетти, «Капитал в ХХI веке», 2015.

1. Поверхностное, неглубокое з. Пр. употребл.: «… это значит, что если кто выпендривается своим быстрым знанием, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!», В. Драгунский, «Тайное становится явным» из цикла «Денискины рассказы», 1960.
2. З., приобретенное быстрым способом, для дальнейшей его конвертации в продукт. Способами приобретения б. з. могут быть, например, воркшопы, интервью, т. д., приносящие наибольшую результативность в кратчайшие сроки. Пр. употребл.: «Очевидно, что впечатляющее обогащение восьмидесятилетних в 1900-1910-е годы не было обусловлено быстрым знанием или предпринимательской деятельностью: трудно поверить в то, что они каждое утро начинали с создания очередного стартапа.», Т. Пикетти, «Капитал в ХХI веке», 2015.

1. Поверхностное, неглубокое з. Пр. употребл.: «… это значит, что если кто выпендривается своим быстрым знанием, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!», В. Драгунский, «Тайное становится явным» из цикла «Денискины рассказы», 1960.
2. З., приобретенное быстрым способом, для дальнейшей его конвертации в продукт. Способами приобретения б. з. могут быть, например, воркшопы, интервью, т. д., приносящие наибольшую результативность в кратчайшие сроки. Пр. употребл.: «Очевидно, что впечатляющее обогащение восьмидесятилетних в 1900-1910-е годы не было обусловлено быстрым знанием или предпринимательской деятельностью: трудно поверить в то, что они каждое утро начинали с создания очередного стартапа.», Т. Пикетти, «Капитал в ХХI веке», 2015.

1. Поверхностное, неглубокое з. Пр. употребл.: «… это значит, что если кто выпендривается своим быстрым знанием, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!», В. Драгунский, «Тайное становится явным» из цикла «Денискины рассказы», 1960.
2. З., приобретенное быстрым способом, для дальнейшей его конвертации в продукт. Способами приобретения б. з. могут быть, например, воркшопы, интервью, т. д., приносящие наибольшую результативность в кратчайшие сроки. Пр. употребл.: «Очевидно, что впечатляющее обогащение восьмидесятилетних в 1900-1910-е годы не было обусловлено быстрым знанием или предпринимательской деятельностью: трудно поверить в то, что они каждое утро начинали с создания очередного стартапа.», Т. Пикетти, «Капитал в ХХI веке», 2015.

Великий камень распадался в ее разгоряченном мозгу на несколько составляющих: это образ камня, материальность которого она исследовала в компьютерных играх; пустоты, траншеи и все прочие отравляющие следы добывающего капитализма — ее тело увязало в горячих и влажных простынях — и отношение к земле вне позиций присвоения. Она терялась и запутывалась в лесных зарослях, вырубках и неточностях гугл-карт между деревушкой с языческим названием и одноименным индустриальным парком Китайской Народной Республики. Ей хотелось захватить эти «производства завтрашнего дня».

Великий камень распадался в ее разгоряченном мозгу на несколько составляющих: это образ камня, материальность которого она исследовала в компьютерных играх; пустоты, траншеи и все прочие отравляющие следы добывающего капитализма — ее тело увязало в горячих и влажных простынях — и отношение к земле вне позиций присвоения. Она терялась и запутывалась в лесных зарослях, вырубках и неточностях гугл-карт между деревушкой с языческим названием и одноименным индустриальным парком Китайской Народной Республики. Ей хотелось захватить эти «производства завтрашнего дня».

Великий камень распадался в ее разгоряченном мозгу на несколько составляющих: это образ камня, материальность которого она исследовала в компьютерных играх; пустоты, траншеи и все прочие отравляющие следы добывающего капитализма — ее тело увязало в горячих и влажных простынях — и отношение к земле вне позиций присвоения. Она терялась и запутывалась в лесных зарослях, вырубках и неточностях гугл-карт между деревушкой с языческим названием и одноименным индустриальным парком Китайской Народной Республики. Ей хотелось захватить эти «производства завтрашнего дня».

Великий камень распадался в ее разгоряченном мозгу на несколько составляющих: это образ камня, материальность которого она исследовала в компьютерных играх; пустоты, траншеи и все прочие отравляющие следы добывающего капитализма — ее тело увязало в горячих и влажных простынях — и отношение к земле вне позиций присвоения. Она терялась и запутывалась в лесных зарослях, вырубках и неточностях гугл-карт между деревушкой с языческим названием и одноименным индустриальным парком Китайской Народной Республики. Ей хотелось захватить эти «производства завтрашнего дня».

Великий камень распадался в ее разгоряченном мозгу на несколько составляющих: это образ камня, материальность которого она исследовала в компьютерных играх; пустоты, траншеи и все прочие отравляющие следы добывающего капитализма — ее тело увязало в горячих и влажных простынях — и отношение к земле вне позиций присвоения. Она терялась и запутывалась в лесных зарослях, вырубках и неточностях гугл-карт между деревушкой с языческим названием и одноименным индустриальным парком Китайской Народной Республики. Ей хотелось захватить эти «производства завтрашнего дня».

Великий камень распадался в ее разгоряченном мозгу на несколько составляющих: это образ камня, материальность которого она исследовала в компьютерных играх; пустоты, траншеи и все прочие отравляющие следы добывающего капитализма — ее тело увязало в горячих и влажных простынях — и отношение к земле вне позиций присвоения. Она терялась и запутывалась в лесных зарослях, вырубках и неточностях гугл-карт между деревушкой с языческим названием и одноименным индустриальным парком Китайской Народной Республики. Ей хотелось захватить эти «производства завтрашнего дня».

Великий камень распадался в ее разгоряченном мозгу на несколько составляющих: это образ камня, материальность которого она исследовала в компьютерных играх; пустоты, траншеи и все прочие отравляющие следы добывающего капитализма — ее тело увязало в горячих и влажных простынях — и отношение к земле вне позиций присвоения. Она терялась и запутывалась в лесных зарослях, вырубках и неточностях гугл-карт между деревушкой с языческим названием и одноименным индустриальным парком Китайской Народной Республики. Ей хотелось захватить эти «производства завтрашнего дня».

Великий камень распадался в ее разгоряченном мозгу на несколько составляющих: это образ камня, материальность которого она исследовала в компьютерных играх; пустоты, траншеи и все прочие отравляющие следы добывающего капитализма — ее тело увязало в горячих и влажных простынях — и отношение к земле вне позиций присвоения. Она терялась и запутывалась в лесных зарослях, вырубках и неточностях гугл-карт между деревушкой с языческим названием и одноименным индустриальным парком Китайской Народной Республики. Ей хотелось захватить эти «производства завтрашнего дня».

Великий камень распадался в ее разгоряченном мозгу на несколько составляющих: это образ камня, материальность которого она исследовала в компьютерных играх; пустоты, траншеи и все прочие отравляющие следы добывающего капитализма — ее тело увязало в горячих и влажных простынях — и отношение к земле вне позиций присвоения. Она терялась и запутывалась в лесных зарослях, вырубках и неточностях гугл-карт между деревушкой с языческим названием и одноименным индустриальным парком Китайской Народной Республики. Ей хотелось захватить эти «производства завтрашнего дня».

Великий камень распадался в ее разгоряченном мозгу на несколько составляющих: это образ камня, материальность которого она исследовала в компьютерных играх; пустоты, траншеи и все прочие отравляющие следы добывающего капитализма — ее тело увязало в горячих и влажных простынях — и отношение к земле вне позиций присвоения. Она терялась и запутывалась в лесных зарослях, вырубках и неточностях гугл-карт между деревушкой с языческим названием и одноименным индустриальным парком Китайской Народной Республики. Ей хотелось захватить эти «производства завтрашнего дня».

Великий камень распадался в ее разгоряченном мозгу на несколько составляющих: это образ камня, материальность которого она исследовала в компьютерных играх; пустоты, траншеи и все прочие отравляющие следы добывающего капитализма — ее тело увязало в горячих и влажных простынях — и отношение к земле вне позиций присвоения. Она терялась и запутывалась в лесных зарослях, вырубках и неточностях гугл-карт между деревушкой с языческим названием и одноименным индустриальным парком Китайской Народной Республики. Ей хотелось захватить эти «производства завтрашнего дня».

Великий камень распадался в ее разгоряченном мозгу на несколько составляющих: это образ камня, материальность которого она исследовала в компьютерных играх; пустоты, траншеи и все прочие отравляющие следы добывающего капитализма — ее тело увязало в горячих и влажных простынях — и отношение к земле вне позиций присвоения. Она терялась и запутывалась в лесных зарослях, вырубках и неточностях гугл-карт между деревушкой с языческим названием и одноименным индустриальным парком Китайской Народной Республики. Ей хотелось захватить эти «производства завтрашнего дня».

Отдельные зоны ее мозга гудели от силы связей, которые так никогда и не произошли. Она хотела быть заботливой по отношению к тому, что ее окружало, но она не знала, что это значит. Комок сдавливал ее горло, вертикально захватывая и снова отпуская ее. «Волны страха», – подумала она. Она хотела написать вирус, который был бы освободительным по отношению к поперечным линиям развития миров, которые проживают интерфейсы и персонажи, мимо которых ты проносишься, не замечая. Она хотела, чтобы их агентность звучала в полный голос. Вирус, генерирующий новые миры. «Но вирус-сателлит не способен быть самостоятельным, он нуждается во вспомогательном вирусе для полноценной репликации заботы».

Отдельные зоны ее мозга гудели от силы связей, которые так никогда и не произошли. Она хотела быть заботливой по отношению к тому, что ее окружало, но она не знала, что это значит. Комок сдавливал ее горло, вертикально захватывая и снова отпуская ее. «Волны страха», – подумала она. Она хотела написать вирус, который был бы освободительным по отношению к поперечным линиям развития миров, которые проживают интерфейсы и персонажи, мимо которых ты проносишься, не замечая. Она хотела, чтобы их агентность звучала в полный голос. Вирус, генерирующий новые миры. «Но вирус-сателлит не способен быть самостоятельным, он нуждается во вспомогательном вирусе для полноценной репликации заботы».

Отдельные зоны ее мозга гудели от силы связей, которые так никогда и не произошли. Она хотела быть заботливой по отношению к тому, что ее окружало, но она не знала, что это значит. Комок сдавливал ее горло, вертикально захватывая и снова отпуская ее. «Волны страха», – подумала она. Она хотела написать вирус, который был бы освободительным по отношению к поперечным линиям развития миров, которые проживают интерфейсы и персонажи, мимо которых ты проносишься, не замечая. Она хотела, чтобы их агентность звучала в полный голос. Вирус, генерирующий новые миры. «Но вирус-сателлит не способен быть самостоятельным, он нуждается во вспомогательном вирусе для полноценной репликации заботы».

Отдельные зоны ее мозга гудели от силы связей, которые так никогда и не произошли. Она хотела быть заботливой по отношению к тому, что ее окружало, но она не знала, что это значит. Комок сдавливал ее горло, вертикально захватывая и снова отпуская ее. «Волны страха», – подумала она. Она хотела написать вирус, который был бы освободительным по отношению к поперечным линиям развития миров, которые проживают интерфейсы и персонажи, мимо которых ты проносишься, не замечая. Она хотела, чтобы их агентность звучала в полный голос. Вирус, генерирующий новые миры. «Но вирус-сателлит не способен быть самостоятельным, он нуждается во вспомогательном вирусе для полноценной репликации заботы».

Отдельные зоны ее мозга гудели от силы связей, которые так никогда и не произошли. Она хотела быть заботливой по отношению к тому, что ее окружало, но она не знала, что это значит. Комок сдавливал ее горло, вертикально захватывая и снова отпуская ее. «Волны страха», – подумала она. Она хотела написать вирус, который был бы освободительным по отношению к поперечным линиям развития миров, которые проживают интерфейсы и персонажи, мимо которых ты проносишься, не замечая. Она хотела, чтобы их агентность звучала в полный голос. Вирус, генерирующий новые миры. «Но вирус-сателлит не способен быть самостоятельным, он нуждается во вспомогательном вирусе для полноценной репликации заботы».

Отдельные зоны ее мозга гудели от силы связей, которые так никогда и не произошли. Она хотела быть заботливой по отношению к тому, что ее окружало, но она не знала, что это значит. Комок сдавливал ее горло, вертикально захватывая и снова отпуская ее. «Волны страха», – подумала она. Она хотела написать вирус, который был бы освободительным по отношению к поперечным линиям развития миров, которые проживают интерфейсы и персонажи, мимо которых ты проносишься, не замечая. Она хотела, чтобы их агентность звучала в полный голос. Вирус, генерирующий новые миры. «Но вирус-сателлит не способен быть самостоятельным, он нуждается во вспомогательном вирусе для полноценной репликации заботы».

Отдельные зоны ее мозга гудели от силы связей, которые так никогда и не произошли. Она хотела быть заботливой по отношению к тому, что ее окружало, но она не знала, что это значит. Комок сдавливал ее горло, вертикально захватывая и снова отпуская ее. «Волны страха», – подумала она. Она хотела написать вирус, который был бы освободительным по отношению к поперечным линиям развития миров, которые проживают интерфейсы и персонажи, мимо которых ты проносишься, не замечая. Она хотела, чтобы их агентность звучала в полный голос. Вирус, генерирующий новые миры. «Но вирус-сателлит не способен быть самостоятельным, он нуждается во вспомогательном вирусе для полноценной репликации заботы».

Отдельные зоны ее мозга гудели от силы связей, которые так никогда и не произошли. Она хотела быть заботливой по отношению к тому, что ее окружало, но она не знала, что это значит. Комок сдавливал ее горло, вертикально захватывая и снова отпуская ее. «Волны страха», – подумала она. Она хотела написать вирус, который был бы освободительным по отношению к поперечным линиям развития миров, которые проживают интерфейсы и персонажи, мимо которых ты проносишься, не замечая. Она хотела, чтобы их агентность звучала в полный голос. Вирус, генерирующий новые миры. «Но вирус-сателлит не способен быть самостоятельным, он нуждается во вспомогательном вирусе для полноценной репликации заботы».

Отдельные зоны ее мозга гудели от силы связей, которые так никогда и не произошли. Она хотела быть заботливой по отношению к тому, что ее окружало, но она не знала, что это значит. Комок сдавливал ее горло, вертикально захватывая и снова отпуская ее. «Волны страха», – подумала она. Она хотела написать вирус, который был бы освободительным по отношению к поперечным линиям развития миров, которые проживают интерфейсы и персонажи, мимо которых ты проносишься, не замечая. Она хотела, чтобы их агентность звучала в полный голос. Вирус, генерирующий новые миры. «Но вирус-сателлит не способен быть самостоятельным, он нуждается во вспомогательном вирусе для полноценной репликации заботы».

Отдельные зоны ее мозга гудели от силы связей, которые так никогда и не произошли. Она хотела быть заботливой по отношению к тому, что ее окружало, но она не знала, что это значит. Комок сдавливал ее горло, вертикально захватывая и снова отпуская ее. «Волны страха», – подумала она. Она хотела написать вирус, который был бы освободительным по отношению к поперечным линиям развития миров, которые проживают интерфейсы и персонажи, мимо которых ты проносишься, не замечая. Она хотела, чтобы их агентность звучала в полный голос. Вирус, генерирующий новые миры. «Но вирус-сателлит не способен быть самостоятельным, он нуждается во вспомогательном вирусе для полноценной репликации заботы».

Отдельные зоны ее мозга гудели от силы связей, которые так никогда и не произошли. Она хотела быть заботливой по отношению к тому, что ее окружало, но она не знала, что это значит. Комок сдавливал ее горло, вертикально захватывая и снова отпуская ее. «Волны страха», – подумала она. Она хотела написать вирус, который был бы освободительным по отношению к поперечным линиям развития миров, которые проживают интерфейсы и персонажи, мимо которых ты проносишься, не замечая. Она хотела, чтобы их агентность звучала в полный голос. Вирус, генерирующий новые миры. «Но вирус-сателлит не способен быть самостоятельным, он нуждается во вспомогательном вирусе для полноценной репликации заботы».

Отдельные зоны ее мозга гудели от силы связей, которые так никогда и не произошли. Она хотела быть заботливой по отношению к тому, что ее окружало, но она не знала, что это значит. Комок сдавливал ее горло, вертикально захватывая и снова отпуская ее. «Волны страха», – подумала она. Она хотела написать вирус, который был бы освободительным по отношению к поперечным линиям развития миров, которые проживают интерфейсы и персонажи, мимо которых ты проносишься, не замечая. Она хотела, чтобы их агентность звучала в полный голос. Вирус, генерирующий новые миры. «Но вирус-сателлит не способен быть самостоятельным, он нуждается во вспомогательном вирусе для полноценной репликации заботы».

Это трансгрессия, насилие по отношению к существующему порядку вещей. Это способ поставить лицом к лицу до этого не видящие друг друга стороны. Жест «Все всем» через одну лишь свою манифестацию задает оси координат пространства, в котором обнаруживают себя разнонаправленные векторы желаний.

Это трансгрессия, насилие по отношению к существующему порядку вещей. Это способ поставить лицом к лицу до этого не видящие друг друга стороны. Жест «Все всем» через одну лишь свою манифестацию задает оси координат пространства, в котором обнаруживают себя разнонаправленные векторы желаний.

Это трансгрессия, насилие по отношению к существующему порядку вещей. Это способ поставить лицом к лицу до этого не видящие друг друга стороны. Жест «Все всем» через одну лишь свою манифестацию задает оси координат пространства, в котором обнаруживают себя разнонаправленные векторы желаний.

Это трансгрессия, насилие по отношению к существующему порядку вещей. Это способ поставить лицом к лицу до этого не видящие друг друга стороны. Жест «Все всем» через одну лишь свою манифестацию задает оси координат пространства, в котором обнаруживают себя разнонаправленные векторы желаний.

Это трансгрессия, насилие по отношению к существующему порядку вещей. Это способ поставить лицом к лицу до этого не видящие друг друга стороны. Жест «Все всем» через одну лишь свою манифестацию задает оси координат пространства, в котором обнаруживают себя разнонаправленные векторы желаний.

Это трансгрессия, насилие по отношению к существующему порядку вещей. Это способ поставить лицом к лицу до этого не видящие друг друга стороны. Жест «Все всем» через одну лишь свою манифестацию задает оси координат пространства, в котором обнаруживают себя разнонаправленные векторы желаний.

Это трансгрессия, насилие по отношению к существующему порядку вещей. Это способ поставить лицом к лицу до этого не видящие друг друга стороны. Жест «Все всем» через одну лишь свою манифестацию задает оси координат пространства, в котором обнаруживают себя разнонаправленные векторы желаний.

Это трансгрессия, насилие по отношению к существующему порядку вещей. Это способ поставить лицом к лицу до этого не видящие друг друга стороны. Жест «Все всем» через одну лишь свою манифестацию задает оси координат пространства, в котором обнаруживают себя разнонаправленные векторы желаний.

Это трансгрессия, насилие по отношению к существующему порядку вещей. Это способ поставить лицом к лицу до этого не видящие друг друга стороны. Жест «Все всем» через одну лишь свою манифестацию задает оси координат пространства, в котором обнаруживают себя разнонаправленные векторы желаний.

Это трансгрессия, насилие по отношению к существующему порядку вещей. Это способ поставить лицом к лицу до этого не видящие друг друга стороны. Жест «Все всем» через одну лишь свою манифестацию задает оси координат пространства, в котором обнаруживают себя разнонаправленные векторы желаний.

Это трансгрессия, насилие по отношению к существующему порядку вещей. Это способ поставить лицом к лицу до этого не видящие друг друга стороны. Жест «Все всем» через одну лишь свою манифестацию задает оси координат пространства, в котором обнаруживают себя разнонаправленные векторы желаний.

Это трансгрессия, насилие по отношению к существующему порядку вещей. Это способ поставить лицом к лицу до этого не видящие друг друга стороны. Жест «Все всем» через одну лишь свою манифестацию задает оси координат пространства, в котором обнаруживают себя разнонаправленные векторы желаний.

След, отпечаток, вмятина, замеченная на твоем теле на утро, засос, въевшаяся в сухую кожу губ помада, гудение мышц, звон в ушах, похмельное головокружение, смазанный штамп или росчерк маркера на запястье, недавно удаленные файлы, заговорщические связи, смутные изображения, эхо удовольствия. Скольжение между воплощенным опытом и репрезентацией, аффектом и языком, событием и его медиацией. Воплощенное воображаемое другого (утопического) пространства. Тоска по времени, когда интенсивность и трансцендентность были возможны, тоска по событию, которое еще имело трансформирующую силу, фантомная коллективность.

След, отпечаток, вмятина, замеченная на твоем теле на утро, засос, въевшаяся в сухую кожу губ помада, гудение мышц, звон в ушах, похмельное головокружение, смазанный штамп или росчерк маркера на запястье, недавно удаленные файлы, заговорщические связи, смутные изображения, эхо удовольствия. Скольжение между воплощенным опытом и репрезентацией, аффектом и языком, событием и его медиацией. Воплощенное воображаемое другого (утопического) пространства. Тоска по времени, когда интенсивность и трансцендентность были возможны, тоска по событию, которое еще имело трансформирующую силу, фантомная коллективность.

След, отпечаток, вмятина, замеченная на твоем теле на утро, засос, въевшаяся в сухую кожу губ помада, гудение мышц, звон в ушах, похмельное головокружение, смазанный штамп или росчерк маркера на запястье, недавно удаленные файлы, заговорщические связи, смутные изображения, эхо удовольствия. Скольжение между воплощенным опытом и репрезентацией, аффектом и языком, событием и его медиацией. Воплощенное воображаемое другого (утопического) пространства. Тоска по времени, когда интенсивность и трансцендентность были возможны, тоска по событию, которое еще имело трансформирующую силу, фантомная коллективность.

След, отпечаток, вмятина, замеченная на твоем теле на утро, засос, въевшаяся в сухую кожу губ помада, гудение мышц, звон в ушах, похмельное головокружение, смазанный штамп или росчерк маркера на запястье, недавно удаленные файлы, заговорщические связи, смутные изображения, эхо удовольствия. Скольжение между воплощенным опытом и репрезентацией, аффектом и языком, событием и его медиацией. Воплощенное воображаемое другого (утопического) пространства. Тоска по времени, когда интенсивность и трансцендентность были возможны, тоска по событию, которое еще имело трансформирующую силу, фантомная коллективность.

След, отпечаток, вмятина, замеченная на твоем теле на утро, засос, въевшаяся в сухую кожу губ помада, гудение мышц, звон в ушах, похмельное головокружение, смазанный штамп или росчерк маркера на запястье, недавно удаленные файлы, заговорщические связи, смутные изображения, эхо удовольствия. Скольжение между воплощенным опытом и репрезентацией, аффектом и языком, событием и его медиацией. Воплощенное воображаемое другого (утопического) пространства. Тоска по времени, когда интенсивность и трансцендентность были возможны, тоска по событию, которое еще имело трансформирующую силу, фантомная коллективность.

След, отпечаток, вмятина, замеченная на твоем теле на утро, засос, въевшаяся в сухую кожу губ помада, гудение мышц, звон в ушах, похмельное головокружение, смазанный штамп или росчерк маркера на запястье, недавно удаленные файлы, заговорщические связи, смутные изображения, эхо удовольствия. Скольжение между воплощенным опытом и репрезентацией, аффектом и языком, событием и его медиацией. Воплощенное воображаемое другого (утопического) пространства. Тоска по времени, когда интенсивность и трансцендентность были возможны, тоска по событию, которое еще имело трансформирующую силу, фантомная коллективность.

След, отпечаток, вмятина, замеченная на твоем теле на утро, засос, въевшаяся в сухую кожу губ помада, гудение мышц, звон в ушах, похмельное головокружение, смазанный штамп или росчерк маркера на запястье, недавно удаленные файлы, заговорщические связи, смутные изображения, эхо удовольствия. Скольжение между воплощенным опытом и репрезентацией, аффектом и языком, событием и его медиацией. Воплощенное воображаемое другого (утопического) пространства. Тоска по времени, когда интенсивность и трансцендентность были возможны, тоска по событию, которое еще имело трансформирующую силу, фантомная коллективность.

След, отпечаток, вмятина, замеченная на твоем теле на утро, засос, въевшаяся в сухую кожу губ помада, гудение мышц, звон в ушах, похмельное головокружение, смазанный штамп или росчерк маркера на запястье, недавно удаленные файлы, заговорщические связи, смутные изображения, эхо удовольствия. Скольжение между воплощенным опытом и репрезентацией, аффектом и языком, событием и его медиацией. Воплощенное воображаемое другого (утопического) пространства. Тоска по времени, когда интенсивность и трансцендентность были возможны, тоска по событию, которое еще имело трансформирующую силу, фантомная коллективность.

След, отпечаток, вмятина, замеченная на твоем теле на утро, засос, въевшаяся в сухую кожу губ помада, гудение мышц, звон в ушах, похмельное головокружение, смазанный штамп или росчерк маркера на запястье, недавно удаленные файлы, заговорщические связи, смутные изображения, эхо удовольствия. Скольжение между воплощенным опытом и репрезентацией, аффектом и языком, событием и его медиацией. Воплощенное воображаемое другого (утопического) пространства. Тоска по времени, когда интенсивность и трансцендентность были возможны, тоска по событию, которое еще имело трансформирующую силу, фантомная коллективность.

След, отпечаток, вмятина, замеченная на твоем теле на утро, засос, въевшаяся в сухую кожу губ помада, гудение мышц, звон в ушах, похмельное головокружение, смазанный штамп или росчерк маркера на запястье, недавно удаленные файлы, заговорщические связи, смутные изображения, эхо удовольствия. Скольжение между воплощенным опытом и репрезентацией, аффектом и языком, событием и его медиацией. Воплощенное воображаемое другого (утопического) пространства. Тоска по времени, когда интенсивность и трансцендентность были возможны, тоска по событию, которое еще имело трансформирующую силу, фантомная коллективность.

След, отпечаток, вмятина, замеченная на твоем теле на утро, засос, въевшаяся в сухую кожу губ помада, гудение мышц, звон в ушах, похмельное головокружение, смазанный штамп или росчерк маркера на запястье, недавно удаленные файлы, заговорщические связи, смутные изображения, эхо удовольствия. Скольжение между воплощенным опытом и репрезентацией, аффектом и языком, событием и его медиацией. Воплощенное воображаемое другого (утопического) пространства. Тоска по времени, когда интенсивность и трансцендентность были возможны, тоска по событию, которое еще имело трансформирующую силу, фантомная коллективность.

След, отпечаток, вмятина, замеченная на твоем теле на утро, засос, въевшаяся в сухую кожу губ помада, гудение мышц, звон в ушах, похмельное головокружение, смазанный штамп или росчерк маркера на запястье, недавно удаленные файлы, заговорщические связи, смутные изображения, эхо удовольствия. Скольжение между воплощенным опытом и репрезентацией, аффектом и языком, событием и его медиацией. Воплощенное воображаемое другого (утопического) пространства. Тоска по времени, когда интенсивность и трансцендентность были возможны, тоска по событию, которое еще имело трансформирующую силу, фантомная коллективность.

В странах СНГ является изначально выданной аппаратом управления физическому лицу площадкой для осуществления рекреационной деятельности и ведения подсобного хозяйства. Получению такого объекта обязательно предшествовала трудовая деятельность субъекта в системе общественного производства. Пользование дачным участком провоцирует субъекта к замкнутому воспроизводству практик труда и отдыха, когда функция рекреации обеспечивается предварительным трудом субъекта и привлеченных им лиц из числа родственников и друзей, не имеющих дач. Таким образом дача становится инструментом управления потребностями субъекта — если субъект не желает стать ассоциальным, он вынужден совмещать труд и отдых в пространстве дачи, выбрать лишь отдых и оставаться встроенным в систему общего дачного движения он не может. Принудительная концентрация деятельности субъекта на освоении и пользовании дачным участком решает для аппарата управления вопрос сезонного общественного досуга, но одновременно сводит спектр интересов субъекта лишь к частной собственности. Субъект, поглощенный решением практических проблем по содержанию объекта частной собственности, отдает этому всю свою энергию. Для выражения своей политической воли и социальной рефлексии у него попросту не остается времени. Человеку, которому необходимо чинить протекающую крышу, некогда размышлять о революции.
Благодарю за содействие Настю Рябову, Николу Спесивцева, компанию “Эра Водолея”

В странах СНГ является изначально выданной аппаратом управления физическому лицу площадкой для осуществления рекреационной деятельности и ведения подсобного хозяйства. Получению такого объекта обязательно предшествовала трудовая деятельность субъекта в системе общественного производства. Пользование дачным участком провоцирует субъекта к замкнутому воспроизводству практик труда и отдыха, когда функция рекреации обеспечивается предварительным трудом субъекта и привлеченных им лиц из числа родственников и друзей, не имеющих дач. Таким образом дача становится инструментом управления потребностями субъекта — если субъект не желает стать ассоциальным, он вынужден совмещать труд и отдых в пространстве дачи, выбрать лишь отдых и оставаться встроенным в систему общего дачного движения он не может. Принудительная концентрация деятельности субъекта на освоении и пользовании дачным участком решает для аппарата управления вопрос сезонного общественного досуга, но одновременно сводит спектр интересов субъекта лишь к частной собственности. Субъект, поглощенный решением практических проблем по содержанию объекта частной собственности, отдает этому всю свою энергию. Для выражения своей политической воли и социальной рефлексии у него попросту не остается времени. Человеку, которому необходимо чинить протекающую крышу, некогда размышлять о революции.
Благодарю за содействие Настю Рябову, Николу Спесивцева, компанию “Эра Водолея”

В странах СНГ является изначально выданной аппаратом управления физическому лицу площадкой для осуществления рекреационной деятельности и ведения подсобного хозяйства. Получению такого объекта обязательно предшествовала трудовая деятельность субъекта в системе общественного производства. Пользование дачным участком провоцирует субъекта к замкнутому воспроизводству практик труда и отдыха, когда функция рекреации обеспечивается предварительным трудом субъекта и привлеченных им лиц из числа родственников и друзей, не имеющих дач. Таким образом дача становится инструментом управления потребностями субъекта — если субъект не желает стать ассоциальным, он вынужден совмещать труд и отдых в пространстве дачи, выбрать лишь отдых и оставаться встроенным в систему общего дачного движения он не может. Принудительная концентрация деятельности субъекта на освоении и пользовании дачным участком решает для аппарата управления вопрос сезонного общественного досуга, но одновременно сводит спектр интересов субъекта лишь к частной собственности. Субъект, поглощенный решением практических проблем по содержанию объекта частной собственности, отдает этому всю свою энергию. Для выражения своей политической воли и социальной рефлексии у него попросту не остается времени. Человеку, которому необходимо чинить протекающую крышу, некогда размышлять о революции.
Благодарю за содействие Настю Рябову, Николу Спесивцева, компанию “Эра Водолея”

В странах СНГ является изначально выданной аппаратом управления физическому лицу площадкой для осуществления рекреационной деятельности и ведения подсобного хозяйства. Получению такого объекта обязательно предшествовала трудовая деятельность субъекта в системе общественного производства. Пользование дачным участком провоцирует субъекта к замкнутому воспроизводству практик труда и отдыха, когда функция рекреации обеспечивается предварительным трудом субъекта и привлеченных им лиц из числа родственников и друзей, не имеющих дач. Таким образом дача становится инструментом управления потребностями субъекта — если субъект не желает стать ассоциальным, он вынужден совмещать труд и отдых в пространстве дачи, выбрать лишь отдых и оставаться встроенным в систему общего дачного движения он не может. Принудительная концентрация деятельности субъекта на освоении и пользовании дачным участком решает для аппарата управления вопрос сезонного общественного досуга, но одновременно сводит спектр интересов субъекта лишь к частной собственности. Субъект, поглощенный решением практических проблем по содержанию объекта частной собственности, отдает этому всю свою энергию. Для выражения своей политической воли и социальной рефлексии у него попросту не остается времени. Человеку, которому необходимо чинить протекающую крышу, некогда размышлять о революции.
Благодарю за содействие Настю Рябову, Николу Спесивцева, компанию “Эра Водолея”

В странах СНГ является изначально выданной аппаратом управления физическому лицу площадкой для осуществления рекреационной деятельности и ведения подсобного хозяйства. Получению такого объекта обязательно предшествовала трудовая деятельность субъекта в системе общественного производства. Пользование дачным участком провоцирует субъекта к замкнутому воспроизводству практик труда и отдыха, когда функция рекреации обеспечивается предварительным трудом субъекта и привлеченных им лиц из числа родственников и друзей, не имеющих дач. Таким образом дача становится инструментом управления потребностями субъекта — если субъект не желает стать ассоциальным, он вынужден совмещать труд и отдых в пространстве дачи, выбрать лишь отдых и оставаться встроенным в систему общего дачного движения он не может. Принудительная концентрация деятельности субъекта на освоении и пользовании дачным участком решает для аппарата управления вопрос сезонного общественного досуга, но одновременно сводит спектр интересов субъекта лишь к частной собственности. Субъект, поглощенный решением практических проблем по содержанию объекта частной собственности, отдает этому всю свою энергию. Для выражения своей политической воли и социальной рефлексии у него попросту не остается времени. Человеку, которому необходимо чинить протекающую крышу, некогда размышлять о революции.
Благодарю за содействие Настю Рябову, Николу Спесивцева, компанию “Эра Водолея”

В странах СНГ является изначально выданной аппаратом управления физическому лицу площадкой для осуществления рекреационной деятельности и ведения подсобного хозяйства. Получению такого объекта обязательно предшествовала трудовая деятельность субъекта в системе общественного производства. Пользование дачным участком провоцирует субъекта к замкнутому воспроизводству практик труда и отдыха, когда функция рекреации обеспечивается предварительным трудом субъекта и привлеченных им лиц из числа родственников и друзей, не имеющих дач. Таким образом дача становится инструментом управления потребностями субъекта — если субъект не желает стать ассоциальным, он вынужден совмещать труд и отдых в пространстве дачи, выбрать лишь отдых и оставаться встроенным в систему общего дачного движения он не может. Принудительная концентрация деятельности субъекта на освоении и пользовании дачным участком решает для аппарата управления вопрос сезонного общественного досуга, но одновременно сводит спектр интересов субъекта лишь к частной собственности. Субъект, поглощенный решением практических проблем по содержанию объекта частной собственности, отдает этому всю свою энергию. Для выражения своей политической воли и социальной рефлексии у него попросту не остается времени. Человеку, которому необходимо чинить протекающую крышу, некогда размышлять о революции.
Благодарю за содействие Настю Рябову, Николу Спесивцева, компанию “Эра Водолея”

В странах СНГ является изначально выданной аппаратом управления физическому лицу площадкой для осуществления рекреационной деятельности и ведения подсобного хозяйства. Получению такого объекта обязательно предшествовала трудовая деятельность субъекта в системе общественного производства. Пользование дачным участком провоцирует субъекта к замкнутому воспроизводству практик труда и отдыха, когда функция рекреации обеспечивается предварительным трудом субъекта и привлеченных им лиц из числа родственников и друзей, не имеющих дач. Таким образом дача становится инструментом управления потребностями субъекта — если субъект не желает стать ассоциальным, он вынужден совмещать труд и отдых в пространстве дачи, выбрать лишь отдых и оставаться встроенным в систему общего дачного движения он не может. Принудительная концентрация деятельности субъекта на освоении и пользовании дачным участком решает для аппарата управления вопрос сезонного общественного досуга, но одновременно сводит спектр интересов субъекта лишь к частной собственности. Субъект, поглощенный решением практических проблем по содержанию объекта частной собственности, отдает этому всю свою энергию. Для выражения своей политической воли и социальной рефлексии у него попросту не остается времени. Человеку, которому необходимо чинить протекающую крышу, некогда размышлять о революции.
Благодарю за содействие Настю Рябову, Николу Спесивцева, компанию “Эра Водолея”

В странах СНГ является изначально выданной аппаратом управления физическому лицу площадкой для осуществления рекреационной деятельности и ведения подсобного хозяйства. Получению такого объекта обязательно предшествовала трудовая деятельность субъекта в системе общественного производства. Пользование дачным участком провоцирует субъекта к замкнутому воспроизводству практик труда и отдыха, когда функция рекреации обеспечивается предварительным трудом субъекта и привлеченных им лиц из числа родственников и друзей, не имеющих дач. Таким образом дача становится инструментом управления потребностями субъекта — если субъект не желает стать ассоциальным, он вынужден совмещать труд и отдых в пространстве дачи, выбрать лишь отдых и оставаться встроенным в систему общего дачного движения он не может. Принудительная концентрация деятельности субъекта на освоении и пользовании дачным участком решает для аппарата управления вопрос сезонного общественного досуга, но одновременно сводит спектр интересов субъекта лишь к частной собственности. Субъект, поглощенный решением практических проблем по содержанию объекта частной собственности, отдает этому всю свою энергию. Для выражения своей политической воли и социальной рефлексии у него попросту не остается времени. Человеку, которому необходимо чинить протекающую крышу, некогда размышлять о революции.
Благодарю за содействие Настю Рябову, Николу Спесивцева, компанию “Эра Водолея”

В странах СНГ является изначально выданной аппаратом управления физическому лицу площадкой для осуществления рекреационной деятельности и ведения подсобного хозяйства. Получению такого объекта обязательно предшествовала трудовая деятельность субъекта в системе общественного производства. Пользование дачным участком провоцирует субъекта к замкнутому воспроизводству практик труда и отдыха, когда функция рекреации обеспечивается предварительным трудом субъекта и привлеченных им лиц из числа родственников и друзей, не имеющих дач. Таким образом дача становится инструментом управления потребностями субъекта — если субъект не желает стать ассоциальным, он вынужден совмещать труд и отдых в пространстве дачи, выбрать лишь отдых и оставаться встроенным в систему общего дачного движения он не может. Принудительная концентрация деятельности субъекта на освоении и пользовании дачным участком решает для аппарата управления вопрос сезонного общественного досуга, но одновременно сводит спектр интересов субъекта лишь к частной собственности. Субъект, поглощенный решением практических проблем по содержанию объекта частной собственности, отдает этому всю свою энергию. Для выражения своей политической воли и социальной рефлексии у него попросту не остается времени. Человеку, которому необходимо чинить протекающую крышу, некогда размышлять о революции.
Благодарю за содействие Настю Рябову, Николу Спесивцева, компанию “Эра Водолея”

В странах СНГ является изначально выданной аппаратом управления физическому лицу площадкой для осуществления рекреационной деятельности и ведения подсобного хозяйства. Получению такого объекта обязательно предшествовала трудовая деятельность субъекта в системе общественного производства. Пользование дачным участком провоцирует субъекта к замкнутому воспроизводству практик труда и отдыха, когда функция рекреации обеспечивается предварительным трудом субъекта и привлеченных им лиц из числа родственников и друзей, не имеющих дач. Таким образом дача становится инструментом управления потребностями субъекта — если субъект не желает стать ассоциальным, он вынужден совмещать труд и отдых в пространстве дачи, выбрать лишь отдых и оставаться встроенным в систему общего дачного движения он не может. Принудительная концентрация деятельности субъекта на освоении и пользовании дачным участком решает для аппарата управления вопрос сезонного общественного досуга, но одновременно сводит спектр интересов субъекта лишь к частной собственности. Субъект, поглощенный решением практических проблем по содержанию объекта частной собственности, отдает этому всю свою энергию. Для выражения своей политической воли и социальной рефлексии у него попросту не остается времени. Человеку, которому необходимо чинить протекающую крышу, некогда размышлять о революции.
Благодарю за содействие Настю Рябову, Николу Спесивцева, компанию “Эра Водолея”

В странах СНГ является изначально выданной аппаратом управления физическому лицу площадкой для осуществления рекреационной деятельности и ведения подсобного хозяйства. Получению такого объекта обязательно предшествовала трудовая деятельность субъекта в системе общественного производства. Пользование дачным участком провоцирует субъекта к замкнутому воспроизводству практик труда и отдыха, когда функция рекреации обеспечивается предварительным трудом субъекта и привлеченных им лиц из числа родственников и друзей, не имеющих дач. Таким образом дача становится инструментом управления потребностями субъекта — если субъект не желает стать ассоциальным, он вынужден совмещать труд и отдых в пространстве дачи, выбрать лишь отдых и оставаться встроенным в систему общего дачного движения он не может. Принудительная концентрация деятельности субъекта на освоении и пользовании дачным участком решает для аппарата управления вопрос сезонного общественного досуга, но одновременно сводит спектр интересов субъекта лишь к частной собственности. Субъект, поглощенный решением практических проблем по содержанию объекта частной собственности, отдает этому всю свою энергию. Для выражения своей политической воли и социальной рефлексии у него попросту не остается времени. Человеку, которому необходимо чинить протекающую крышу, некогда размышлять о революции.
Благодарю за содействие Настю Рябову, Николу Спесивцева, компанию “Эра Водолея”

В странах СНГ является изначально выданной аппаратом управления физическому лицу площадкой для осуществления рекреационной деятельности и ведения подсобного хозяйства. Получению такого объекта обязательно предшествовала трудовая деятельность субъекта в системе общественного производства. Пользование дачным участком провоцирует субъекта к замкнутому воспроизводству практик труда и отдыха, когда функция рекреации обеспечивается предварительным трудом субъекта и привлеченных им лиц из числа родственников и друзей, не имеющих дач. Таким образом дача становится инструментом управления потребностями субъекта — если субъект не желает стать ассоциальным, он вынужден совмещать труд и отдых в пространстве дачи, выбрать лишь отдых и оставаться встроенным в систему общего дачного движения он не может. Принудительная концентрация деятельности субъекта на освоении и пользовании дачным участком решает для аппарата управления вопрос сезонного общественного досуга, но одновременно сводит спектр интересов субъекта лишь к частной собственности. Субъект, поглощенный решением практических проблем по содержанию объекта частной собственности, отдает этому всю свою энергию. Для выражения своей политической воли и социальной рефлексии у него попросту не остается времени. Человеку, которому необходимо чинить протекающую крышу, некогда размышлять о революции.
Благодарю за содействие Настю Рябову, Николу Спесивцева, компанию “Эра Водолея”

джой ускорение — это ускорение, понимаемое как / эквивалентно выражению “прокатиться с ветерком с чистой радостью”. джой ускорение не преследует никакой прагматической цели, кроме чистой радости, которая производится повторением. Временной зазор между нулевой скорость и пятой скоростью равен щелчку пальцев. Автоматизация тела за счет повторения коронного движения чужого тели или структуры позволяет делать это. джой ускорение может производиться на рейве (катание на движениях чужого тела) или в хороводе (катание на колесе коллективности).

джой ускорение — это ускорение, понимаемое как / эквивалентно выражению “прокатиться с ветерком с чистой радостью”. джой ускорение не преследует никакой прагматической цели, кроме чистой радости, которая производится повторением. Временной зазор между нулевой скорость и пятой скоростью равен щелчку пальцев. Автоматизация тела за счет повторения коронного движения чужого тели или структуры позволяет делать это. джой ускорение может производиться на рейве (катание на движениях чужого тела) или в хороводе (катание на колесе коллективности).

джой ускорение — это ускорение, понимаемое как / эквивалентно выражению “прокатиться с ветерком с чистой радостью”. джой ускорение не преследует никакой прагматической цели, кроме чистой радости, которая производится повторением. Временной зазор между нулевой скорость и пятой скоростью равен щелчку пальцев. Автоматизация тела за счет повторения коронного движения чужого тели или структуры позволяет делать это. джой ускорение может производиться на рейве (катание на движениях чужого тела) или в хороводе (катание на колесе коллективности).

джой ускорение — это ускорение, понимаемое как / эквивалентно выражению “прокатиться с ветерком с чистой радостью”. джой ускорение не преследует никакой прагматической цели, кроме чистой радости, которая производится повторением. Временной зазор между нулевой скорость и пятой скоростью равен щелчку пальцев. Автоматизация тела за счет повторения коронного движения чужого тели или структуры позволяет делать это. джой ускорение может производиться на рейве (катание на движениях чужого тела) или в хороводе (катание на колесе коллективности).

джой ускорение — это ускорение, понимаемое как / эквивалентно выражению “прокатиться с ветерком с чистой радостью”. джой ускорение не преследует никакой прагматической цели, кроме чистой радости, которая производится повторением. Временной зазор между нулевой скорость и пятой скоростью равен щелчку пальцев. Автоматизация тела за счет повторения коронного движения чужого тели или структуры позволяет делать это. джой ускорение может производиться на рейве (катание на движениях чужого тела) или в хороводе (катание на колесе коллективности).

джой ускорение — это ускорение, понимаемое как / эквивалентно выражению “прокатиться с ветерком с чистой радостью”. джой ускорение не преследует никакой прагматической цели, кроме чистой радости, которая производится повторением. Временной зазор между нулевой скорость и пятой скоростью равен щелчку пальцев. Автоматизация тела за счет повторения коронного движения чужого тели или структуры позволяет делать это. джой ускорение может производиться на рейве (катание на движениях чужого тела) или в хороводе (катание на колесе коллективности).

джой ускорение — это ускорение, понимаемое как / эквивалентно выражению “прокатиться с ветерком с чистой радостью”. джой ускорение не преследует никакой прагматической цели, кроме чистой радости, которая производится повторением. Временной зазор между нулевой скорость и пятой скоростью равен щелчку пальцев. Автоматизация тела за счет повторения коронного движения чужого тели или структуры позволяет делать это. джой ускорение может производиться на рейве (катание на движениях чужого тела) или в хороводе (катание на колесе коллективности).

джой ускорение — это ускорение, понимаемое как / эквивалентно выражению “прокатиться с ветерком с чистой радостью”. джой ускорение не преследует никакой прагматической цели, кроме чистой радости, которая производится повторением. Временной зазор между нулевой скорость и пятой скоростью равен щелчку пальцев. Автоматизация тела за счет повторения коронного движения чужого тели или структуры позволяет делать это. джой ускорение может производиться на рейве (катание на движениях чужого тела) или в хороводе (катание на колесе коллективности).

джой ускорение — это ускорение, понимаемое как / эквивалентно выражению “прокатиться с ветерком с чистой радостью”. джой ускорение не преследует никакой прагматической цели, кроме чистой радости, которая производится повторением. Временной зазор между нулевой скорость и пятой скоростью равен щелчку пальцев. Автоматизация тела за счет повторения коронного движения чужого тели или структуры позволяет делать это. джой ускорение может производиться на рейве (катание на движениях чужого тела) или в хороводе (катание на колесе коллективности).

джой ускорение — это ускорение, понимаемое как / эквивалентно выражению “прокатиться с ветерком с чистой радостью”. джой ускорение не преследует никакой прагматической цели, кроме чистой радости, которая производится повторением. Временной зазор между нулевой скорость и пятой скоростью равен щелчку пальцев. Автоматизация тела за счет повторения коронного движения чужого тели или структуры позволяет делать это. джой ускорение может производиться на рейве (катание на движениях чужого тела) или в хороводе (катание на колесе коллективности).

джой ускорение — это ускорение, понимаемое как / эквивалентно выражению “прокатиться с ветерком с чистой радостью”. джой ускорение не преследует никакой прагматической цели, кроме чистой радости, которая производится повторением. Временной зазор между нулевой скорость и пятой скоростью равен щелчку пальцев. Автоматизация тела за счет повторения коронного движения чужого тели или структуры позволяет делать это. джой ускорение может производиться на рейве (катание на движениях чужого тела) или в хороводе (катание на колесе коллективности).

джой ускорение — это ускорение, понимаемое как / эквивалентно выражению “прокатиться с ветерком с чистой радостью”. джой ускорение не преследует никакой прагматической цели, кроме чистой радости, которая производится повторением. Временной зазор между нулевой скорость и пятой скоростью равен щелчку пальцев. Автоматизация тела за счет повторения коронного движения чужого тели или структуры позволяет делать это. джой ускорение может производиться на рейве (катание на движениях чужого тела) или в хороводе (катание на колесе коллективности).

Извлекающий капитализм — форма капитализма, которая основывается на извлечении (extraction) прибыли из человечества и природы в противовес модернистской идеи продуктивности и массового потребления. Термин концептуализирован Саскией Сассен в ее антропологической поэме Expulsions, в которой она описывает каким образом вторая фаза капитализма оставляет после себя мертвую землю и мертвую воду через добывание пальмового масла, редких металлов для электроники, алмазов и тд. Этот термин помогает нам понять, как работает современный капитализм и подвести общий знаменатель под различные процессы извлечения прибыли из земли и из тела. ИК скорее представляет собой гигантский механизм извлечения ценности из человечества и природы, с постепенным высасыванием всех возможных ресурсов, включающих жизнь, психо и когнитивные способности и биосферу. “Как и калийные соли, людские ресурсы, их образование, интеллект, участвуют в экспорте товаров и сервисов из РБ (и других стран), функционируя по одному и тому же принципу. Используя разницу «давлений» в стоимости ресурсов, создается ситуация высасывания последних из конкретной территории и сообществ. В одном случае – природных. Во втором – интеллектуальных и эмоциональных.”

Извлекающий капитализм — форма капитализма, которая основывается на извлечении (extraction) прибыли из человечества и природы в противовес модернистской идеи продуктивности и массового потребления. Термин концептуализирован Саскией Сассен в ее антропологической поэме Expulsions, в которой она описывает каким образом вторая фаза капитализма оставляет после себя мертвую землю и мертвую воду через добывание пальмового масла, редких металлов для электроники, алмазов и тд. Этот термин помогает нам понять, как работает современный капитализм и подвести общий знаменатель под различные процессы извлечения прибыли из земли и из тела. ИК скорее представляет собой гигантский механизм извлечения ценности из человечества и природы, с постепенным высасыванием всех возможных ресурсов, включающих жизнь, психо и когнитивные способности и биосферу. “Как и калийные соли, людские ресурсы, их образование, интеллект, участвуют в экспорте товаров и сервисов из РБ (и других стран), функционируя по одному и тому же принципу. Используя разницу «давлений» в стоимости ресурсов, создается ситуация высасывания последних из конкретной территории и сообществ. В одном случае – природных. Во втором – интеллектуальных и эмоциональных.”

Извлекающий капитализм — форма капитализма, которая основывается на извлечении (extraction) прибыли из человечества и природы в противовес модернистской идеи продуктивности и массового потребления. Термин концептуализирован Саскией Сассен в ее антропологической поэме Expulsions, в которой она описывает каким образом вторая фаза капитализма оставляет после себя мертвую землю и мертвую воду через добывание пальмового масла, редких металлов для электроники, алмазов и тд. Этот термин помогает нам понять, как работает современный капитализм и подвести общий знаменатель под различные процессы извлечения прибыли из земли и из тела. ИК скорее представляет собой гигантский механизм извлечения ценности из человечества и природы, с постепенным высасыванием всех возможных ресурсов, включающих жизнь, психо и когнитивные способности и биосферу. “Как и калийные соли, людские ресурсы, их образование, интеллект, участвуют в экспорте товаров и сервисов из РБ (и других стран), функционируя по одному и тому же принципу. Используя разницу «давлений» в стоимости ресурсов, создается ситуация высасывания последних из конкретной территории и сообществ. В одном случае – природных. Во втором – интеллектуальных и эмоциональных.”

Извлекающий капитализм — форма капитализма, которая основывается на извлечении (extraction) прибыли из человечества и природы в противовес модернистской идеи продуктивности и массового потребления. Термин концептуализирован Саскией Сассен в ее антропологической поэме Expulsions, в которой она описывает каким образом вторая фаза капитализма оставляет после себя мертвую землю и мертвую воду через добывание пальмового масла, редких металлов для электроники, алмазов и тд. Этот термин помогает нам понять, как работает современный капитализм и подвести общий знаменатель под различные процессы извлечения прибыли из земли и из тела. ИК скорее представляет собой гигантский механизм извлечения ценности из человечества и природы, с постепенным высасыванием всех возможных ресурсов, включающих жизнь, психо и когнитивные способности и биосферу. “Как и калийные соли, людские ресурсы, их образование, интеллект, участвуют в экспорте товаров и сервисов из РБ (и других стран), функционируя по одному и тому же принципу. Используя разницу «давлений» в стоимости ресурсов, создается ситуация высасывания последних из конкретной территории и сообществ. В одном случае – природных. Во втором – интеллектуальных и эмоциональных.”

Извлекающий капитализм — форма капитализма, которая основывается на извлечении (extraction) прибыли из человечества и природы в противовес модернистской идеи продуктивности и массового потребления. Термин концептуализирован Саскией Сассен в ее антропологической поэме Expulsions, в которой она описывает каким образом вторая фаза капитализма оставляет после себя мертвую землю и мертвую воду через добывание пальмового масла, редких металлов для электроники, алмазов и тд. Этот термин помогает нам понять, как работает современный капитализм и подвести общий знаменатель под различные процессы извлечения прибыли из земли и из тела. ИК скорее представляет собой гигантский механизм извлечения ценности из человечества и природы, с постепенным высасыванием всех возможных ресурсов, включающих жизнь, психо и когнитивные способности и биосферу. “Как и калийные соли, людские ресурсы, их образование, интеллект, участвуют в экспорте товаров и сервисов из РБ (и других стран), функционируя по одному и тому же принципу. Используя разницу «давлений» в стоимости ресурсов, создается ситуация высасывания последних из конкретной территории и сообществ. В одном случае – природных. Во втором – интеллектуальных и эмоциональных.”

Извлекающий капитализм — форма капитализма, которая основывается на извлечении (extraction) прибыли из человечества и природы в противовес модернистской идеи продуктивности и массового потребления. Термин концептуализирован Саскией Сассен в ее антропологической поэме Expulsions, в которой она описывает каким образом вторая фаза капитализма оставляет после себя мертвую землю и мертвую воду через добывание пальмового масла, редких металлов для электроники, алмазов и тд. Этот термин помогает нам понять, как работает современный капитализм и подвести общий знаменатель под различные процессы извлечения прибыли из земли и из тела. ИК скорее представляет собой гигантский механизм извлечения ценности из человечества и природы, с постепенным высасыванием всех возможных ресурсов, включающих жизнь, психо и когнитивные способности и биосферу. “Как и калийные соли, людские ресурсы, их образование, интеллект, участвуют в экспорте товаров и сервисов из РБ (и других стран), функционируя по одному и тому же принципу. Используя разницу «давлений» в стоимости ресурсов, создается ситуация высасывания последних из конкретной территории и сообществ. В одном случае – природных. Во втором – интеллектуальных и эмоциональных.”

Извлекающий капитализм — форма капитализма, которая основывается на извлечении (extraction) прибыли из человечества и природы в противовес модернистской идеи продуктивности и массового потребления. Термин концептуализирован Саскией Сассен в ее антропологической поэме Expulsions, в которой она описывает каким образом вторая фаза капитализма оставляет после себя мертвую землю и мертвую воду через добывание пальмового масла, редких металлов для электроники, алмазов и тд. Этот термин помогает нам понять, как работает современный капитализм и подвести общий знаменатель под различные процессы извлечения прибыли из земли и из тела. ИК скорее представляет собой гигантский механизм извлечения ценности из человечества и природы, с постепенным высасыванием всех возможных ресурсов, включающих жизнь, психо и когнитивные способности и биосферу. “Как и калийные соли, людские ресурсы, их образование, интеллект, участвуют в экспорте товаров и сервисов из РБ (и других стран), функционируя по одному и тому же принципу. Используя разницу «давлений» в стоимости ресурсов, создается ситуация высасывания последних из конкретной территории и сообществ. В одном случае – природных. Во втором – интеллектуальных и эмоциональных.”

Извлекающий капитализм — форма капитализма, которая основывается на извлечении (extraction) прибыли из человечества и природы в противовес модернистской идеи продуктивности и массового потребления. Термин концептуализирован Саскией Сассен в ее антропологической поэме Expulsions, в которой она описывает каким образом вторая фаза капитализма оставляет после себя мертвую землю и мертвую воду через добывание пальмового масла, редких металлов для электроники, алмазов и тд. Этот термин помогает нам понять, как работает современный капитализм и подвести общий знаменатель под различные процессы извлечения прибыли из земли и из тела. ИК скорее представляет собой гигантский механизм извлечения ценности из человечества и природы, с постепенным высасыванием всех возможных ресурсов, включающих жизнь, психо и когнитивные способности и биосферу. “Как и калийные соли, людские ресурсы, их образование, интеллект, участвуют в экспорте товаров и сервисов из РБ (и других стран), функционируя по одному и тому же принципу. Используя разницу «давлений» в стоимости ресурсов, создается ситуация высасывания последних из конкретной территории и сообществ. В одном случае – природных. Во втором – интеллектуальных и эмоциональных.”

Извлекающий капитализм — форма капитализма, которая основывается на извлечении (extraction) прибыли из человечества и природы в противовес модернистской идеи продуктивности и массового потребления. Термин концептуализирован Саскией Сассен в ее антропологической поэме Expulsions, в которой она описывает каким образом вторая фаза капитализма оставляет после себя мертвую землю и мертвую воду через добывание пальмового масла, редких металлов для электроники, алмазов и тд. Этот термин помогает нам понять, как работает современный капитализм и подвести общий знаменатель под различные процессы извлечения прибыли из земли и из тела. ИК скорее представляет собой гигантский механизм извлечения ценности из человечества и природы, с постепенным высасыванием всех возможных ресурсов, включающих жизнь, психо и когнитивные способности и биосферу. “Как и калийные соли, людские ресурсы, их образование, интеллект, участвуют в экспорте товаров и сервисов из РБ (и других стран), функционируя по одному и тому же принципу. Используя разницу «давлений» в стоимости ресурсов, создается ситуация высасывания последних из конкретной территории и сообществ. В одном случае – природных. Во втором – интеллектуальных и эмоциональных.”

Извлекающий капитализм — форма капитализма, которая основывается на извлечении (extraction) прибыли из человечества и природы в противовес модернистской идеи продуктивности и массового потребления. Термин концептуализирован Саскией Сассен в ее антропологической поэме Expulsions, в которой она описывает каким образом вторая фаза капитализма оставляет после себя мертвую землю и мертвую воду через добывание пальмового масла, редких металлов для электроники, алмазов и тд. Этот термин помогает нам понять, как работает современный капитализм и подвести общий знаменатель под различные процессы извлечения прибыли из земли и из тела. ИК скорее представляет собой гигантский механизм извлечения ценности из человечества и природы, с постепенным высасыванием всех возможных ресурсов, включающих жизнь, психо и когнитивные способности и биосферу. “Как и калийные соли, людские ресурсы, их образование, интеллект, участвуют в экспорте товаров и сервисов из РБ (и других стран), функционируя по одному и тому же принципу. Используя разницу «давлений» в стоимости ресурсов, создается ситуация высасывания последних из конкретной территории и сообществ. В одном случае – природных. Во втором – интеллектуальных и эмоциональных.”

Извлекающий капитализм — форма капитализма, которая основывается на извлечении (extraction) прибыли из человечества и природы в противовес модернистской идеи продуктивности и массового потребления. Термин концептуализирован Саскией Сассен в ее антропологической поэме Expulsions, в которой она описывает каким образом вторая фаза капитализма оставляет после себя мертвую землю и мертвую воду через добывание пальмового масла, редких металлов для электроники, алмазов и тд. Этот термин помогает нам понять, как работает современный капитализм и подвести общий знаменатель под различные процессы извлечения прибыли из земли и из тела. ИК скорее представляет собой гигантский механизм извлечения ценности из человечества и природы, с постепенным высасыванием всех возможных ресурсов, включающих жизнь, психо и когнитивные способности и биосферу. “Как и калийные соли, людские ресурсы, их образование, интеллект, участвуют в экспорте товаров и сервисов из РБ (и других стран), функционируя по одному и тому же принципу. Используя разницу «давлений» в стоимости ресурсов, создается ситуация высасывания последних из конкретной территории и сообществ. В одном случае – природных. Во втором – интеллектуальных и эмоциональных.”

Извлекающий капитализм — форма капитализма, которая основывается на извлечении (extraction) прибыли из человечества и природы в противовес модернистской идеи продуктивности и массового потребления. Термин концептуализирован Саскией Сассен в ее антропологической поэме Expulsions, в которой она описывает каким образом вторая фаза капитализма оставляет после себя мертвую землю и мертвую воду через добывание пальмового масла, редких металлов для электроники, алмазов и тд. Этот термин помогает нам понять, как работает современный капитализм и подвести общий знаменатель под различные процессы извлечения прибыли из земли и из тела. ИК скорее представляет собой гигантский механизм извлечения ценности из человечества и природы, с постепенным высасыванием всех возможных ресурсов, включающих жизнь, психо и когнитивные способности и биосферу. “Как и калийные соли, людские ресурсы, их образование, интеллект, участвуют в экспорте товаров и сервисов из РБ (и других стран), функционируя по одному и тому же принципу. Используя разницу «давлений» в стоимости ресурсов, создается ситуация высасывания последних из конкретной территории и сообществ. В одном случае – природных. Во втором – интеллектуальных и эмоциональных.”

Желание. Капитализм одновременно провоцирует в нас новые желания и накладывает ограничения на их удовлетворение. Данное состояние приводит к многочисленным неврозам и даже шизофрении. Способность капитализма порождать новые желания любыми средствами впервые была подмечена Марксом: « …ни один евнух не льстит более низким образом своему повелителю и не старается возбудить более гнусными средствами его притупившуюся способность к наслаждениям, чтобы снискать себе его милость, чем это делает евнух промышленности, производитель, старающийся хитростью выудить для себя гроши, выманить золотую птицу из кармана своего христиански возлюбленного ближнего… ». (Философско-экономические рукописи, 1844).

Желание. Капитализм одновременно провоцирует в нас новые желания и накладывает ограничения на их удовлетворение. Данное состояние приводит к многочисленным неврозам и даже шизофрении. Способность капитализма порождать новые желания любыми средствами впервые была подмечена Марксом: « …ни один евнух не льстит более низким образом своему повелителю и не старается возбудить более гнусными средствами его притупившуюся способность к наслаждениям, чтобы снискать себе его милость, чем это делает евнух промышленности, производитель, старающийся хитростью выудить для себя гроши, выманить золотую птицу из кармана своего христиански возлюбленного ближнего… ». (Философско-экономические рукописи, 1844).

Желание. Капитализм одновременно провоцирует в нас новые желания и накладывает ограничения на их удовлетворение. Данное состояние приводит к многочисленным неврозам и даже шизофрении. Способность капитализма порождать новые желания любыми средствами впервые была подмечена Марксом: « …ни один евнух не льстит более низким образом своему повелителю и не старается возбудить более гнусными средствами его притупившуюся способность к наслаждениям, чтобы снискать себе его милость, чем это делает евнух промышленности, производитель, старающийся хитростью выудить для себя гроши, выманить золотую птицу из кармана своего христиански возлюбленного ближнего… ». (Философско-экономические рукописи, 1844).

Желание. Капитализм одновременно провоцирует в нас новые желания и накладывает ограничения на их удовлетворение. Данное состояние приводит к многочисленным неврозам и даже шизофрении. Способность капитализма порождать новые желания любыми средствами впервые была подмечена Марксом: « …ни один евнух не льстит более низким образом своему повелителю и не старается возбудить более гнусными средствами его притупившуюся способность к наслаждениям, чтобы снискать себе его милость, чем это делает евнух промышленности, производитель, старающийся хитростью выудить для себя гроши, выманить золотую птицу из кармана своего христиански возлюбленного ближнего… ». (Философско-экономические рукописи, 1844).

Желание. Капитализм одновременно провоцирует в нас новые желания и накладывает ограничения на их удовлетворение. Данное состояние приводит к многочисленным неврозам и даже шизофрении. Способность капитализма порождать новые желания любыми средствами впервые была подмечена Марксом: « …ни один евнух не льстит более низким образом своему повелителю и не старается возбудить более гнусными средствами его притупившуюся способность к наслаждениям, чтобы снискать себе его милость, чем это делает евнух промышленности, производитель, старающийся хитростью выудить для себя гроши, выманить золотую птицу из кармана своего христиански возлюбленного ближнего… ». (Философско-экономические рукописи, 1844).

Желание. Капитализм одновременно провоцирует в нас новые желания и накладывает ограничения на их удовлетворение. Данное состояние приводит к многочисленным неврозам и даже шизофрении. Способность капитализма порождать новые желания любыми средствами впервые была подмечена Марксом: « …ни один евнух не льстит более низким образом своему повелителю и не старается возбудить более гнусными средствами его притупившуюся способность к наслаждениям, чтобы снискать себе его милость, чем это делает евнух промышленности, производитель, старающийся хитростью выудить для себя гроши, выманить золотую птицу из кармана своего христиански возлюбленного ближнего… ». (Философско-экономические рукописи, 1844).

Желание. Капитализм одновременно провоцирует в нас новые желания и накладывает ограничения на их удовлетворение. Данное состояние приводит к многочисленным неврозам и даже шизофрении. Способность капитализма порождать новые желания любыми средствами впервые была подмечена Марксом: « …ни один евнух не льстит более низким образом своему повелителю и не старается возбудить более гнусными средствами его притупившуюся способность к наслаждениям, чтобы снискать себе его милость, чем это делает евнух промышленности, производитель, старающийся хитростью выудить для себя гроши, выманить золотую птицу из кармана своего христиански возлюбленного ближнего… ». (Философско-экономические рукописи, 1844).

Желание. Капитализм одновременно провоцирует в нас новые желания и накладывает ограничения на их удовлетворение. Данное состояние приводит к многочисленным неврозам и даже шизофрении. Способность капитализма порождать новые желания любыми средствами впервые была подмечена Марксом: « …ни один евнух не льстит более низким образом своему повелителю и не старается возбудить более гнусными средствами его притупившуюся способность к наслаждениям, чтобы снискать себе его милость, чем это делает евнух промышленности, производитель, старающийся хитростью выудить для себя гроши, выманить золотую птицу из кармана своего христиански возлюбленного ближнего… ». (Философско-экономические рукописи, 1844).

Желание. Капитализм одновременно провоцирует в нас новые желания и накладывает ограничения на их удовлетворение. Данное состояние приводит к многочисленным неврозам и даже шизофрении. Способность капитализма порождать новые желания любыми средствами впервые была подмечена Марксом: « …ни один евнух не льстит более низким образом своему повелителю и не старается возбудить более гнусными средствами его притупившуюся способность к наслаждениям, чтобы снискать себе его милость, чем это делает евнух промышленности, производитель, старающийся хитростью выудить для себя гроши, выманить золотую птицу из кармана своего христиански возлюбленного ближнего… ». (Философско-экономические рукописи, 1844).

Желание. Капитализм одновременно провоцирует в нас новые желания и накладывает ограничения на их удовлетворение. Данное состояние приводит к многочисленным неврозам и даже шизофрении. Способность капитализма порождать новые желания любыми средствами впервые была подмечена Марксом: « …ни один евнух не льстит более низким образом своему повелителю и не старается возбудить более гнусными средствами его притупившуюся способность к наслаждениям, чтобы снискать себе его милость, чем это делает евнух промышленности, производитель, старающийся хитростью выудить для себя гроши, выманить золотую птицу из кармана своего христиански возлюбленного ближнего… ». (Философско-экономические рукописи, 1844).

Желание. Капитализм одновременно провоцирует в нас новые желания и накладывает ограничения на их удовлетворение. Данное состояние приводит к многочисленным неврозам и даже шизофрении. Способность капитализма порождать новые желания любыми средствами впервые была подмечена Марксом: « …ни один евнух не льстит более низким образом своему повелителю и не старается возбудить более гнусными средствами его притупившуюся способность к наслаждениям, чтобы снискать себе его милость, чем это делает евнух промышленности, производитель, старающийся хитростью выудить для себя гроши, выманить золотую птицу из кармана своего христиански возлюбленного ближнего… ». (Философско-экономические рукописи, 1844).

Желание. Капитализм одновременно провоцирует в нас новые желания и накладывает ограничения на их удовлетворение. Данное состояние приводит к многочисленным неврозам и даже шизофрении. Способность капитализма порождать новые желания любыми средствами впервые была подмечена Марксом: « …ни один евнух не льстит более низким образом своему повелителю и не старается возбудить более гнусными средствами его притупившуюся способность к наслаждениям, чтобы снискать себе его милость, чем это делает евнух промышленности, производитель, старающийся хитростью выудить для себя гроши, выманить золотую птицу из кармана своего христиански возлюбленного ближнего… ». (Философско-экономические рукописи, 1844).

Интимные интерфейсы – граница между внешним и внутренним , на которой происходит микроусилие взаимодействия, минимальность значения которого позволяет возможность действия ( в отличии от невозможности сверхусилия) и отслеживание и перераспределение рациональности. Интимные интерфейсы поддерживая формат прозрачности отслеживают репрессивность, поддерживая рефлексивность системы для ее сохранения и солидарности в между объектами вне общих систем, в универсалии Реальности. Интимные интерфейсы – особая общественная связь между индивидами, вещами, технологиями, животными и тд приводящий к особому типу зависимости между объектами, преводящяя к их раскрытию особо интимным (вне субъектно-объектных отношений) образом. Универсальность – сама Реальность, в которой «находятся» объекты и которую имперически подтвеждает Сеть (от социальных сетей до интернета животных). Универсальность содержит себе различные типы общностей (технологии-люди, животные-люди, разные социальные группы людей), возможность взаимодействия между которыми может быть обеспечена Интимными Интерфейсам.

Интимные интерфейсы – граница между внешним и внутренним , на которой происходит микроусилие взаимодействия, минимальность значения которого позволяет возможность действия ( в отличии от невозможности сверхусилия) и отслеживание и перераспределение рациональности. Интимные интерфейсы поддерживая формат прозрачности отслеживают репрессивность, поддерживая рефлексивность системы для ее сохранения и солидарности в между объектами вне общих систем, в универсалии Реальности. Интимные интерфейсы – особая общественная связь между индивидами, вещами, технологиями, животными и тд приводящий к особому типу зависимости между объектами, преводящяя к их раскрытию особо интимным (вне субъектно-объектных отношений) образом. Универсальность – сама Реальность, в которой «находятся» объекты и которую имперически подтвеждает Сеть (от социальных сетей до интернета животных). Универсальность содержит себе различные типы общностей (технологии-люди, животные-люди, разные социальные группы людей), возможность взаимодействия между которыми может быть обеспечена Интимными Интерфейсам.

Интимные интерфейсы – граница между внешним и внутренним , на которой происходит микроусилие взаимодействия, минимальность значения которого позволяет возможность действия ( в отличии от невозможности сверхусилия) и отслеживание и перераспределение рациональности. Интимные интерфейсы поддерживая формат прозрачности отслеживают репрессивность, поддерживая рефлексивность системы для ее сохранения и солидарности в между объектами вне общих систем, в универсалии Реальности. Интимные интерфейсы – особая общественная связь между индивидами, вещами, технологиями, животными и тд приводящий к особому типу зависимости между объектами, преводящяя к их раскрытию особо интимным (вне субъектно-объектных отношений) образом. Универсальность – сама Реальность, в которой «находятся» объекты и которую имперически подтвеждает Сеть (от социальных сетей до интернета животных). Универсальность содержит себе различные типы общностей (технологии-люди, животные-люди, разные социальные группы людей), возможность взаимодействия между которыми может быть обеспечена Интимными Интерфейсам.

Интимные интерфейсы – граница между внешним и внутренним , на которой происходит микроусилие взаимодействия, минимальность значения которого позволяет возможность действия ( в отличии от невозможности сверхусилия) и отслеживание и перераспределение рациональности. Интимные интерфейсы поддерживая формат прозрачности отслеживают репрессивность, поддерживая рефлексивность системы для ее сохранения и солидарности в между объектами вне общих систем, в универсалии Реальности. Интимные интерфейсы – особая общественная связь между индивидами, вещами, технологиями, животными и тд приводящий к особому типу зависимости между объектами, преводящяя к их раскрытию особо интимным (вне субъектно-объектных отношений) образом. Универсальность – сама Реальность, в которой «находятся» объекты и которую имперически подтвеждает Сеть (от социальных сетей до интернета животных). Универсальность содержит себе различные типы общностей (технологии-люди, животные-люди, разные социальные группы людей), возможность взаимодействия между которыми может быть обеспечена Интимными Интерфейсам.

Интимные интерфейсы – граница между внешним и внутренним , на которой происходит микроусилие взаимодействия, минимальность значения которого позволяет возможность действия ( в отличии от невозможности сверхусилия) и отслеживание и перераспределение рациональности. Интимные интерфейсы поддерживая формат прозрачности отслеживают репрессивность, поддерживая рефлексивность системы для ее сохранения и солидарности в между объектами вне общих систем, в универсалии Реальности. Интимные интерфейсы – особая общественная связь между индивидами, вещами, технологиями, животными и тд приводящий к особому типу зависимости между объектами, преводящяя к их раскрытию особо интимным (вне субъектно-объектных отношений) образом. Универсальность – сама Реальность, в которой «находятся» объекты и которую имперически подтвеждает Сеть (от социальных сетей до интернета животных). Универсальность содержит себе различные типы общностей (технологии-люди, животные-люди, разные социальные группы людей), возможность взаимодействия между которыми может быть обеспечена Интимными Интерфейсам.

Интимные интерфейсы – граница между внешним и внутренним , на которой происходит микроусилие взаимодействия, минимальность значения которого позволяет возможность действия ( в отличии от невозможности сверхусилия) и отслеживание и перераспределение рациональности. Интимные интерфейсы поддерживая формат прозрачности отслеживают репрессивность, поддерживая рефлексивность системы для ее сохранения и солидарности в между объектами вне общих систем, в универсалии Реальности. Интимные интерфейсы – особая общественная связь между индивидами, вещами, технологиями, животными и тд приводящий к особому типу зависимости между объектами, преводящяя к их раскрытию особо интимным (вне субъектно-объектных отношений) образом. Универсальность – сама Реальность, в которой «находятся» объекты и которую имперически подтвеждает Сеть (от социальных сетей до интернета животных). Универсальность содержит себе различные типы общностей (технологии-люди, животные-люди, разные социальные группы людей), возможность взаимодействия между которыми может быть обеспечена Интимными Интерфейсам.

Интимные интерфейсы – граница между внешним и внутренним , на которой происходит микроусилие взаимодействия, минимальность значения которого позволяет возможность действия ( в отличии от невозможности сверхусилия) и отслеживание и перераспределение рациональности. Интимные интерфейсы поддерживая формат прозрачности отслеживают репрессивность, поддерживая рефлексивность системы для ее сохранения и солидарности в между объектами вне общих систем, в универсалии Реальности. Интимные интерфейсы – особая общественная связь между индивидами, вещами, технологиями, животными и тд приводящий к особому типу зависимости между объектами, преводящяя к их раскрытию особо интимным (вне субъектно-объектных отношений) образом. Универсальность – сама Реальность, в которой «находятся» объекты и которую имперически подтвеждает Сеть (от социальных сетей до интернета животных). Универсальность содержит себе различные типы общностей (технологии-люди, животные-люди, разные социальные группы людей), возможность взаимодействия между которыми может быть обеспечена Интимными Интерфейсам.

Интимные интерфейсы – граница между внешним и внутренним , на которой происходит микроусилие взаимодействия, минимальность значения которого позволяет возможность действия ( в отличии от невозможности сверхусилия) и отслеживание и перераспределение рациональности. Интимные интерфейсы поддерживая формат прозрачности отслеживают репрессивность, поддерживая рефлексивность системы для ее сохранения и солидарности в между объектами вне общих систем, в универсалии Реальности. Интимные интерфейсы – особая общественная связь между индивидами, вещами, технологиями, животными и тд приводящий к особому типу зависимости между объектами, преводящяя к их раскрытию особо интимным (вне субъектно-объектных отношений) образом. Универсальность – сама Реальность, в которой «находятся» объекты и которую имперически подтвеждает Сеть (от социальных сетей до интернета животных). Универсальность содержит себе различные типы общностей (технологии-люди, животные-люди, разные социальные группы людей), возможность взаимодействия между которыми может быть обеспечена Интимными Интерфейсам.

Интимные интерфейсы – граница между внешним и внутренним , на которой происходит микроусилие взаимодействия, минимальность значения которого позволяет возможность действия ( в отличии от невозможности сверхусилия) и отслеживание и перераспределение рациональности. Интимные интерфейсы поддерживая формат прозрачности отслеживают репрессивность, поддерживая рефлексивность системы для ее сохранения и солидарности в между объектами вне общих систем, в универсалии Реальности. Интимные интерфейсы – особая общественная связь между индивидами, вещами, технологиями, животными и тд приводящий к особому типу зависимости между объектами, преводящяя к их раскрытию особо интимным (вне субъектно-объектных отношений) образом. Универсальность – сама Реальность, в которой «находятся» объекты и которую имперически подтвеждает Сеть (от социальных сетей до интернета животных). Универсальность содержит себе различные типы общностей (технологии-люди, животные-люди, разные социальные группы людей), возможность взаимодействия между которыми может быть обеспечена Интимными Интерфейсам.

Интимные интерфейсы – граница между внешним и внутренним , на которой происходит микроусилие взаимодействия, минимальность значения которого позволяет возможность действия ( в отличии от невозможности сверхусилия) и отслеживание и перераспределение рациональности. Интимные интерфейсы поддерживая формат прозрачности отслеживают репрессивность, поддерживая рефлексивность системы для ее сохранения и солидарности в между объектами вне общих систем, в универсалии Реальности. Интимные интерфейсы – особая общественная связь между индивидами, вещами, технологиями, животными и тд приводящий к особому типу зависимости между объектами, преводящяя к их раскрытию особо интимным (вне субъектно-объектных отношений) образом. Универсальность – сама Реальность, в которой «находятся» объекты и которую имперически подтвеждает Сеть (от социальных сетей до интернета животных). Универсальность содержит себе различные типы общностей (технологии-люди, животные-люди, разные социальные группы людей), возможность взаимодействия между которыми может быть обеспечена Интимными Интерфейсам.

Интимные интерфейсы – граница между внешним и внутренним , на которой происходит микроусилие взаимодействия, минимальность значения которого позволяет возможность действия ( в отличии от невозможности сверхусилия) и отслеживание и перераспределение рациональности. Интимные интерфейсы поддерживая формат прозрачности отслеживают репрессивность, поддерживая рефлексивность системы для ее сохранения и солидарности в между объектами вне общих систем, в универсалии Реальности. Интимные интерфейсы – особая общественная связь между индивидами, вещами, технологиями, животными и тд приводящий к особому типу зависимости между объектами, преводящяя к их раскрытию особо интимным (вне субъектно-объектных отношений) образом. Универсальность – сама Реальность, в которой «находятся» объекты и которую имперически подтвеждает Сеть (от социальных сетей до интернета животных). Универсальность содержит себе различные типы общностей (технологии-люди, животные-люди, разные социальные группы людей), возможность взаимодействия между которыми может быть обеспечена Интимными Интерфейсам.

Интимные интерфейсы – граница между внешним и внутренним , на которой происходит микроусилие взаимодействия, минимальность значения которого позволяет возможность действия ( в отличии от невозможности сверхусилия) и отслеживание и перераспределение рациональности. Интимные интерфейсы поддерживая формат прозрачности отслеживают репрессивность, поддерживая рефлексивность системы для ее сохранения и солидарности в между объектами вне общих систем, в универсалии Реальности. Интимные интерфейсы – особая общественная связь между индивидами, вещами, технологиями, животными и тд приводящий к особому типу зависимости между объектами, преводящяя к их раскрытию особо интимным (вне субъектно-объектных отношений) образом. Универсальность – сама Реальность, в которой «находятся» объекты и которую имперически подтвеждает Сеть (от социальных сетей до интернета животных). Универсальность содержит себе различные типы общностей (технологии-люди, животные-люди, разные социальные группы людей), возможность взаимодействия между которыми может быть обеспечена Интимными Интерфейсам.

1. Извиниться;

2. Легитимизировать себя, обосновать свой статус и авторитет;

3. Доказать значительное трудовложение;

4. Ещё раз извиниться;

5. Сказать, что присланная работа классная;

6. Посетовать на ограниченность ресурсов;

7. (опционально) обосновать основные причины отказа в случае невозможности сделать индивидуальные письма*;

8. Извиниться третий раз;

9. Сказать, что в следующий раз все обязательно получиться;

10. Попросить подписаться на рассылку, соцсети;

11. Пожелать удачи.

---

• Рекомендованные обоснования:

а) малый бюджет;

б) ограниченное число участников;

в) контекстуальное или экспозиционное несоответствие.

1. Извиниться;

2. Легитимизировать себя, обосновать свой статус и авторитет;

3. Доказать значительное трудовложение;

4. Ещё раз извиниться;

5. Сказать, что присланная работа классная;

6. Посетовать на ограниченность ресурсов;

7. (опционально) обосновать основные причины отказа в случае невозможности сделать индивидуальные письма*;

8. Извиниться третий раз;

9. Сказать, что в следующий раз все обязательно получиться;

10. Попросить подписаться на рассылку, соцсети;

11. Пожелать удачи.

---

• Рекомендованные обоснования:

а) малый бюджет;

б) ограниченное число участников;

в) контекстуальное или экспозиционное несоответствие.

1. Извиниться;

2. Легитимизировать себя, обосновать свой статус и авторитет;

3. Доказать значительное трудовложение;

4. Ещё раз извиниться;

5. Сказать, что присланная работа классная;

6. Посетовать на ограниченность ресурсов;

7. (опционально) обосновать основные причины отказа в случае невозможности сделать индивидуальные письма*;

8. Извиниться третий раз;

9. Сказать, что в следующий раз все обязательно получиться;

10. Попросить подписаться на рассылку, соцсети;

11. Пожелать удачи.

---

• Рекомендованные обоснования:

а) малый бюджет;

б) ограниченное число участников;

в) контекстуальное или экспозиционное несоответствие.

1. Извиниться;

2. Легитимизировать себя, обосновать свой статус и авторитет;

3. Доказать значительное трудовложение;

4. Ещё раз извиниться;

5. Сказать, что присланная работа классная;

6. Посетовать на ограниченность ресурсов;

7. (опционально) обосновать основные причины отказа в случае невозможности сделать индивидуальные письма*;

8. Извиниться третий раз;

9. Сказать, что в следующий раз все обязательно получиться;

10. Попросить подписаться на рассылку, соцсети;

11. Пожелать удачи.

---

• Рекомендованные обоснования:

а) малый бюджет;

б) ограниченное число участников;

в) контекстуальное или экспозиционное несоответствие.

1. Извиниться;

2. Легитимизировать себя, обосновать свой статус и авторитет;

3. Доказать значительное трудовложение;

4. Ещё раз извиниться;

5. Сказать, что присланная работа классная;

6. Посетовать на ограниченность ресурсов;

7. (опционально) обосновать основные причины отказа в случае невозможности сделать индивидуальные письма*;

8. Извиниться третий раз;

9. Сказать, что в следующий раз все обязательно получиться;

10. Попросить подписаться на рассылку, соцсети;

11. Пожелать удачи.

---

• Рекомендованные обоснования:

а) малый бюджет;

б) ограниченное число участников;

в) контекстуальное или экспозиционное несоответствие.

1. Извиниться;

2. Легитимизировать себя, обосновать свой статус и авторитет;

3. Доказать значительное трудовложение;

4. Ещё раз извиниться;

5. Сказать, что присланная работа классная;

6. Посетовать на ограниченность ресурсов;

7. (опционально) обосновать основные причины отказа в случае невозможности сделать индивидуальные письма*;

8. Извиниться третий раз;

9. Сказать, что в следующий раз все обязательно получиться;

10. Попросить подписаться на рассылку, соцсети;

11. Пожелать удачи.

---

• Рекомендованные обоснования:

а) малый бюджет;

б) ограниченное число участников;

в) контекстуальное или экспозиционное несоответствие.

1. Извиниться;

2. Легитимизировать себя, обосновать свой статус и авторитет;

3. Доказать значительное трудовложение;

4. Ещё раз извиниться;

5. Сказать, что присланная работа классная;

6. Посетовать на ограниченность ресурсов;

7. (опционально) обосновать основные причины отказа в случае невозможности сделать индивидуальные письма*;

8. Извиниться третий раз;

9. Сказать, что в следующий раз все обязательно получиться;

10. Попросить подписаться на рассылку, соцсети;

11. Пожелать удачи.

---

• Рекомендованные обоснования:

а) малый бюджет;

б) ограниченное число участников;

в) контекстуальное или экспозиционное несоответствие.

1. Извиниться;

2. Легитимизировать себя, обосновать свой статус и авторитет;

3. Доказать значительное трудовложение;

4. Ещё раз извиниться;

5. Сказать, что присланная работа классная;

6. Посетовать на ограниченность ресурсов;

7. (опционально) обосновать основные причины отказа в случае невозможности сделать индивидуальные письма*;

8. Извиниться третий раз;

9. Сказать, что в следующий раз все обязательно получиться;

10. Попросить подписаться на рассылку, соцсети;

11. Пожелать удачи.

---

• Рекомендованные обоснования:

а) малый бюджет;

б) ограниченное число участников;

в) контекстуальное или экспозиционное несоответствие.

1. Извиниться;

2. Легитимизировать себя, обосновать свой статус и авторитет;

3. Доказать значительное трудовложение;

4. Ещё раз извиниться;

5. Сказать, что присланная работа классная;

6. Посетовать на ограниченность ресурсов;

7. (опционально) обосновать основные причины отказа в случае невозможности сделать индивидуальные письма*;

8. Извиниться третий раз;

9. Сказать, что в следующий раз все обязательно получиться;

10. Попросить подписаться на рассылку, соцсети;

11. Пожелать удачи.

---

• Рекомендованные обоснования:

а) малый бюджет;

б) ограниченное число участников;

в) контекстуальное или экспозиционное несоответствие.

1. Извиниться;

2. Легитимизировать себя, обосновать свой статус и авторитет;

3. Доказать значительное трудовложение;

4. Ещё раз извиниться;

5. Сказать, что присланная работа классная;

6. Посетовать на ограниченность ресурсов;

7. (опционально) обосновать основные причины отказа в случае невозможности сделать индивидуальные письма*;

8. Извиниться третий раз;

9. Сказать, что в следующий раз все обязательно получиться;

10. Попросить подписаться на рассылку, соцсети;

11. Пожелать удачи.

---

• Рекомендованные обоснования:

а) малый бюджет;

б) ограниченное число участников;

в) контекстуальное или экспозиционное несоответствие.

1. Извиниться;

2. Легитимизировать себя, обосновать свой статус и авторитет;

3. Доказать значительное трудовложение;

4. Ещё раз извиниться;

5. Сказать, что присланная работа классная;

6. Посетовать на ограниченность ресурсов;

7. (опционально) обосновать основные причины отказа в случае невозможности сделать индивидуальные письма*;

8. Извиниться третий раз;

9. Сказать, что в следующий раз все обязательно получиться;

10. Попросить подписаться на рассылку, соцсети;

11. Пожелать удачи.

---

• Рекомендованные обоснования:

а) малый бюджет;

б) ограниченное число участников;

в) контекстуальное или экспозиционное несоответствие.

1. Извиниться;

2. Легитимизировать себя, обосновать свой статус и авторитет;

3. Доказать значительное трудовложение;

4. Ещё раз извиниться;

5. Сказать, что присланная работа классная;

6. Посетовать на ограниченность ресурсов;

7. (опционально) обосновать основные причины отказа в случае невозможности сделать индивидуальные письма*;

8. Извиниться третий раз;

9. Сказать, что в следующий раз все обязательно получиться;

10. Попросить подписаться на рассылку, соцсети;

11. Пожелать удачи.

---

• Рекомендованные обоснования:

а) малый бюджет;

б) ограниченное число участников;

в) контекстуальное или экспозиционное несоответствие.

Очевидно, что городское общественное пространство опеределяется глобальными политическими и экономическими интересами. В результате особое внимание уделяется потреблению и ограничительным мерам безопасности, особенно в так называемых POPS (общественных местах, находящихся в частной собственности). Такие пространства и общественное пространство во времена неолиберальной политики постепенно, в течение десятилетий, превращают пешехода в потребителя. Этот конфликт интересов наглядно проявляется не только в глобализированном гомогенном дизайне, но и в его функциях, которые непосредственно поощряют потребительское поведение. Наиболее критикуемый факт — это набор правил, которые устанавливаются с помощью доминирующих инструментов контроля для предполагаемой цели защиты частной собственности. Контроль служб безопасности косвенно способствует исключению определенных социальных групп и другим сомнительным последствиям, таким как запреты на собрания и общественное производство. Ограничение — серьезная часть дизайна так называемой враждебной архитектуры (или оборонительной архитектуры), которая лишает определенных групп людей желания жить в этом районе через запутанный язык неудобного дизайна и другие психологические инструменты. Это исключение «групп риска» и акцент на предпочтениях потенциального потребителя соответствует ситуации на глобальном рынке, в котором вместо защиты интересов широкой общественности доминируют интересы узкого меньшинства инвесторов.

Очевидно, что городское общественное пространство опеределяется глобальными политическими и экономическими интересами. В результате особое внимание уделяется потреблению и ограничительным мерам безопасности, особенно в так называемых POPS (общественных местах, находящихся в частной собственности). Такие пространства и общественное пространство во времена неолиберальной политики постепенно, в течение десятилетий, превращают пешехода в потребителя. Этот конфликт интересов наглядно проявляется не только в глобализированном гомогенном дизайне, но и в его функциях, которые непосредственно поощряют потребительское поведение. Наиболее критикуемый факт — это набор правил, которые устанавливаются с помощью доминирующих инструментов контроля для предполагаемой цели защиты частной собственности. Контроль служб безопасности косвенно способствует исключению определенных социальных групп и другим сомнительным последствиям, таким как запреты на собрания и общественное производство. Ограничение — серьезная часть дизайна так называемой враждебной архитектуры (или оборонительной архитектуры), которая лишает определенных групп людей желания жить в этом районе через запутанный язык неудобного дизайна и другие психологические инструменты. Это исключение «групп риска» и акцент на предпочтениях потенциального потребителя соответствует ситуации на глобальном рынке, в котором вместо защиты интересов широкой общественности доминируют интересы узкого меньшинства инвесторов.

Очевидно, что городское общественное пространство опеределяется глобальными политическими и экономическими интересами. В результате особое внимание уделяется потреблению и ограничительным мерам безопасности, особенно в так называемых POPS (общественных местах, находящихся в частной собственности). Такие пространства и общественное пространство во времена неолиберальной политики постепенно, в течение десятилетий, превращают пешехода в потребителя. Этот конфликт интересов наглядно проявляется не только в глобализированном гомогенном дизайне, но и в его функциях, которые непосредственно поощряют потребительское поведение. Наиболее критикуемый факт — это набор правил, которые устанавливаются с помощью доминирующих инструментов контроля для предполагаемой цели защиты частной собственности. Контроль служб безопасности косвенно способствует исключению определенных социальных групп и другим сомнительным последствиям, таким как запреты на собрания и общественное производство. Ограничение — серьезная часть дизайна так называемой враждебной архитектуры (или оборонительной архитектуры), которая лишает определенных групп людей желания жить в этом районе через запутанный язык неудобного дизайна и другие психологические инструменты. Это исключение «групп риска» и акцент на предпочтениях потенциального потребителя соответствует ситуации на глобальном рынке, в котором вместо защиты интересов широкой общественности доминируют интересы узкого меньшинства инвесторов.

Очевидно, что городское общественное пространство опеределяется глобальными политическими и экономическими интересами. В результате особое внимание уделяется потреблению и ограничительным мерам безопасности, особенно в так называемых POPS (общественных местах, находящихся в частной собственности). Такие пространства и общественное пространство во времена неолиберальной политики постепенно, в течение десятилетий, превращают пешехода в потребителя. Этот конфликт интересов наглядно проявляется не только в глобализированном гомогенном дизайне, но и в его функциях, которые непосредственно поощряют потребительское поведение. Наиболее критикуемый факт — это набор правил, которые устанавливаются с помощью доминирующих инструментов контроля для предполагаемой цели защиты частной собственности. Контроль служб безопасности косвенно способствует исключению определенных социальных групп и другим сомнительным последствиям, таким как запреты на собрания и общественное производство. Ограничение — серьезная часть дизайна так называемой враждебной архитектуры (или оборонительной архитектуры), которая лишает определенных групп людей желания жить в этом районе через запутанный язык неудобного дизайна и другие психологические инструменты. Это исключение «групп риска» и акцент на предпочтениях потенциального потребителя соответствует ситуации на глобальном рынке, в котором вместо защиты интересов широкой общественности доминируют интересы узкого меньшинства инвесторов.

Очевидно, что городское общественное пространство опеределяется глобальными политическими и экономическими интересами. В результате особое внимание уделяется потреблению и ограничительным мерам безопасности, особенно в так называемых POPS (общественных местах, находящихся в частной собственности). Такие пространства и общественное пространство во времена неолиберальной политики постепенно, в течение десятилетий, превращают пешехода в потребителя. Этот конфликт интересов наглядно проявляется не только в глобализированном гомогенном дизайне, но и в его функциях, которые непосредственно поощряют потребительское поведение. Наиболее критикуемый факт — это набор правил, которые устанавливаются с помощью доминирующих инструментов контроля для предполагаемой цели защиты частной собственности. Контроль служб безопасности косвенно способствует исключению определенных социальных групп и другим сомнительным последствиям, таким как запреты на собрания и общественное производство. Ограничение — серьезная часть дизайна так называемой враждебной архитектуры (или оборонительной архитектуры), которая лишает определенных групп людей желания жить в этом районе через запутанный язык неудобного дизайна и другие психологические инструменты. Это исключение «групп риска» и акцент на предпочтениях потенциального потребителя соответствует ситуации на глобальном рынке, в котором вместо защиты интересов широкой общественности доминируют интересы узкого меньшинства инвесторов.

Очевидно, что городское общественное пространство опеределяется глобальными политическими и экономическими интересами. В результате особое внимание уделяется потреблению и ограничительным мерам безопасности, особенно в так называемых POPS (общественных местах, находящихся в частной собственности). Такие пространства и общественное пространство во времена неолиберальной политики постепенно, в течение десятилетий, превращают пешехода в потребителя. Этот конфликт интересов наглядно проявляется не только в глобализированном гомогенном дизайне, но и в его функциях, которые непосредственно поощряют потребительское поведение. Наиболее критикуемый факт — это набор правил, которые устанавливаются с помощью доминирующих инструментов контроля для предполагаемой цели защиты частной собственности. Контроль служб безопасности косвенно способствует исключению определенных социальных групп и другим сомнительным последствиям, таким как запреты на собрания и общественное производство. Ограничение — серьезная часть дизайна так называемой враждебной архитектуры (или оборонительной архитектуры), которая лишает определенных групп людей желания жить в этом районе через запутанный язык неудобного дизайна и другие психологические инструменты. Это исключение «групп риска» и акцент на предпочтениях потенциального потребителя соответствует ситуации на глобальном рынке, в котором вместо защиты интересов широкой общественности доминируют интересы узкого меньшинства инвесторов.

Очевидно, что городское общественное пространство опеределяется глобальными политическими и экономическими интересами. В результате особое внимание уделяется потреблению и ограничительным мерам безопасности, особенно в так называемых POPS (общественных местах, находящихся в частной собственности). Такие пространства и общественное пространство во времена неолиберальной политики постепенно, в течение десятилетий, превращают пешехода в потребителя. Этот конфликт интересов наглядно проявляется не только в глобализированном гомогенном дизайне, но и в его функциях, которые непосредственно поощряют потребительское поведение. Наиболее критикуемый факт — это набор правил, которые устанавливаются с помощью доминирующих инструментов контроля для предполагаемой цели защиты частной собственности. Контроль служб безопасности косвенно способствует исключению определенных социальных групп и другим сомнительным последствиям, таким как запреты на собрания и общественное производство. Ограничение — серьезная часть дизайна так называемой враждебной архитектуры (или оборонительной архитектуры), которая лишает определенных групп людей желания жить в этом районе через запутанный язык неудобного дизайна и другие психологические инструменты. Это исключение «групп риска» и акцент на предпочтениях потенциального потребителя соответствует ситуации на глобальном рынке, в котором вместо защиты интересов широкой общественности доминируют интересы узкого меньшинства инвесторов.

Очевидно, что городское общественное пространство опеределяется глобальными политическими и экономическими интересами. В результате особое внимание уделяется потреблению и ограничительным мерам безопасности, особенно в так называемых POPS (общественных местах, находящихся в частной собственности). Такие пространства и общественное пространство во времена неолиберальной политики постепенно, в течение десятилетий, превращают пешехода в потребителя. Этот конфликт интересов наглядно проявляется не только в глобализированном гомогенном дизайне, но и в его функциях, которые непосредственно поощряют потребительское поведение. Наиболее критикуемый факт — это набор правил, которые устанавливаются с помощью доминирующих инструментов контроля для предполагаемой цели защиты частной собственности. Контроль служб безопасности косвенно способствует исключению определенных социальных групп и другим сомнительным последствиям, таким как запреты на собрания и общественное производство. Ограничение — серьезная часть дизайна так называемой враждебной архитектуры (или оборонительной архитектуры), которая лишает определенных групп людей желания жить в этом районе через запутанный язык неудобного дизайна и другие психологические инструменты. Это исключение «групп риска» и акцент на предпочтениях потенциального потребителя соответствует ситуации на глобальном рынке, в котором вместо защиты интересов широкой общественности доминируют интересы узкого меньшинства инвесторов.

Очевидно, что городское общественное пространство опеределяется глобальными политическими и экономическими интересами. В результате особое внимание уделяется потреблению и ограничительным мерам безопасности, особенно в так называемых POPS (общественных местах, находящихся в частной собственности). Такие пространства и общественное пространство во времена неолиберальной политики постепенно, в течение десятилетий, превращают пешехода в потребителя. Этот конфликт интересов наглядно проявляется не только в глобализированном гомогенном дизайне, но и в его функциях, которые непосредственно поощряют потребительское поведение. Наиболее критикуемый факт — это набор правил, которые устанавливаются с помощью доминирующих инструментов контроля для предполагаемой цели защиты частной собственности. Контроль служб безопасности косвенно способствует исключению определенных социальных групп и другим сомнительным последствиям, таким как запреты на собрания и общественное производство. Ограничение — серьезная часть дизайна так называемой враждебной архитектуры (или оборонительной архитектуры), которая лишает определенных групп людей желания жить в этом районе через запутанный язык неудобного дизайна и другие психологические инструменты. Это исключение «групп риска» и акцент на предпочтениях потенциального потребителя соответствует ситуации на глобальном рынке, в котором вместо защиты интересов широкой общественности доминируют интересы узкого меньшинства инвесторов.

Очевидно, что городское общественное пространство опеределяется глобальными политическими и экономическими интересами. В результате особое внимание уделяется потреблению и ограничительным мерам безопасности, особенно в так называемых POPS (общественных местах, находящихся в частной собственности). Такие пространства и общественное пространство во времена неолиберальной политики постепенно, в течение десятилетий, превращают пешехода в потребителя. Этот конфликт интересов наглядно проявляется не только в глобализированном гомогенном дизайне, но и в его функциях, которые непосредственно поощряют потребительское поведение. Наиболее критикуемый факт — это набор правил, которые устанавливаются с помощью доминирующих инструментов контроля для предполагаемой цели защиты частной собственности. Контроль служб безопасности косвенно способствует исключению определенных социальных групп и другим сомнительным последствиям, таким как запреты на собрания и общественное производство. Ограничение — серьезная часть дизайна так называемой враждебной архитектуры (или оборонительной архитектуры), которая лишает определенных групп людей желания жить в этом районе через запутанный язык неудобного дизайна и другие психологические инструменты. Это исключение «групп риска» и акцент на предпочтениях потенциального потребителя соответствует ситуации на глобальном рынке, в котором вместо защиты интересов широкой общественности доминируют интересы узкого меньшинства инвесторов.

Очевидно, что городское общественное пространство опеределяется глобальными политическими и экономическими интересами. В результате особое внимание уделяется потреблению и ограничительным мерам безопасности, особенно в так называемых POPS (общественных местах, находящихся в частной собственности). Такие пространства и общественное пространство во времена неолиберальной политики постепенно, в течение десятилетий, превращают пешехода в потребителя. Этот конфликт интересов наглядно проявляется не только в глобализированном гомогенном дизайне, но и в его функциях, которые непосредственно поощряют потребительское поведение. Наиболее критикуемый факт — это набор правил, которые устанавливаются с помощью доминирующих инструментов контроля для предполагаемой цели защиты частной собственности. Контроль служб безопасности косвенно способствует исключению определенных социальных групп и другим сомнительным последствиям, таким как запреты на собрания и общественное производство. Ограничение — серьезная часть дизайна так называемой враждебной архитектуры (или оборонительной архитектуры), которая лишает определенных групп людей желания жить в этом районе через запутанный язык неудобного дизайна и другие психологические инструменты. Это исключение «групп риска» и акцент на предпочтениях потенциального потребителя соответствует ситуации на глобальном рынке, в котором вместо защиты интересов широкой общественности доминируют интересы узкого меньшинства инвесторов.

Очевидно, что городское общественное пространство опеределяется глобальными политическими и экономическими интересами. В результате особое внимание уделяется потреблению и ограничительным мерам безопасности, особенно в так называемых POPS (общественных местах, находящихся в частной собственности). Такие пространства и общественное пространство во времена неолиберальной политики постепенно, в течение десятилетий, превращают пешехода в потребителя. Этот конфликт интересов наглядно проявляется не только в глобализированном гомогенном дизайне, но и в его функциях, которые непосредственно поощряют потребительское поведение. Наиболее критикуемый факт — это набор правил, которые устанавливаются с помощью доминирующих инструментов контроля для предполагаемой цели защиты частной собственности. Контроль служб безопасности косвенно способствует исключению определенных социальных групп и другим сомнительным последствиям, таким как запреты на собрания и общественное производство. Ограничение — серьезная часть дизайна так называемой враждебной архитектуры (или оборонительной архитектуры), которая лишает определенных групп людей желания жить в этом районе через запутанный язык неудобного дизайна и другие психологические инструменты. Это исключение «групп риска» и акцент на предпочтениях потенциального потребителя соответствует ситуации на глобальном рынке, в котором вместо защиты интересов широкой общественности доминируют интересы узкого меньшинства инвесторов.

Киберфеминизм — нечто из истории, близкое нам по духу, интерес к тому, как использовать технологии в работе нашего коллектива, с нашей групповой практикой, есть ли другой путь? Технология компромисса. Приложения, которые мы используем для переговоров, имейлы, информация, дошедшая до адресата или потерянная. Плохой сигнал связи, фоновый шум, дождь по крыше, ребёнок, лай собаки, кастрюли и сковородки на кухне, стиральная машинка. Устный приказ, эхо, отсрочка, попытка быть услышанным в групповом устном чате. Повестка дня, протоколы встреч, суммирование сказанного. Попытка встретиться в IRL. Планы на будущее, взгляд на прошлое. Быть в настоящем. Поиск wi-fi в деревне. Встреча AFK, полезные знакомства с другими художниками, кураторами и коллективами. Поиск программной платформы для встречи. Что есть ’’ мы’‘, и что -’‘нас’’. Сочинение поэзии в интернете, иметь пространство для создания искусства, это не должно быть физическим местом, но созданный нами контекст.

Киберфеминизм — нечто из истории, близкое нам по духу, интерес к тому, как использовать технологии в работе нашего коллектива, с нашей групповой практикой, есть ли другой путь? Технология компромисса. Приложения, которые мы используем для переговоров, имейлы, информация, дошедшая до адресата или потерянная. Плохой сигнал связи, фоновый шум, дождь по крыше, ребёнок, лай собаки, кастрюли и сковородки на кухне, стиральная машинка. Устный приказ, эхо, отсрочка, попытка быть услышанным в групповом устном чате. Повестка дня, протоколы встреч, суммирование сказанного. Попытка встретиться в IRL. Планы на будущее, взгляд на прошлое. Быть в настоящем. Поиск wi-fi в деревне. Встреча AFK, полезные знакомства с другими художниками, кураторами и коллективами. Поиск программной платформы для встречи. Что есть ’’ мы’‘, и что -’‘нас’’. Сочинение поэзии в интернете, иметь пространство для создания искусства, это не должно быть физическим местом, но созданный нами контекст.

Киберфеминизм — нечто из истории, близкое нам по духу, интерес к тому, как использовать технологии в работе нашего коллектива, с нашей групповой практикой, есть ли другой путь? Технология компромисса. Приложения, которые мы используем для переговоров, имейлы, информация, дошедшая до адресата или потерянная. Плохой сигнал связи, фоновый шум, дождь по крыше, ребёнок, лай собаки, кастрюли и сковородки на кухне, стиральная машинка. Устный приказ, эхо, отсрочка, попытка быть услышанным в групповом устном чате. Повестка дня, протоколы встреч, суммирование сказанного. Попытка встретиться в IRL. Планы на будущее, взгляд на прошлое. Быть в настоящем. Поиск wi-fi в деревне. Встреча AFK, полезные знакомства с другими художниками, кураторами и коллективами. Поиск программной платформы для встречи. Что есть ’’ мы’‘, и что -’‘нас’’. Сочинение поэзии в интернете, иметь пространство для создания искусства, это не должно быть физическим местом, но созданный нами контекст.

Киберфеминизм — нечто из истории, близкое нам по духу, интерес к тому, как использовать технологии в работе нашего коллектива, с нашей групповой практикой, есть ли другой путь? Технология компромисса. Приложения, которые мы используем для переговоров, имейлы, информация, дошедшая до адресата или потерянная. Плохой сигнал связи, фоновый шум, дождь по крыше, ребёнок, лай собаки, кастрюли и сковородки на кухне, стиральная машинка. Устный приказ, эхо, отсрочка, попытка быть услышанным в групповом устном чате. Повестка дня, протоколы встреч, суммирование сказанного. Попытка встретиться в IRL. Планы на будущее, взгляд на прошлое. Быть в настоящем. Поиск wi-fi в деревне. Встреча AFK, полезные знакомства с другими художниками, кураторами и коллективами. Поиск программной платформы для встречи. Что есть ’’ мы’‘, и что -’‘нас’’. Сочинение поэзии в интернете, иметь пространство для создания искусства, это не должно быть физическим местом, но созданный нами контекст.

Киберфеминизм — нечто из истории, близкое нам по духу, интерес к тому, как использовать технологии в работе нашего коллектива, с нашей групповой практикой, есть ли другой путь? Технология компромисса. Приложения, которые мы используем для переговоров, имейлы, информация, дошедшая до адресата или потерянная. Плохой сигнал связи, фоновый шум, дождь по крыше, ребёнок, лай собаки, кастрюли и сковородки на кухне, стиральная машинка. Устный приказ, эхо, отсрочка, попытка быть услышанным в групповом устном чате. Повестка дня, протоколы встреч, суммирование сказанного. Попытка встретиться в IRL. Планы на будущее, взгляд на прошлое. Быть в настоящем. Поиск wi-fi в деревне. Встреча AFK, полезные знакомства с другими художниками, кураторами и коллективами. Поиск программной платформы для встречи. Что есть ’’ мы’‘, и что -’‘нас’’. Сочинение поэзии в интернете, иметь пространство для создания искусства, это не должно быть физическим местом, но созданный нами контекст.

Киберфеминизм — нечто из истории, близкое нам по духу, интерес к тому, как использовать технологии в работе нашего коллектива, с нашей групповой практикой, есть ли другой путь? Технология компромисса. Приложения, которые мы используем для переговоров, имейлы, информация, дошедшая до адресата или потерянная. Плохой сигнал связи, фоновый шум, дождь по крыше, ребёнок, лай собаки, кастрюли и сковородки на кухне, стиральная машинка. Устный приказ, эхо, отсрочка, попытка быть услышанным в групповом устном чате. Повестка дня, протоколы встреч, суммирование сказанного. Попытка встретиться в IRL. Планы на будущее, взгляд на прошлое. Быть в настоящем. Поиск wi-fi в деревне. Встреча AFK, полезные знакомства с другими художниками, кураторами и коллективами. Поиск программной платформы для встречи. Что есть ’’ мы’‘, и что -’‘нас’’. Сочинение поэзии в интернете, иметь пространство для создания искусства, это не должно быть физическим местом, но созданный нами контекст.

Киберфеминизм — нечто из истории, близкое нам по духу, интерес к тому, как использовать технологии в работе нашего коллектива, с нашей групповой практикой, есть ли другой путь? Технология компромисса. Приложения, которые мы используем для переговоров, имейлы, информация, дошедшая до адресата или потерянная. Плохой сигнал связи, фоновый шум, дождь по крыше, ребёнок, лай собаки, кастрюли и сковородки на кухне, стиральная машинка. Устный приказ, эхо, отсрочка, попытка быть услышанным в групповом устном чате. Повестка дня, протоколы встреч, суммирование сказанного. Попытка встретиться в IRL. Планы на будущее, взгляд на прошлое. Быть в настоящем. Поиск wi-fi в деревне. Встреча AFK, полезные знакомства с другими художниками, кураторами и коллективами. Поиск программной платформы для встречи. Что есть ’’ мы’‘, и что -’‘нас’’. Сочинение поэзии в интернете, иметь пространство для создания искусства, это не должно быть физическим местом, но созданный нами контекст.

Киберфеминизм — нечто из истории, близкое нам по духу, интерес к тому, как использовать технологии в работе нашего коллектива, с нашей групповой практикой, есть ли другой путь? Технология компромисса. Приложения, которые мы используем для переговоров, имейлы, информация, дошедшая до адресата или потерянная. Плохой сигнал связи, фоновый шум, дождь по крыше, ребёнок, лай собаки, кастрюли и сковородки на кухне, стиральная машинка. Устный приказ, эхо, отсрочка, попытка быть услышанным в групповом устном чате. Повестка дня, протоколы встреч, суммирование сказанного. Попытка встретиться в IRL. Планы на будущее, взгляд на прошлое. Быть в настоящем. Поиск wi-fi в деревне. Встреча AFK, полезные знакомства с другими художниками, кураторами и коллективами. Поиск программной платформы для встречи. Что есть ’’ мы’‘, и что -’‘нас’’. Сочинение поэзии в интернете, иметь пространство для создания искусства, это не должно быть физическим местом, но созданный нами контекст.

Киберфеминизм — нечто из истории, близкое нам по духу, интерес к тому, как использовать технологии в работе нашего коллектива, с нашей групповой практикой, есть ли другой путь? Технология компромисса. Приложения, которые мы используем для переговоров, имейлы, информация, дошедшая до адресата или потерянная. Плохой сигнал связи, фоновый шум, дождь по крыше, ребёнок, лай собаки, кастрюли и сковородки на кухне, стиральная машинка. Устный приказ, эхо, отсрочка, попытка быть услышанным в групповом устном чате. Повестка дня, протоколы встреч, суммирование сказанного. Попытка встретиться в IRL. Планы на будущее, взгляд на прошлое. Быть в настоящем. Поиск wi-fi в деревне. Встреча AFK, полезные знакомства с другими художниками, кураторами и коллективами. Поиск программной платформы для встречи. Что есть ’’ мы’‘, и что -’‘нас’’. Сочинение поэзии в интернете, иметь пространство для создания искусства, это не должно быть физическим местом, но созданный нами контекст.

Киберфеминизм — нечто из истории, близкое нам по духу, интерес к тому, как использовать технологии в работе нашего коллектива, с нашей групповой практикой, есть ли другой путь? Технология компромисса. Приложения, которые мы используем для переговоров, имейлы, информация, дошедшая до адресата или потерянная. Плохой сигнал связи, фоновый шум, дождь по крыше, ребёнок, лай собаки, кастрюли и сковородки на кухне, стиральная машинка. Устный приказ, эхо, отсрочка, попытка быть услышанным в групповом устном чате. Повестка дня, протоколы встреч, суммирование сказанного. Попытка встретиться в IRL. Планы на будущее, взгляд на прошлое. Быть в настоящем. Поиск wi-fi в деревне. Встреча AFK, полезные знакомства с другими художниками, кураторами и коллективами. Поиск программной платформы для встречи. Что есть ’’ мы’‘, и что -’‘нас’’. Сочинение поэзии в интернете, иметь пространство для создания искусства, это не должно быть физическим местом, но созданный нами контекст.

Киберфеминизм — нечто из истории, близкое нам по духу, интерес к тому, как использовать технологии в работе нашего коллектива, с нашей групповой практикой, есть ли другой путь? Технология компромисса. Приложения, которые мы используем для переговоров, имейлы, информация, дошедшая до адресата или потерянная. Плохой сигнал связи, фоновый шум, дождь по крыше, ребёнок, лай собаки, кастрюли и сковородки на кухне, стиральная машинка. Устный приказ, эхо, отсрочка, попытка быть услышанным в групповом устном чате. Повестка дня, протоколы встреч, суммирование сказанного. Попытка встретиться в IRL. Планы на будущее, взгляд на прошлое. Быть в настоящем. Поиск wi-fi в деревне. Встреча AFK, полезные знакомства с другими художниками, кураторами и коллективами. Поиск программной платформы для встречи. Что есть ’’ мы’‘, и что -’‘нас’’. Сочинение поэзии в интернете, иметь пространство для создания искусства, это не должно быть физическим местом, но созданный нами контекст.

Киберфеминизм — нечто из истории, близкое нам по духу, интерес к тому, как использовать технологии в работе нашего коллектива, с нашей групповой практикой, есть ли другой путь? Технология компромисса. Приложения, которые мы используем для переговоров, имейлы, информация, дошедшая до адресата или потерянная. Плохой сигнал связи, фоновый шум, дождь по крыше, ребёнок, лай собаки, кастрюли и сковородки на кухне, стиральная машинка. Устный приказ, эхо, отсрочка, попытка быть услышанным в групповом устном чате. Повестка дня, протоколы встреч, суммирование сказанного. Попытка встретиться в IRL. Планы на будущее, взгляд на прошлое. Быть в настоящем. Поиск wi-fi в деревне. Встреча AFK, полезные знакомства с другими художниками, кураторами и коллективами. Поиск программной платформы для встречи. Что есть ’’ мы’‘, и что -’‘нас’’. Сочинение поэзии в интернете, иметь пространство для создания искусства, это не должно быть физическим местом, но созданный нами контекст.

Коллекция как форма обогащения. Согласно Люку Болтанскому и Арно Эскьеру (Enrichissement. Une critique de la marchandise, 2017), создание коллекций представляет собой новый способ производства добавочной стоимости характерный для современного капитализма. « Классический» капитализм извлекает добавочную стоимость за счёт уменьшения издержек связанных с производством и, в частности, за счёт уменьшения заработной платы рабочих. Однако сегодня в пост-индустриальных обществах добавочная стоимость создаётся при помощи возведения предметов быта в ранг коллекционных. Данный эффект достигается при помощи сторителлинга, приближению предметов к народному ремеслу, произведениям искусства и культурному наследию.

Коллекция как форма обогащения. Согласно Люку Болтанскому и Арно Эскьеру (Enrichissement. Une critique de la marchandise, 2017), создание коллекций представляет собой новый способ производства добавочной стоимости характерный для современного капитализма. « Классический» капитализм извлекает добавочную стоимость за счёт уменьшения издержек связанных с производством и, в частности, за счёт уменьшения заработной платы рабочих. Однако сегодня в пост-индустриальных обществах добавочная стоимость создаётся при помощи возведения предметов быта в ранг коллекционных. Данный эффект достигается при помощи сторителлинга, приближению предметов к народному ремеслу, произведениям искусства и культурному наследию.

Коллекция как форма обогащения. Согласно Люку Болтанскому и Арно Эскьеру (Enrichissement. Une critique de la marchandise, 2017), создание коллекций представляет собой новый способ производства добавочной стоимости характерный для современного капитализма. « Классический» капитализм извлекает добавочную стоимость за счёт уменьшения издержек связанных с производством и, в частности, за счёт уменьшения заработной платы рабочих. Однако сегодня в пост-индустриальных обществах добавочная стоимость создаётся при помощи возведения предметов быта в ранг коллекционных. Данный эффект достигается при помощи сторителлинга, приближению предметов к народному ремеслу, произведениям искусства и культурному наследию.

Коллекция как форма обогащения. Согласно Люку Болтанскому и Арно Эскьеру (Enrichissement. Une critique de la marchandise, 2017), создание коллекций представляет собой новый способ производства добавочной стоимости характерный для современного капитализма. « Классический» капитализм извлекает добавочную стоимость за счёт уменьшения издержек связанных с производством и, в частности, за счёт уменьшения заработной платы рабочих. Однако сегодня в пост-индустриальных обществах добавочная стоимость создаётся при помощи возведения предметов быта в ранг коллекционных. Данный эффект достигается при помощи сторителлинга, приближению предметов к народному ремеслу, произведениям искусства и культурному наследию.

Коллекция как форма обогащения. Согласно Люку Болтанскому и Арно Эскьеру (Enrichissement. Une critique de la marchandise, 2017), создание коллекций представляет собой новый способ производства добавочной стоимости характерный для современного капитализма. « Классический» капитализм извлекает добавочную стоимость за счёт уменьшения издержек связанных с производством и, в частности, за счёт уменьшения заработной платы рабочих. Однако сегодня в пост-индустриальных обществах добавочная стоимость создаётся при помощи возведения предметов быта в ранг коллекционных. Данный эффект достигается при помощи сторителлинга, приближению предметов к народному ремеслу, произведениям искусства и культурному наследию.

Коллекция как форма обогащения. Согласно Люку Болтанскому и Арно Эскьеру (Enrichissement. Une critique de la marchandise, 2017), создание коллекций представляет собой новый способ производства добавочной стоимости характерный для современного капитализма. « Классический» капитализм извлекает добавочную стоимость за счёт уменьшения издержек связанных с производством и, в частности, за счёт уменьшения заработной платы рабочих. Однако сегодня в пост-индустриальных обществах добавочная стоимость создаётся при помощи возведения предметов быта в ранг коллекционных. Данный эффект достигается при помощи сторителлинга, приближению предметов к народному ремеслу, произведениям искусства и культурному наследию.

Коллекция как форма обогащения. Согласно Люку Болтанскому и Арно Эскьеру (Enrichissement. Une critique de la marchandise, 2017), создание коллекций представляет собой новый способ производства добавочной стоимости характерный для современного капитализма. « Классический» капитализм извлекает добавочную стоимость за счёт уменьшения издержек связанных с производством и, в частности, за счёт уменьшения заработной платы рабочих. Однако сегодня в пост-индустриальных обществах добавочная стоимость создаётся при помощи возведения предметов быта в ранг коллекционных. Данный эффект достигается при помощи сторителлинга, приближению предметов к народному ремеслу, произведениям искусства и культурному наследию.

Коллекция как форма обогащения. Согласно Люку Болтанскому и Арно Эскьеру (Enrichissement. Une critique de la marchandise, 2017), создание коллекций представляет собой новый способ производства добавочной стоимости характерный для современного капитализма. « Классический» капитализм извлекает добавочную стоимость за счёт уменьшения издержек связанных с производством и, в частности, за счёт уменьшения заработной платы рабочих. Однако сегодня в пост-индустриальных обществах добавочная стоимость создаётся при помощи возведения предметов быта в ранг коллекционных. Данный эффект достигается при помощи сторителлинга, приближению предметов к народному ремеслу, произведениям искусства и культурному наследию.

Коллекция как форма обогащения. Согласно Люку Болтанскому и Арно Эскьеру (Enrichissement. Une critique de la marchandise, 2017), создание коллекций представляет собой новый способ производства добавочной стоимости характерный для современного капитализма. « Классический» капитализм извлекает добавочную стоимость за счёт уменьшения издержек связанных с производством и, в частности, за счёт уменьшения заработной платы рабочих. Однако сегодня в пост-индустриальных обществах добавочная стоимость создаётся при помощи возведения предметов быта в ранг коллекционных. Данный эффект достигается при помощи сторителлинга, приближению предметов к народному ремеслу, произведениям искусства и культурному наследию.

Коллекция как форма обогащения. Согласно Люку Болтанскому и Арно Эскьеру (Enrichissement. Une critique de la marchandise, 2017), создание коллекций представляет собой новый способ производства добавочной стоимости характерный для современного капитализма. « Классический» капитализм извлекает добавочную стоимость за счёт уменьшения издержек связанных с производством и, в частности, за счёт уменьшения заработной платы рабочих. Однако сегодня в пост-индустриальных обществах добавочная стоимость создаётся при помощи возведения предметов быта в ранг коллекционных. Данный эффект достигается при помощи сторителлинга, приближению предметов к народному ремеслу, произведениям искусства и культурному наследию.

Коллекция как форма обогащения. Согласно Люку Болтанскому и Арно Эскьеру (Enrichissement. Une critique de la marchandise, 2017), создание коллекций представляет собой новый способ производства добавочной стоимости характерный для современного капитализма. « Классический» капитализм извлекает добавочную стоимость за счёт уменьшения издержек связанных с производством и, в частности, за счёт уменьшения заработной платы рабочих. Однако сегодня в пост-индустриальных обществах добавочная стоимость создаётся при помощи возведения предметов быта в ранг коллекционных. Данный эффект достигается при помощи сторителлинга, приближению предметов к народному ремеслу, произведениям искусства и культурному наследию.

Коллекция как форма обогащения. Согласно Люку Болтанскому и Арно Эскьеру (Enrichissement. Une critique de la marchandise, 2017), создание коллекций представляет собой новый способ производства добавочной стоимости характерный для современного капитализма. « Классический» капитализм извлекает добавочную стоимость за счёт уменьшения издержек связанных с производством и, в частности, за счёт уменьшения заработной платы рабочих. Однако сегодня в пост-индустриальных обществах добавочная стоимость создаётся при помощи возведения предметов быта в ранг коллекционных. Данный эффект достигается при помощи сторителлинга, приближению предметов к народному ремеслу, произведениям искусства и культурному наследию.

Цитируя Йоэля Регева, сталкиваясь с совпадением в нашем повседневном опыте, «мы реагируем …, пытаясь представить один из его полюсов как не-реальный и являющийся результатом нашего неадекватного знания о реальности, причем эта недостаточность может иметь как вычитающий, так и прибавляющий характер: связь на самом деле существует, но нам неизвестен ее исток; или же связи на самом деле не существует, и мы только привносим ее в реальность («нам только кажется»)».

Контингентность – это ситуация настаивания на самостоятельности самого совпадения, его нередуцируемости к какому-то логическому порядку, раскрытия его потенциала как «центра активного сопротивления» (Регев). Субъект этой ситуации свободен от необходимости отчуждать свою энергию, стараясь свести совпадение к известному порядку вещей.

Контингентность – это эмансипация.

Цитируя Йоэля Регева, сталкиваясь с совпадением в нашем повседневном опыте, «мы реагируем …, пытаясь представить один из его полюсов как не-реальный и являющийся результатом нашего неадекватного знания о реальности, причем эта недостаточность может иметь как вычитающий, так и прибавляющий характер: связь на самом деле существует, но нам неизвестен ее исток; или же связи на самом деле не существует, и мы только привносим ее в реальность («нам только кажется»)».

Контингентность – это ситуация настаивания на самостоятельности самого совпадения, его нередуцируемости к какому-то логическому порядку, раскрытия его потенциала как «центра активного сопротивления» (Регев). Субъект этой ситуации свободен от необходимости отчуждать свою энергию, стараясь свести совпадение к известному порядку вещей.

Контингентность – это эмансипация.

Цитируя Йоэля Регева, сталкиваясь с совпадением в нашем повседневном опыте, «мы реагируем …, пытаясь представить один из его полюсов как не-реальный и являющийся результатом нашего неадекватного знания о реальности, причем эта недостаточность может иметь как вычитающий, так и прибавляющий характер: связь на самом деле существует, но нам неизвестен ее исток; или же связи на самом деле не существует, и мы только привносим ее в реальность («нам только кажется»)».

Контингентность – это ситуация настаивания на самостоятельности самого совпадения, его нередуцируемости к какому-то логическому порядку, раскрытия его потенциала как «центра активного сопротивления» (Регев). Субъект этой ситуации свободен от необходимости отчуждать свою энергию, стараясь свести совпадение к известному порядку вещей.

Контингентность – это эмансипация.

Цитируя Йоэля Регева, сталкиваясь с совпадением в нашем повседневном опыте, «мы реагируем …, пытаясь представить один из его полюсов как не-реальный и являющийся результатом нашего неадекватного знания о реальности, причем эта недостаточность может иметь как вычитающий, так и прибавляющий характер: связь на самом деле существует, но нам неизвестен ее исток; или же связи на самом деле не существует, и мы только привносим ее в реальность («нам только кажется»)».

Контингентность – это ситуация настаивания на самостоятельности самого совпадения, его нередуцируемости к какому-то логическому порядку, раскрытия его потенциала как «центра активного сопротивления» (Регев). Субъект этой ситуации свободен от необходимости отчуждать свою энергию, стараясь свести совпадение к известному порядку вещей.

Контингентность – это эмансипация.

Цитируя Йоэля Регева, сталкиваясь с совпадением в нашем повседневном опыте, «мы реагируем …, пытаясь представить один из его полюсов как не-реальный и являющийся результатом нашего неадекватного знания о реальности, причем эта недостаточность может иметь как вычитающий, так и прибавляющий характер: связь на самом деле существует, но нам неизвестен ее исток; или же связи на самом деле не существует, и мы только привносим ее в реальность («нам только кажется»)».

Контингентность – это ситуация настаивания на самостоятельности самого совпадения, его нередуцируемости к какому-то логическому порядку, раскрытия его потенциала как «центра активного сопротивления» (Регев). Субъект этой ситуации свободен от необходимости отчуждать свою энергию, стараясь свести совпадение к известному порядку вещей.

Контингентность – это эмансипация.

Цитируя Йоэля Регева, сталкиваясь с совпадением в нашем повседневном опыте, «мы реагируем …, пытаясь представить один из его полюсов как не-реальный и являющийся результатом нашего неадекватного знания о реальности, причем эта недостаточность может иметь как вычитающий, так и прибавляющий характер: связь на самом деле существует, но нам неизвестен ее исток; или же связи на самом деле не существует, и мы только привносим ее в реальность («нам только кажется»)».

Контингентность – это ситуация настаивания на самостоятельности самого совпадения, его нередуцируемости к какому-то логическому порядку, раскрытия его потенциала как «центра активного сопротивления» (Регев). Субъект этой ситуации свободен от необходимости отчуждать свою энергию, стараясь свести совпадение к известному порядку вещей.

Контингентность – это эмансипация.

Цитируя Йоэля Регева, сталкиваясь с совпадением в нашем повседневном опыте, «мы реагируем …, пытаясь представить один из его полюсов как не-реальный и являющийся результатом нашего неадекватного знания о реальности, причем эта недостаточность может иметь как вычитающий, так и прибавляющий характер: связь на самом деле существует, но нам неизвестен ее исток; или же связи на самом деле не существует, и мы только привносим ее в реальность («нам только кажется»)».

Контингентность – это ситуация настаивания на самостоятельности самого совпадения, его нередуцируемости к какому-то логическому порядку, раскрытия его потенциала как «центра активного сопротивления» (Регев). Субъект этой ситуации свободен от необходимости отчуждать свою энергию, стараясь свести совпадение к известному порядку вещей.

Контингентность – это эмансипация.

Цитируя Йоэля Регева, сталкиваясь с совпадением в нашем повседневном опыте, «мы реагируем …, пытаясь представить один из его полюсов как не-реальный и являющийся результатом нашего неадекватного знания о реальности, причем эта недостаточность может иметь как вычитающий, так и прибавляющий характер: связь на самом деле существует, но нам неизвестен ее исток; или же связи на самом деле не существует, и мы только привносим ее в реальность («нам только кажется»)».

Контингентность – это ситуация настаивания на самостоятельности самого совпадения, его нередуцируемости к какому-то логическому порядку, раскрытия его потенциала как «центра активного сопротивления» (Регев). Субъект этой ситуации свободен от необходимости отчуждать свою энергию, стараясь свести совпадение к известному порядку вещей.

Контингентность – это эмансипация.

Цитируя Йоэля Регева, сталкиваясь с совпадением в нашем повседневном опыте, «мы реагируем …, пытаясь представить один из его полюсов как не-реальный и являющийся результатом нашего неадекватного знания о реальности, причем эта недостаточность может иметь как вычитающий, так и прибавляющий характер: связь на самом деле существует, но нам неизвестен ее исток; или же связи на самом деле не существует, и мы только привносим ее в реальность («нам только кажется»)».

Контингентность – это ситуация настаивания на самостоятельности самого совпадения, его нередуцируемости к какому-то логическому порядку, раскрытия его потенциала как «центра активного сопротивления» (Регев). Субъект этой ситуации свободен от необходимости отчуждать свою энергию, стараясь свести совпадение к известному порядку вещей.

Контингентность – это эмансипация.

Цитируя Йоэля Регева, сталкиваясь с совпадением в нашем повседневном опыте, «мы реагируем …, пытаясь представить один из его полюсов как не-реальный и являющийся результатом нашего неадекватного знания о реальности, причем эта недостаточность может иметь как вычитающий, так и прибавляющий характер: связь на самом деле существует, но нам неизвестен ее исток; или же связи на самом деле не существует, и мы только привносим ее в реальность («нам только кажется»)».

Контингентность – это ситуация настаивания на самостоятельности самого совпадения, его нередуцируемости к какому-то логическому порядку, раскрытия его потенциала как «центра активного сопротивления» (Регев). Субъект этой ситуации свободен от необходимости отчуждать свою энергию, стараясь свести совпадение к известному порядку вещей.

Контингентность – это эмансипация.

Цитируя Йоэля Регева, сталкиваясь с совпадением в нашем повседневном опыте, «мы реагируем …, пытаясь представить один из его полюсов как не-реальный и являющийся результатом нашего неадекватного знания о реальности, причем эта недостаточность может иметь как вычитающий, так и прибавляющий характер: связь на самом деле существует, но нам неизвестен ее исток; или же связи на самом деле не существует, и мы только привносим ее в реальность («нам только кажется»)».

Контингентность – это ситуация настаивания на самостоятельности самого совпадения, его нередуцируемости к какому-то логическому порядку, раскрытия его потенциала как «центра активного сопротивления» (Регев). Субъект этой ситуации свободен от необходимости отчуждать свою энергию, стараясь свести совпадение к известному порядку вещей.

Контингентность – это эмансипация.

Цитируя Йоэля Регева, сталкиваясь с совпадением в нашем повседневном опыте, «мы реагируем …, пытаясь представить один из его полюсов как не-реальный и являющийся результатом нашего неадекватного знания о реальности, причем эта недостаточность может иметь как вычитающий, так и прибавляющий характер: связь на самом деле существует, но нам неизвестен ее исток; или же связи на самом деле не существует, и мы только привносим ее в реальность («нам только кажется»)».

Контингентность – это ситуация настаивания на самостоятельности самого совпадения, его нередуцируемости к какому-то логическому порядку, раскрытия его потенциала как «центра активного сопротивления» (Регев). Субъект этой ситуации свободен от необходимости отчуждать свою энергию, стараясь свести совпадение к известному порядку вещей.

Контингентность – это эмансипация.

Ощущение бессмысленности настоящего и бесперспективности будущего, вкупе со сладким наслаждением об утраченном прошлом. Отличается от обычной меланхолии своей зацикленностью на общем недостижимом, а значит и нереализуемом благе. Формируется на фоне современного контраста коммунизма для избранных в силиконовой долине (см. «утопия потребления», «утопия техники») и краха/устаревания/отчуждения всех ранее принятых форм мобилизации и организации освободительных движений. (см. у Ф. Джеймисона или у С. Жижека «Легче вообразить конец света, чем конец капитализма»). Связанные проблемы: расширение понятия прошлого и вторжение его на территорию настоящего, с последующим поглощением оного. Новая жизнь прошлого. Страх и бессилие перед будущим, которое-не- наступит, вынуждающий снова и снова ворошить старые кости. (см. у Х.-У. Гумбрехта «Современная история»). Возможное решение: 0) оставление прошлого в прошлом; 1) вскрытие истинностного наслаждения людей в технически-потребительской системе; 2) распредмечивание утопической силы; 3) возвращение приватизированной коллективности (см. «приватизированная коллективность супермаркета») к коллективности изначальной; и 4) создание и проработка отношений людей с людьми, людей с вещами, вещей с вещами. (см. у А. Магуна и А. Скидана)

Ощущение бессмысленности настоящего и бесперспективности будущего, вкупе со сладким наслаждением об утраченном прошлом. Отличается от обычной меланхолии своей зацикленностью на общем недостижимом, а значит и нереализуемом благе. Формируется на фоне современного контраста коммунизма для избранных в силиконовой долине (см. «утопия потребления», «утопия техники») и краха/устаревания/отчуждения всех ранее принятых форм мобилизации и организации освободительных движений. (см. у Ф. Джеймисона или у С. Жижека «Легче вообразить конец света, чем конец капитализма»). Связанные проблемы: расширение понятия прошлого и вторжение его на территорию настоящего, с последующим поглощением оного. Новая жизнь прошлого. Страх и бессилие перед будущим, которое-не- наступит, вынуждающий снова и снова ворошить старые кости. (см. у Х.-У. Гумбрехта «Современная история»). Возможное решение: 0) оставление прошлого в прошлом; 1) вскрытие истинностного наслаждения людей в технически-потребительской системе; 2) распредмечивание утопической силы; 3) возвращение приватизированной коллективности (см. «приватизированная коллективность супермаркета») к коллективности изначальной; и 4) создание и проработка отношений людей с людьми, людей с вещами, вещей с вещами. (см. у А. Магуна и А. Скидана)

Ощущение бессмысленности настоящего и бесперспективности будущего, вкупе со сладким наслаждением об утраченном прошлом. Отличается от обычной меланхолии своей зацикленностью на общем недостижимом, а значит и нереализуемом благе. Формируется на фоне современного контраста коммунизма для избранных в силиконовой долине (см. «утопия потребления», «утопия техники») и краха/устаревания/отчуждения всех ранее принятых форм мобилизации и организации освободительных движений. (см. у Ф. Джеймисона или у С. Жижека «Легче вообразить конец света, чем конец капитализма»). Связанные проблемы: расширение понятия прошлого и вторжение его на территорию настоящего, с последующим поглощением оного. Новая жизнь прошлого. Страх и бессилие перед будущим, которое-не- наступит, вынуждающий снова и снова ворошить старые кости. (см. у Х.-У. Гумбрехта «Современная история»). Возможное решение: 0) оставление прошлого в прошлом; 1) вскрытие истинностного наслаждения людей в технически-потребительской системе; 2) распредмечивание утопической силы; 3) возвращение приватизированной коллективности (см. «приватизированная коллективность супермаркета») к коллективности изначальной; и 4) создание и проработка отношений людей с людьми, людей с вещами, вещей с вещами. (см. у А. Магуна и А. Скидана)

Ощущение бессмысленности настоящего и бесперспективности будущего, вкупе со сладким наслаждением об утраченном прошлом. Отличается от обычной меланхолии своей зацикленностью на общем недостижимом, а значит и нереализуемом благе. Формируется на фоне современного контраста коммунизма для избранных в силиконовой долине (см. «утопия потребления», «утопия техники») и краха/устаревания/отчуждения всех ранее принятых форм мобилизации и организации освободительных движений. (см. у Ф. Джеймисона или у С. Жижека «Легче вообразить конец света, чем конец капитализма»). Связанные проблемы: расширение понятия прошлого и вторжение его на территорию настоящего, с последующим поглощением оного. Новая жизнь прошлого. Страх и бессилие перед будущим, которое-не- наступит, вынуждающий снова и снова ворошить старые кости. (см. у Х.-У. Гумбрехта «Современная история»). Возможное решение: 0) оставление прошлого в прошлом; 1) вскрытие истинностного наслаждения людей в технически-потребительской системе; 2) распредмечивание утопической силы; 3) возвращение приватизированной коллективности (см. «приватизированная коллективность супермаркета») к коллективности изначальной; и 4) создание и проработка отношений людей с людьми, людей с вещами, вещей с вещами. (см. у А. Магуна и А. Скидана)

Ощущение бессмысленности настоящего и бесперспективности будущего, вкупе со сладким наслаждением об утраченном прошлом. Отличается от обычной меланхолии своей зацикленностью на общем недостижимом, а значит и нереализуемом благе. Формируется на фоне современного контраста коммунизма для избранных в силиконовой долине (см. «утопия потребления», «утопия техники») и краха/устаревания/отчуждения всех ранее принятых форм мобилизации и организации освободительных движений. (см. у Ф. Джеймисона или у С. Жижека «Легче вообразить конец света, чем конец капитализма»). Связанные проблемы: расширение понятия прошлого и вторжение его на территорию настоящего, с последующим поглощением оного. Новая жизнь прошлого. Страх и бессилие перед будущим, которое-не- наступит, вынуждающий снова и снова ворошить старые кости. (см. у Х.-У. Гумбрехта «Современная история»). Возможное решение: 0) оставление прошлого в прошлом; 1) вскрытие истинностного наслаждения людей в технически-потребительской системе; 2) распредмечивание утопической силы; 3) возвращение приватизированной коллективности (см. «приватизированная коллективность супермаркета») к коллективности изначальной; и 4) создание и проработка отношений людей с людьми, людей с вещами, вещей с вещами. (см. у А. Магуна и А. Скидана)

Ощущение бессмысленности настоящего и бесперспективности будущего, вкупе со сладким наслаждением об утраченном прошлом. Отличается от обычной меланхолии своей зацикленностью на общем недостижимом, а значит и нереализуемом благе. Формируется на фоне современного контраста коммунизма для избранных в силиконовой долине (см. «утопия потребления», «утопия техники») и краха/устаревания/отчуждения всех ранее принятых форм мобилизации и организации освободительных движений. (см. у Ф. Джеймисона или у С. Жижека «Легче вообразить конец света, чем конец капитализма»). Связанные проблемы: расширение понятия прошлого и вторжение его на территорию настоящего, с последующим поглощением оного. Новая жизнь прошлого. Страх и бессилие перед будущим, которое-не- наступит, вынуждающий снова и снова ворошить старые кости. (см. у Х.-У. Гумбрехта «Современная история»). Возможное решение: 0) оставление прошлого в прошлом; 1) вскрытие истинностного наслаждения людей в технически-потребительской системе; 2) распредмечивание утопической силы; 3) возвращение приватизированной коллективности (см. «приватизированная коллективность супермаркета») к коллективности изначальной; и 4) создание и проработка отношений людей с людьми, людей с вещами, вещей с вещами. (см. у А. Магуна и А. Скидана)

Ощущение бессмысленности настоящего и бесперспективности будущего, вкупе со сладким наслаждением об утраченном прошлом. Отличается от обычной меланхолии своей зацикленностью на общем недостижимом, а значит и нереализуемом благе. Формируется на фоне современного контраста коммунизма для избранных в силиконовой долине (см. «утопия потребления», «утопия техники») и краха/устаревания/отчуждения всех ранее принятых форм мобилизации и организации освободительных движений. (см. у Ф. Джеймисона или у С. Жижека «Легче вообразить конец света, чем конец капитализма»). Связанные проблемы: расширение понятия прошлого и вторжение его на территорию настоящего, с последующим поглощением оного. Новая жизнь прошлого. Страх и бессилие перед будущим, которое-не- наступит, вынуждающий снова и снова ворошить старые кости. (см. у Х.-У. Гумбрехта «Современная история»). Возможное решение: 0) оставление прошлого в прошлом; 1) вскрытие истинностного наслаждения людей в технически-потребительской системе; 2) распредмечивание утопической силы; 3) возвращение приватизированной коллективности (см. «приватизированная коллективность супермаркета») к коллективности изначальной; и 4) создание и проработка отношений людей с людьми, людей с вещами, вещей с вещами. (см. у А. Магуна и А. Скидана)

Ощущение бессмысленности настоящего и бесперспективности будущего, вкупе со сладким наслаждением об утраченном прошлом. Отличается от обычной меланхолии своей зацикленностью на общем недостижимом, а значит и нереализуемом благе. Формируется на фоне современного контраста коммунизма для избранных в силиконовой долине (см. «утопия потребления», «утопия техники») и краха/устаревания/отчуждения всех ранее принятых форм мобилизации и организации освободительных движений. (см. у Ф. Джеймисона или у С. Жижека «Легче вообразить конец света, чем конец капитализма»). Связанные проблемы: расширение понятия прошлого и вторжение его на территорию настоящего, с последующим поглощением оного. Новая жизнь прошлого. Страх и бессилие перед будущим, которое-не- наступит, вынуждающий снова и снова ворошить старые кости. (см. у Х.-У. Гумбрехта «Современная история»). Возможное решение: 0) оставление прошлого в прошлом; 1) вскрытие истинностного наслаждения людей в технически-потребительской системе; 2) распредмечивание утопической силы; 3) возвращение приватизированной коллективности (см. «приватизированная коллективность супермаркета») к коллективности изначальной; и 4) создание и проработка отношений людей с людьми, людей с вещами, вещей с вещами. (см. у А. Магуна и А. Скидана)

Ощущение бессмысленности настоящего и бесперспективности будущего, вкупе со сладким наслаждением об утраченном прошлом. Отличается от обычной меланхолии своей зацикленностью на общем недостижимом, а значит и нереализуемом благе. Формируется на фоне современного контраста коммунизма для избранных в силиконовой долине (см. «утопия потребления», «утопия техники») и краха/устаревания/отчуждения всех ранее принятых форм мобилизации и организации освободительных движений. (см. у Ф. Джеймисона или у С. Жижека «Легче вообразить конец света, чем конец капитализма»). Связанные проблемы: расширение понятия прошлого и вторжение его на территорию настоящего, с последующим поглощением оного. Новая жизнь прошлого. Страх и бессилие перед будущим, которое-не- наступит, вынуждающий снова и снова ворошить старые кости. (см. у Х.-У. Гумбрехта «Современная история»). Возможное решение: 0) оставление прошлого в прошлом; 1) вскрытие истинностного наслаждения людей в технически-потребительской системе; 2) распредмечивание утопической силы; 3) возвращение приватизированной коллективности (см. «приватизированная коллективность супермаркета») к коллективности изначальной; и 4) создание и проработка отношений людей с людьми, людей с вещами, вещей с вещами. (см. у А. Магуна и А. Скидана)

Ощущение бессмысленности настоящего и бесперспективности будущего, вкупе со сладким наслаждением об утраченном прошлом. Отличается от обычной меланхолии своей зацикленностью на общем недостижимом, а значит и нереализуемом благе. Формируется на фоне современного контраста коммунизма для избранных в силиконовой долине (см. «утопия потребления», «утопия техники») и краха/устаревания/отчуждения всех ранее принятых форм мобилизации и организации освободительных движений. (см. у Ф. Джеймисона или у С. Жижека «Легче вообразить конец света, чем конец капитализма»). Связанные проблемы: расширение понятия прошлого и вторжение его на территорию настоящего, с последующим поглощением оного. Новая жизнь прошлого. Страх и бессилие перед будущим, которое-не- наступит, вынуждающий снова и снова ворошить старые кости. (см. у Х.-У. Гумбрехта «Современная история»). Возможное решение: 0) оставление прошлого в прошлом; 1) вскрытие истинностного наслаждения людей в технически-потребительской системе; 2) распредмечивание утопической силы; 3) возвращение приватизированной коллективности (см. «приватизированная коллективность супермаркета») к коллективности изначальной; и 4) создание и проработка отношений людей с людьми, людей с вещами, вещей с вещами. (см. у А. Магуна и А. Скидана)

Ощущение бессмысленности настоящего и бесперспективности будущего, вкупе со сладким наслаждением об утраченном прошлом. Отличается от обычной меланхолии своей зацикленностью на общем недостижимом, а значит и нереализуемом благе. Формируется на фоне современного контраста коммунизма для избранных в силиконовой долине (см. «утопия потребления», «утопия техники») и краха/устаревания/отчуждения всех ранее принятых форм мобилизации и организации освободительных движений. (см. у Ф. Джеймисона или у С. Жижека «Легче вообразить конец света, чем конец капитализма»). Связанные проблемы: расширение понятия прошлого и вторжение его на территорию настоящего, с последующим поглощением оного. Новая жизнь прошлого. Страх и бессилие перед будущим, которое-не- наступит, вынуждающий снова и снова ворошить старые кости. (см. у Х.-У. Гумбрехта «Современная история»). Возможное решение: 0) оставление прошлого в прошлом; 1) вскрытие истинностного наслаждения людей в технически-потребительской системе; 2) распредмечивание утопической силы; 3) возвращение приватизированной коллективности (см. «приватизированная коллективность супермаркета») к коллективности изначальной; и 4) создание и проработка отношений людей с людьми, людей с вещами, вещей с вещами. (см. у А. Магуна и А. Скидана)

Ощущение бессмысленности настоящего и бесперспективности будущего, вкупе со сладким наслаждением об утраченном прошлом. Отличается от обычной меланхолии своей зацикленностью на общем недостижимом, а значит и нереализуемом благе. Формируется на фоне современного контраста коммунизма для избранных в силиконовой долине (см. «утопия потребления», «утопия техники») и краха/устаревания/отчуждения всех ранее принятых форм мобилизации и организации освободительных движений. (см. у Ф. Джеймисона или у С. Жижека «Легче вообразить конец света, чем конец капитализма»). Связанные проблемы: расширение понятия прошлого и вторжение его на территорию настоящего, с последующим поглощением оного. Новая жизнь прошлого. Страх и бессилие перед будущим, которое-не- наступит, вынуждающий снова и снова ворошить старые кости. (см. у Х.-У. Гумбрехта «Современная история»). Возможное решение: 0) оставление прошлого в прошлом; 1) вскрытие истинностного наслаждения людей в технически-потребительской системе; 2) распредмечивание утопической силы; 3) возвращение приватизированной коллективности (см. «приватизированная коллективность супермаркета») к коллективности изначальной; и 4) создание и проработка отношений людей с людьми, людей с вещами, вещей с вещами. (см. у А. Магуна и А. Скидана)

Мать-машина — система, созданная для поддержания жизни и развития эмбриона человека или животного, созданная человеком для человека исходя из политических, биологических и психологических запросов. Мать-машина политически избавляет человека от так называемого первородного греха, от страдания деторождения называющимися естественным сегодня с целью установления контроля над женщинами и их телом. Она устанавливает политические границы между семьей и государством, психологически между матерью и ребенком. Мать-машина это рабочее название, посколько родить может и человек необязательно определяющий себя как женщина, а значит и мать не идеальное определение. Мать-машина не может быть определена как тотальное отрешение человека от природы, потому что она, как и человек является продуктом естественной эволюции живых существ и их потребностей. Она является разве что осквернением навязанных человеку контролирующих институтов и практик, торжеством самопознания и рефлексии.

Мать-машина — система, созданная для поддержания жизни и развития эмбриона человека или животного, созданная человеком для человека исходя из политических, биологических и психологических запросов. Мать-машина политически избавляет человека от так называемого первородного греха, от страдания деторождения называющимися естественным сегодня с целью установления контроля над женщинами и их телом. Она устанавливает политические границы между семьей и государством, психологически между матерью и ребенком. Мать-машина это рабочее название, посколько родить может и человек необязательно определяющий себя как женщина, а значит и мать не идеальное определение. Мать-машина не может быть определена как тотальное отрешение человека от природы, потому что она, как и человек является продуктом естественной эволюции живых существ и их потребностей. Она является разве что осквернением навязанных человеку контролирующих институтов и практик, торжеством самопознания и рефлексии.

Мать-машина — система, созданная для поддержания жизни и развития эмбриона человека или животного, созданная человеком для человека исходя из политических, биологических и психологических запросов. Мать-машина политически избавляет человека от так называемого первородного греха, от страдания деторождения называющимися естественным сегодня с целью установления контроля над женщинами и их телом. Она устанавливает политические границы между семьей и государством, психологически между матерью и ребенком. Мать-машина это рабочее название, посколько родить может и человек необязательно определяющий себя как женщина, а значит и мать не идеальное определение. Мать-машина не может быть определена как тотальное отрешение человека от природы, потому что она, как и человек является продуктом естественной эволюции живых существ и их потребностей. Она является разве что осквернением навязанных человеку контролирующих институтов и практик, торжеством самопознания и рефлексии.

Мать-машина — система, созданная для поддержания жизни и развития эмбриона человека или животного, созданная человеком для человека исходя из политических, биологических и психологических запросов. Мать-машина политически избавляет человека от так называемого первородного греха, от страдания деторождения называющимися естественным сегодня с целью установления контроля над женщинами и их телом. Она устанавливает политические границы между семьей и государством, психологически между матерью и ребенком. Мать-машина это рабочее название, посколько родить может и человек необязательно определяющий себя как женщина, а значит и мать не идеальное определение. Мать-машина не может быть определена как тотальное отрешение человека от природы, потому что она, как и человек является продуктом естественной эволюции живых существ и их потребностей. Она является разве что осквернением навязанных человеку контролирующих институтов и практик, торжеством самопознания и рефлексии.

Мать-машина — система, созданная для поддержания жизни и развития эмбриона человека или животного, созданная человеком для человека исходя из политических, биологических и психологических запросов. Мать-машина политически избавляет человека от так называемого первородного греха, от страдания деторождения называющимися естественным сегодня с целью установления контроля над женщинами и их телом. Она устанавливает политические границы между семьей и государством, психологически между матерью и ребенком. Мать-машина это рабочее название, посколько родить может и человек необязательно определяющий себя как женщина, а значит и мать не идеальное определение. Мать-машина не может быть определена как тотальное отрешение человека от природы, потому что она, как и человек является продуктом естественной эволюции живых существ и их потребностей. Она является разве что осквернением навязанных человеку контролирующих институтов и практик, торжеством самопознания и рефлексии.

Мать-машина — система, созданная для поддержания жизни и развития эмбриона человека или животного, созданная человеком для человека исходя из политических, биологических и психологических запросов. Мать-машина политически избавляет человека от так называемого первородного греха, от страдания деторождения называющимися естественным сегодня с целью установления контроля над женщинами и их телом. Она устанавливает политические границы между семьей и государством, психологически между матерью и ребенком. Мать-машина это рабочее название, посколько родить может и человек необязательно определяющий себя как женщина, а значит и мать не идеальное определение. Мать-машина не может быть определена как тотальное отрешение человека от природы, потому что она, как и человек является продуктом естественной эволюции живых существ и их потребностей. Она является разве что осквернением навязанных человеку контролирующих институтов и практик, торжеством самопознания и рефлексии.

Мать-машина — система, созданная для поддержания жизни и развития эмбриона человека или животного, созданная человеком для человека исходя из политических, биологических и психологических запросов. Мать-машина политически избавляет человека от так называемого первородного греха, от страдания деторождения называющимися естественным сегодня с целью установления контроля над женщинами и их телом. Она устанавливает политические границы между семьей и государством, психологически между матерью и ребенком. Мать-машина это рабочее название, посколько родить может и человек необязательно определяющий себя как женщина, а значит и мать не идеальное определение. Мать-машина не может быть определена как тотальное отрешение человека от природы, потому что она, как и человек является продуктом естественной эволюции живых существ и их потребностей. Она является разве что осквернением навязанных человеку контролирующих институтов и практик, торжеством самопознания и рефлексии.

Мать-машина — система, созданная для поддержания жизни и развития эмбриона человека или животного, созданная человеком для человека исходя из политических, биологических и психологических запросов. Мать-машина политически избавляет человека от так называемого первородного греха, от страдания деторождения называющимися естественным сегодня с целью установления контроля над женщинами и их телом. Она устанавливает политические границы между семьей и государством, психологически между матерью и ребенком. Мать-машина это рабочее название, посколько родить может и человек необязательно определяющий себя как женщина, а значит и мать не идеальное определение. Мать-машина не может быть определена как тотальное отрешение человека от природы, потому что она, как и человек является продуктом естественной эволюции живых существ и их потребностей. Она является разве что осквернением навязанных человеку контролирующих институтов и практик, торжеством самопознания и рефлексии.

Мать-машина — система, созданная для поддержания жизни и развития эмбриона человека или животного, созданная человеком для человека исходя из политических, биологических и психологических запросов. Мать-машина политически избавляет человека от так называемого первородного греха, от страдания деторождения называющимися естественным сегодня с целью установления контроля над женщинами и их телом. Она устанавливает политические границы между семьей и государством, психологически между матерью и ребенком. Мать-машина это рабочее название, посколько родить может и человек необязательно определяющий себя как женщина, а значит и мать не идеальное определение. Мать-машина не может быть определена как тотальное отрешение человека от природы, потому что она, как и человек является продуктом естественной эволюции живых существ и их потребностей. Она является разве что осквернением навязанных человеку контролирующих институтов и практик, торжеством самопознания и рефлексии.

Мать-машина — система, созданная для поддержания жизни и развития эмбриона человека или животного, созданная человеком для человека исходя из политических, биологических и психологических запросов. Мать-машина политически избавляет человека от так называемого первородного греха, от страдания деторождения называющимися естественным сегодня с целью установления контроля над женщинами и их телом. Она устанавливает политические границы между семьей и государством, психологически между матерью и ребенком. Мать-машина это рабочее название, посколько родить может и человек необязательно определяющий себя как женщина, а значит и мать не идеальное определение. Мать-машина не может быть определена как тотальное отрешение человека от природы, потому что она, как и человек является продуктом естественной эволюции живых существ и их потребностей. Она является разве что осквернением навязанных человеку контролирующих институтов и практик, торжеством самопознания и рефлексии.

Мать-машина — система, созданная для поддержания жизни и развития эмбриона человека или животного, созданная человеком для человека исходя из политических, биологических и психологических запросов. Мать-машина политически избавляет человека от так называемого первородного греха, от страдания деторождения называющимися естественным сегодня с целью установления контроля над женщинами и их телом. Она устанавливает политические границы между семьей и государством, психологически между матерью и ребенком. Мать-машина это рабочее название, посколько родить может и человек необязательно определяющий себя как женщина, а значит и мать не идеальное определение. Мать-машина не может быть определена как тотальное отрешение человека от природы, потому что она, как и человек является продуктом естественной эволюции живых существ и их потребностей. Она является разве что осквернением навязанных человеку контролирующих институтов и практик, торжеством самопознания и рефлексии.

Мать-машина — система, созданная для поддержания жизни и развития эмбриона человека или животного, созданная человеком для человека исходя из политических, биологических и психологических запросов. Мать-машина политически избавляет человека от так называемого первородного греха, от страдания деторождения называющимися естественным сегодня с целью установления контроля над женщинами и их телом. Она устанавливает политические границы между семьей и государством, психологически между матерью и ребенком. Мать-машина это рабочее название, посколько родить может и человек необязательно определяющий себя как женщина, а значит и мать не идеальное определение. Мать-машина не может быть определена как тотальное отрешение человека от природы, потому что она, как и человек является продуктом естественной эволюции живых существ и их потребностей. Она является разве что осквернением навязанных человеку контролирующих институтов и практик, торжеством самопознания и рефлексии.

Характеристика среды (оптическая, акустическая или иная): прозрачность, текучесть, кристальность, стеклянность.

Места хрупкости: осколки вднх, национальная библиотека Беларуси, cлепянская водная система, исчезающие на ваших глазах институции, коллективное производство как эстетика, ресторан «Лайнер» в Национальном аэропорту, скелеты недостроенных гостиниц, недоосвоенные моллы с пустынными коридорами и полыми боксами.

Прозрачные среды как новые жилые комплексы, отели, казино, бизнес центры, чьи очертания и стеклянная плоть призваны означать современность и экономический рост; сквозь прозрачные тела которых просвечивают каркасы капитала и коррупционных схем; ослепительные блики их поверхностей не позволяют всмотреться и задержать взгляд, отражая призрачные нагромождения (постсоциалистического) города, заслоняя места памяти. Прозрачность как обнаженность и возможность увидеть внутренности.

Характеристика среды (оптическая, акустическая или иная): прозрачность, текучесть, кристальность, стеклянность.

Места хрупкости: осколки вднх, национальная библиотека Беларуси, cлепянская водная система, исчезающие на ваших глазах институции, коллективное производство как эстетика, ресторан «Лайнер» в Национальном аэропорту, скелеты недостроенных гостиниц, недоосвоенные моллы с пустынными коридорами и полыми боксами.

Прозрачные среды как новые жилые комплексы, отели, казино, бизнес центры, чьи очертания и стеклянная плоть призваны означать современность и экономический рост; сквозь прозрачные тела которых просвечивают каркасы капитала и коррупционных схем; ослепительные блики их поверхностей не позволяют всмотреться и задержать взгляд, отражая призрачные нагромождения (постсоциалистического) города, заслоняя места памяти. Прозрачность как обнаженность и возможность увидеть внутренности.

Характеристика среды (оптическая, акустическая или иная): прозрачность, текучесть, кристальность, стеклянность.

Места хрупкости: осколки вднх, национальная библиотека Беларуси, cлепянская водная система, исчезающие на ваших глазах институции, коллективное производство как эстетика, ресторан «Лайнер» в Национальном аэропорту, скелеты недостроенных гостиниц, недоосвоенные моллы с пустынными коридорами и полыми боксами.

Прозрачные среды как новые жилые комплексы, отели, казино, бизнес центры, чьи очертания и стеклянная плоть призваны означать современность и экономический рост; сквозь прозрачные тела которых просвечивают каркасы капитала и коррупционных схем; ослепительные блики их поверхностей не позволяют всмотреться и задержать взгляд, отражая призрачные нагромождения (постсоциалистического) города, заслоняя места памяти. Прозрачность как обнаженность и возможность увидеть внутренности.

Характеристика среды (оптическая, акустическая или иная): прозрачность, текучесть, кристальность, стеклянность.

Места хрупкости: осколки вднх, национальная библиотека Беларуси, cлепянская водная система, исчезающие на ваших глазах институции, коллективное производство как эстетика, ресторан «Лайнер» в Национальном аэропорту, скелеты недостроенных гостиниц, недоосвоенные моллы с пустынными коридорами и полыми боксами.

Прозрачные среды как новые жилые комплексы, отели, казино, бизнес центры, чьи очертания и стеклянная плоть призваны означать современность и экономический рост; сквозь прозрачные тела которых просвечивают каркасы капитала и коррупционных схем; ослепительные блики их поверхностей не позволяют всмотреться и задержать взгляд, отражая призрачные нагромождения (постсоциалистического) города, заслоняя места памяти. Прозрачность как обнаженность и возможность увидеть внутренности.

Характеристика среды (оптическая, акустическая или иная): прозрачность, текучесть, кристальность, стеклянность.

Места хрупкости: осколки вднх, национальная библиотека Беларуси, cлепянская водная система, исчезающие на ваших глазах институции, коллективное производство как эстетика, ресторан «Лайнер» в Национальном аэропорту, скелеты недостроенных гостиниц, недоосвоенные моллы с пустынными коридорами и полыми боксами.

Прозрачные среды как новые жилые комплексы, отели, казино, бизнес центры, чьи очертания и стеклянная плоть призваны означать современность и экономический рост; сквозь прозрачные тела которых просвечивают каркасы капитала и коррупционных схем; ослепительные блики их поверхностей не позволяют всмотреться и задержать взгляд, отражая призрачные нагромождения (постсоциалистического) города, заслоняя места памяти. Прозрачность как обнаженность и возможность увидеть внутренности.

Характеристика среды (оптическая, акустическая или иная): прозрачность, текучесть, кристальность, стеклянность.

Места хрупкости: осколки вднх, национальная библиотека Беларуси, cлепянская водная система, исчезающие на ваших глазах институции, коллективное производство как эстетика, ресторан «Лайнер» в Национальном аэропорту, скелеты недостроенных гостиниц, недоосвоенные моллы с пустынными коридорами и полыми боксами.

Прозрачные среды как новые жилые комплексы, отели, казино, бизнес центры, чьи очертания и стеклянная плоть призваны означать современность и экономический рост; сквозь прозрачные тела которых просвечивают каркасы капитала и коррупционных схем; ослепительные блики их поверхностей не позволяют всмотреться и задержать взгляд, отражая призрачные нагромождения (постсоциалистического) города, заслоняя места памяти. Прозрачность как обнаженность и возможность увидеть внутренности.

Характеристика среды (оптическая, акустическая или иная): прозрачность, текучесть, кристальность, стеклянность.

Места хрупкости: осколки вднх, национальная библиотека Беларуси, cлепянская водная система, исчезающие на ваших глазах институции, коллективное производство как эстетика, ресторан «Лайнер» в Национальном аэропорту, скелеты недостроенных гостиниц, недоосвоенные моллы с пустынными коридорами и полыми боксами.

Прозрачные среды как новые жилые комплексы, отели, казино, бизнес центры, чьи очертания и стеклянная плоть призваны означать современность и экономический рост; сквозь прозрачные тела которых просвечивают каркасы капитала и коррупционных схем; ослепительные блики их поверхностей не позволяют всмотреться и задержать взгляд, отражая призрачные нагромождения (постсоциалистического) города, заслоняя места памяти. Прозрачность как обнаженность и возможность увидеть внутренности.

Характеристика среды (оптическая, акустическая или иная): прозрачность, текучесть, кристальность, стеклянность.

Места хрупкости: осколки вднх, национальная библиотека Беларуси, cлепянская водная система, исчезающие на ваших глазах институции, коллективное производство как эстетика, ресторан «Лайнер» в Национальном аэропорту, скелеты недостроенных гостиниц, недоосвоенные моллы с пустынными коридорами и полыми боксами.

Прозрачные среды как новые жилые комплексы, отели, казино, бизнес центры, чьи очертания и стеклянная плоть призваны означать современность и экономический рост; сквозь прозрачные тела которых просвечивают каркасы капитала и коррупционных схем; ослепительные блики их поверхностей не позволяют всмотреться и задержать взгляд, отражая призрачные нагромождения (постсоциалистического) города, заслоняя места памяти. Прозрачность как обнаженность и возможность увидеть внутренности.

Характеристика среды (оптическая, акустическая или иная): прозрачность, текучесть, кристальность, стеклянность.

Места хрупкости: осколки вднх, национальная библиотека Беларуси, cлепянская водная система, исчезающие на ваших глазах институции, коллективное производство как эстетика, ресторан «Лайнер» в Национальном аэропорту, скелеты недостроенных гостиниц, недоосвоенные моллы с пустынными коридорами и полыми боксами.

Прозрачные среды как новые жилые комплексы, отели, казино, бизнес центры, чьи очертания и стеклянная плоть призваны означать современность и экономический рост; сквозь прозрачные тела которых просвечивают каркасы капитала и коррупционных схем; ослепительные блики их поверхностей не позволяют всмотреться и задержать взгляд, отражая призрачные нагромождения (постсоциалистического) города, заслоняя места памяти. Прозрачность как обнаженность и возможность увидеть внутренности.

Характеристика среды (оптическая, акустическая или иная): прозрачность, текучесть, кристальность, стеклянность.

Места хрупкости: осколки вднх, национальная библиотека Беларуси, cлепянская водная система, исчезающие на ваших глазах институции, коллективное производство как эстетика, ресторан «Лайнер» в Национальном аэропорту, скелеты недостроенных гостиниц, недоосвоенные моллы с пустынными коридорами и полыми боксами.

Прозрачные среды как новые жилые комплексы, отели, казино, бизнес центры, чьи очертания и стеклянная плоть призваны означать современность и экономический рост; сквозь прозрачные тела которых просвечивают каркасы капитала и коррупционных схем; ослепительные блики их поверхностей не позволяют всмотреться и задержать взгляд, отражая призрачные нагромождения (постсоциалистического) города, заслоняя места памяти. Прозрачность как обнаженность и возможность увидеть внутренности.

Характеристика среды (оптическая, акустическая или иная): прозрачность, текучесть, кристальность, стеклянность.

Места хрупкости: осколки вднх, национальная библиотека Беларуси, cлепянская водная система, исчезающие на ваших глазах институции, коллективное производство как эстетика, ресторан «Лайнер» в Национальном аэропорту, скелеты недостроенных гостиниц, недоосвоенные моллы с пустынными коридорами и полыми боксами.

Прозрачные среды как новые жилые комплексы, отели, казино, бизнес центры, чьи очертания и стеклянная плоть призваны означать современность и экономический рост; сквозь прозрачные тела которых просвечивают каркасы капитала и коррупционных схем; ослепительные блики их поверхностей не позволяют всмотреться и задержать взгляд, отражая призрачные нагромождения (постсоциалистического) города, заслоняя места памяти. Прозрачность как обнаженность и возможность увидеть внутренности.

Характеристика среды (оптическая, акустическая или иная): прозрачность, текучесть, кристальность, стеклянность.

Места хрупкости: осколки вднх, национальная библиотека Беларуси, cлепянская водная система, исчезающие на ваших глазах институции, коллективное производство как эстетика, ресторан «Лайнер» в Национальном аэропорту, скелеты недостроенных гостиниц, недоосвоенные моллы с пустынными коридорами и полыми боксами.

Прозрачные среды как новые жилые комплексы, отели, казино, бизнес центры, чьи очертания и стеклянная плоть призваны означать современность и экономический рост; сквозь прозрачные тела которых просвечивают каркасы капитала и коррупционных схем; ослепительные блики их поверхностей не позволяют всмотреться и задержать взгляд, отражая призрачные нагромождения (постсоциалистического) города, заслоняя места памяти. Прозрачность как обнаженность и возможность увидеть внутренности.

В эпоху поголовной рационализации Национальная академия наук производит коллективное знание, методы производства которого — это суп из бюрократии, рыночных реформ, советского наследия, науки, понимаемой как «удовлетворение собственного любопытства за государственный счет» и чисто административно-хозяйственной деятельности. РБОБ предлагает перекодировать это место в самом центре города, отнесясь к нему как к чему-то, что несет нам исцеление, где приостанавливаются неолиберальные нормы прав человека, где можно курить в коридорах, а в морщинах академика, — динозавра коллективности, смотрящего на нас с билборда, — можно увидеть пар из котла, в котором он варит свои формулировки. Там есть музей достижений, на красном ковре стоят спутники, там производят вино и «формулу спокойствия» — таблетки «триптофан». Это ведьминский дом, свободный от давления социума.

В эпоху поголовной рационализации Национальная академия наук производит коллективное знание, методы производства которого — это суп из бюрократии, рыночных реформ, советского наследия, науки, понимаемой как «удовлетворение собственного любопытства за государственный счет» и чисто административно-хозяйственной деятельности. РБОБ предлагает перекодировать это место в самом центре города, отнесясь к нему как к чему-то, что несет нам исцеление, где приостанавливаются неолиберальные нормы прав человека, где можно курить в коридорах, а в морщинах академика, — динозавра коллективности, смотрящего на нас с билборда, — можно увидеть пар из котла, в котором он варит свои формулировки. Там есть музей достижений, на красном ковре стоят спутники, там производят вино и «формулу спокойствия» — таблетки «триптофан». Это ведьминский дом, свободный от давления социума.

В эпоху поголовной рационализации Национальная академия наук производит коллективное знание, методы производства которого — это суп из бюрократии, рыночных реформ, советского наследия, науки, понимаемой как «удовлетворение собственного любопытства за государственный счет» и чисто административно-хозяйственной деятельности. РБОБ предлагает перекодировать это место в самом центре города, отнесясь к нему как к чему-то, что несет нам исцеление, где приостанавливаются неолиберальные нормы прав человека, где можно курить в коридорах, а в морщинах академика, — динозавра коллективности, смотрящего на нас с билборда, — можно увидеть пар из котла, в котором он варит свои формулировки. Там есть музей достижений, на красном ковре стоят спутники, там производят вино и «формулу спокойствия» — таблетки «триптофан». Это ведьминский дом, свободный от давления социума.

В эпоху поголовной рационализации Национальная академия наук производит коллективное знание, методы производства которого — это суп из бюрократии, рыночных реформ, советского наследия, науки, понимаемой как «удовлетворение собственного любопытства за государственный счет» и чисто административно-хозяйственной деятельности. РБОБ предлагает перекодировать это место в самом центре города, отнесясь к нему как к чему-то, что несет нам исцеление, где приостанавливаются неолиберальные нормы прав человека, где можно курить в коридорах, а в морщинах академика, — динозавра коллективности, смотрящего на нас с билборда, — можно увидеть пар из котла, в котором он варит свои формулировки. Там есть музей достижений, на красном ковре стоят спутники, там производят вино и «формулу спокойствия» — таблетки «триптофан». Это ведьминский дом, свободный от давления социума.

В эпоху поголовной рационализации Национальная академия наук производит коллективное знание, методы производства которого — это суп из бюрократии, рыночных реформ, советского наследия, науки, понимаемой как «удовлетворение собственного любопытства за государственный счет» и чисто административно-хозяйственной деятельности. РБОБ предлагает перекодировать это место в самом центре города, отнесясь к нему как к чему-то, что несет нам исцеление, где приостанавливаются неолиберальные нормы прав человека, где можно курить в коридорах, а в морщинах академика, — динозавра коллективности, смотрящего на нас с билборда, — можно увидеть пар из котла, в котором он варит свои формулировки. Там есть музей достижений, на красном ковре стоят спутники, там производят вино и «формулу спокойствия» — таблетки «триптофан». Это ведьминский дом, свободный от давления социума.

В эпоху поголовной рационализации Национальная академия наук производит коллективное знание, методы производства которого — это суп из бюрократии, рыночных реформ, советского наследия, науки, понимаемой как «удовлетворение собственного любопытства за государственный счет» и чисто административно-хозяйственной деятельности. РБОБ предлагает перекодировать это место в самом центре города, отнесясь к нему как к чему-то, что несет нам исцеление, где приостанавливаются неолиберальные нормы прав человека, где можно курить в коридорах, а в морщинах академика, — динозавра коллективности, смотрящего на нас с билборда, — можно увидеть пар из котла, в котором он варит свои формулировки. Там есть музей достижений, на красном ковре стоят спутники, там производят вино и «формулу спокойствия» — таблетки «триптофан». Это ведьминский дом, свободный от давления социума.

В эпоху поголовной рационализации Национальная академия наук производит коллективное знание, методы производства которого — это суп из бюрократии, рыночных реформ, советского наследия, науки, понимаемой как «удовлетворение собственного любопытства за государственный счет» и чисто административно-хозяйственной деятельности. РБОБ предлагает перекодировать это место в самом центре города, отнесясь к нему как к чему-то, что несет нам исцеление, где приостанавливаются неолиберальные нормы прав человека, где можно курить в коридорах, а в морщинах академика, — динозавра коллективности, смотрящего на нас с билборда, — можно увидеть пар из котла, в котором он варит свои формулировки. Там есть музей достижений, на красном ковре стоят спутники, там производят вино и «формулу спокойствия» — таблетки «триптофан». Это ведьминский дом, свободный от давления социума.

В эпоху поголовной рационализации Национальная академия наук производит коллективное знание, методы производства которого — это суп из бюрократии, рыночных реформ, советского наследия, науки, понимаемой как «удовлетворение собственного любопытства за государственный счет» и чисто административно-хозяйственной деятельности. РБОБ предлагает перекодировать это место в самом центре города, отнесясь к нему как к чему-то, что несет нам исцеление, где приостанавливаются неолиберальные нормы прав человека, где можно курить в коридорах, а в морщинах академика, — динозавра коллективности, смотрящего на нас с билборда, — можно увидеть пар из котла, в котором он варит свои формулировки. Там есть музей достижений, на красном ковре стоят спутники, там производят вино и «формулу спокойствия» — таблетки «триптофан». Это ведьминский дом, свободный от давления социума.

В эпоху поголовной рационализации Национальная академия наук производит коллективное знание, методы производства которого — это суп из бюрократии, рыночных реформ, советского наследия, науки, понимаемой как «удовлетворение собственного любопытства за государственный счет» и чисто административно-хозяйственной деятельности. РБОБ предлагает перекодировать это место в самом центре города, отнесясь к нему как к чему-то, что несет нам исцеление, где приостанавливаются неолиберальные нормы прав человека, где можно курить в коридорах, а в морщинах академика, — динозавра коллективности, смотрящего на нас с билборда, — можно увидеть пар из котла, в котором он варит свои формулировки. Там есть музей достижений, на красном ковре стоят спутники, там производят вино и «формулу спокойствия» — таблетки «триптофан». Это ведьминский дом, свободный от давления социума.

В эпоху поголовной рационализации Национальная академия наук производит коллективное знание, методы производства которого — это суп из бюрократии, рыночных реформ, советского наследия, науки, понимаемой как «удовлетворение собственного любопытства за государственный счет» и чисто административно-хозяйственной деятельности. РБОБ предлагает перекодировать это место в самом центре города, отнесясь к нему как к чему-то, что несет нам исцеление, где приостанавливаются неолиберальные нормы прав человека, где можно курить в коридорах, а в морщинах академика, — динозавра коллективности, смотрящего на нас с билборда, — можно увидеть пар из котла, в котором он варит свои формулировки. Там есть музей достижений, на красном ковре стоят спутники, там производят вино и «формулу спокойствия» — таблетки «триптофан». Это ведьминский дом, свободный от давления социума.

В эпоху поголовной рационализации Национальная академия наук производит коллективное знание, методы производства которого — это суп из бюрократии, рыночных реформ, советского наследия, науки, понимаемой как «удовлетворение собственного любопытства за государственный счет» и чисто административно-хозяйственной деятельности. РБОБ предлагает перекодировать это место в самом центре города, отнесясь к нему как к чему-то, что несет нам исцеление, где приостанавливаются неолиберальные нормы прав человека, где можно курить в коридорах, а в морщинах академика, — динозавра коллективности, смотрящего на нас с билборда, — можно увидеть пар из котла, в котором он варит свои формулировки. Там есть музей достижений, на красном ковре стоят спутники, там производят вино и «формулу спокойствия» — таблетки «триптофан». Это ведьминский дом, свободный от давления социума.

В эпоху поголовной рационализации Национальная академия наук производит коллективное знание, методы производства которого — это суп из бюрократии, рыночных реформ, советского наследия, науки, понимаемой как «удовлетворение собственного любопытства за государственный счет» и чисто административно-хозяйственной деятельности. РБОБ предлагает перекодировать это место в самом центре города, отнесясь к нему как к чему-то, что несет нам исцеление, где приостанавливаются неолиберальные нормы прав человека, где можно курить в коридорах, а в морщинах академика, — динозавра коллективности, смотрящего на нас с билборда, — можно увидеть пар из котла, в котором он варит свои формулировки. Там есть музей достижений, на красном ковре стоят спутники, там производят вино и «формулу спокойствия» — таблетки «триптофан». Это ведьминский дом, свободный от давления социума.

Внутри самой болезни психофармакологические аспекты позднего капитализма не очевидны: в таблетке ибупрофена, которая приносит мало утешения, спрессованы цепочки производства и распространения фармацевтических препаратов, приватизация знаний и ресурсов, отношения между «севером» и «югом», нормализация боли в женском теле и механизмы десубъективации. Слабая болезнь — это рассинхронизация коллективного и индивидуального времени отдыха и работы, бездействие, выгорание. Она скорее симптоматична для позднего капитализма: в нестабильной экономике недомогание не защищено отпуском по болезни или санаторием, за что боролись профсоюзы и рабочие партии. В этом случае недомогание — это неизрасходованная стоимость рабочего времени, биополитическое распределение власти.

Внутри самой болезни психофармакологические аспекты позднего капитализма не очевидны: в таблетке ибупрофена, которая приносит мало утешения, спрессованы цепочки производства и распространения фармацевтических препаратов, приватизация знаний и ресурсов, отношения между «севером» и «югом», нормализация боли в женском теле и механизмы десубъективации. Слабая болезнь — это рассинхронизация коллективного и индивидуального времени отдыха и работы, бездействие, выгорание. Она скорее симптоматична для позднего капитализма: в нестабильной экономике недомогание не защищено отпуском по болезни или санаторием, за что боролись профсоюзы и рабочие партии. В этом случае недомогание — это неизрасходованная стоимость рабочего времени, биополитическое распределение власти.

Внутри самой болезни психофармакологические аспекты позднего капитализма не очевидны: в таблетке ибупрофена, которая приносит мало утешения, спрессованы цепочки производства и распространения фармацевтических препаратов, приватизация знаний и ресурсов, отношения между «севером» и «югом», нормализация боли в женском теле и механизмы десубъективации. Слабая болезнь — это рассинхронизация коллективного и индивидуального времени отдыха и работы, бездействие, выгорание. Она скорее симптоматична для позднего капитализма: в нестабильной экономике недомогание не защищено отпуском по болезни или санаторием, за что боролись профсоюзы и рабочие партии. В этом случае недомогание — это неизрасходованная стоимость рабочего времени, биополитическое распределение власти.

Внутри самой болезни психофармакологические аспекты позднего капитализма не очевидны: в таблетке ибупрофена, которая приносит мало утешения, спрессованы цепочки производства и распространения фармацевтических препаратов, приватизация знаний и ресурсов, отношения между «севером» и «югом», нормализация боли в женском теле и механизмы десубъективации. Слабая болезнь — это рассинхронизация коллективного и индивидуального времени отдыха и работы, бездействие, выгорание. Она скорее симптоматична для позднего капитализма: в нестабильной экономике недомогание не защищено отпуском по болезни или санаторием, за что боролись профсоюзы и рабочие партии. В этом случае недомогание — это неизрасходованная стоимость рабочего времени, биополитическое распределение власти.

Внутри самой болезни психофармакологические аспекты позднего капитализма не очевидны: в таблетке ибупрофена, которая приносит мало утешения, спрессованы цепочки производства и распространения фармацевтических препаратов, приватизация знаний и ресурсов, отношения между «севером» и «югом», нормализация боли в женском теле и механизмы десубъективации. Слабая болезнь — это рассинхронизация коллективного и индивидуального времени отдыха и работы, бездействие, выгорание. Она скорее симптоматична для позднего капитализма: в нестабильной экономике недомогание не защищено отпуском по болезни или санаторием, за что боролись профсоюзы и рабочие партии. В этом случае недомогание — это неизрасходованная стоимость рабочего времени, биополитическое распределение власти.

Внутри самой болезни психофармакологические аспекты позднего капитализма не очевидны: в таблетке ибупрофена, которая приносит мало утешения, спрессованы цепочки производства и распространения фармацевтических препаратов, приватизация знаний и ресурсов, отношения между «севером» и «югом», нормализация боли в женском теле и механизмы десубъективации. Слабая болезнь — это рассинхронизация коллективного и индивидуального времени отдыха и работы, бездействие, выгорание. Она скорее симптоматична для позднего капитализма: в нестабильной экономике недомогание не защищено отпуском по болезни или санаторием, за что боролись профсоюзы и рабочие партии. В этом случае недомогание — это неизрасходованная стоимость рабочего времени, биополитическое распределение власти.

Внутри самой болезни психофармакологические аспекты позднего капитализма не очевидны: в таблетке ибупрофена, которая приносит мало утешения, спрессованы цепочки производства и распространения фармацевтических препаратов, приватизация знаний и ресурсов, отношения между «севером» и «югом», нормализация боли в женском теле и механизмы десубъективации. Слабая болезнь — это рассинхронизация коллективного и индивидуального времени отдыха и работы, бездействие, выгорание. Она скорее симптоматична для позднего капитализма: в нестабильной экономике недомогание не защищено отпуском по болезни или санаторием, за что боролись профсоюзы и рабочие партии. В этом случае недомогание — это неизрасходованная стоимость рабочего времени, биополитическое распределение власти.

Внутри самой болезни психофармакологические аспекты позднего капитализма не очевидны: в таблетке ибупрофена, которая приносит мало утешения, спрессованы цепочки производства и распространения фармацевтических препаратов, приватизация знаний и ресурсов, отношения между «севером» и «югом», нормализация боли в женском теле и механизмы десубъективации. Слабая болезнь — это рассинхронизация коллективного и индивидуального времени отдыха и работы, бездействие, выгорание. Она скорее симптоматична для позднего капитализма: в нестабильной экономике недомогание не защищено отпуском по болезни или санаторием, за что боролись профсоюзы и рабочие партии. В этом случае недомогание — это неизрасходованная стоимость рабочего времени, биополитическое распределение власти.

Внутри самой болезни психофармакологические аспекты позднего капитализма не очевидны: в таблетке ибупрофена, которая приносит мало утешения, спрессованы цепочки производства и распространения фармацевтических препаратов, приватизация знаний и ресурсов, отношения между «севером» и «югом», нормализация боли в женском теле и механизмы десубъективации. Слабая болезнь — это рассинхронизация коллективного и индивидуального времени отдыха и работы, бездействие, выгорание. Она скорее симптоматична для позднего капитализма: в нестабильной экономике недомогание не защищено отпуском по болезни или санаторием, за что боролись профсоюзы и рабочие партии. В этом случае недомогание — это неизрасходованная стоимость рабочего времени, биополитическое распределение власти.

Внутри самой болезни психофармакологические аспекты позднего капитализма не очевидны: в таблетке ибупрофена, которая приносит мало утешения, спрессованы цепочки производства и распространения фармацевтических препаратов, приватизация знаний и ресурсов, отношения между «севером» и «югом», нормализация боли в женском теле и механизмы десубъективации. Слабая болезнь — это рассинхронизация коллективного и индивидуального времени отдыха и работы, бездействие, выгорание. Она скорее симптоматична для позднего капитализма: в нестабильной экономике недомогание не защищено отпуском по болезни или санаторием, за что боролись профсоюзы и рабочие партии. В этом случае недомогание — это неизрасходованная стоимость рабочего времени, биополитическое распределение власти.

Внутри самой болезни психофармакологические аспекты позднего капитализма не очевидны: в таблетке ибупрофена, которая приносит мало утешения, спрессованы цепочки производства и распространения фармацевтических препаратов, приватизация знаний и ресурсов, отношения между «севером» и «югом», нормализация боли в женском теле и механизмы десубъективации. Слабая болезнь — это рассинхронизация коллективного и индивидуального времени отдыха и работы, бездействие, выгорание. Она скорее симптоматична для позднего капитализма: в нестабильной экономике недомогание не защищено отпуском по болезни или санаторием, за что боролись профсоюзы и рабочие партии. В этом случае недомогание — это неизрасходованная стоимость рабочего времени, биополитическое распределение власти.

Внутри самой болезни психофармакологические аспекты позднего капитализма не очевидны: в таблетке ибупрофена, которая приносит мало утешения, спрессованы цепочки производства и распространения фармацевтических препаратов, приватизация знаний и ресурсов, отношения между «севером» и «югом», нормализация боли в женском теле и механизмы десубъективации. Слабая болезнь — это рассинхронизация коллективного и индивидуального времени отдыха и работы, бездействие, выгорание. Она скорее симптоматична для позднего капитализма: в нестабильной экономике недомогание не защищено отпуском по болезни или санаторием, за что боролись профсоюзы и рабочие партии. В этом случае недомогание — это неизрасходованная стоимость рабочего времени, биополитическое распределение власти.

Ориентальная ретромания — обращения к зарубежным культурным слоям, с пристальным взглядом на восток. Хотя откуда смотреть? Магнитная лента балканских кассет, попытка уловить что-то в этом шорохе. Кассетный диггинг как незаангажированная антитеза хипстерской любви к винилу. От архаичных фольклорных форм к футуристическому техно.

Ориентальная ретромания — обращения к зарубежным культурным слоям, с пристальным взглядом на восток. Хотя откуда смотреть? Магнитная лента балканских кассет, попытка уловить что-то в этом шорохе. Кассетный диггинг как незаангажированная антитеза хипстерской любви к винилу. От архаичных фольклорных форм к футуристическому техно.

Ориентальная ретромания — обращения к зарубежным культурным слоям, с пристальным взглядом на восток. Хотя откуда смотреть? Магнитная лента балканских кассет, попытка уловить что-то в этом шорохе. Кассетный диггинг как незаангажированная антитеза хипстерской любви к винилу. От архаичных фольклорных форм к футуристическому техно.

Ориентальная ретромания — обращения к зарубежным культурным слоям, с пристальным взглядом на восток. Хотя откуда смотреть? Магнитная лента балканских кассет, попытка уловить что-то в этом шорохе. Кассетный диггинг как незаангажированная антитеза хипстерской любви к винилу. От архаичных фольклорных форм к футуристическому техно.

Ориентальная ретромания — обращения к зарубежным культурным слоям, с пристальным взглядом на восток. Хотя откуда смотреть? Магнитная лента балканских кассет, попытка уловить что-то в этом шорохе. Кассетный диггинг как незаангажированная антитеза хипстерской любви к винилу. От архаичных фольклорных форм к футуристическому техно.

Ориентальная ретромания — обращения к зарубежным культурным слоям, с пристальным взглядом на восток. Хотя откуда смотреть? Магнитная лента балканских кассет, попытка уловить что-то в этом шорохе. Кассетный диггинг как незаангажированная антитеза хипстерской любви к винилу. От архаичных фольклорных форм к футуристическому техно.

Ориентальная ретромания — обращения к зарубежным культурным слоям, с пристальным взглядом на восток. Хотя откуда смотреть? Магнитная лента балканских кассет, попытка уловить что-то в этом шорохе. Кассетный диггинг как незаангажированная антитеза хипстерской любви к винилу. От архаичных фольклорных форм к футуристическому техно.

Ориентальная ретромания — обращения к зарубежным культурным слоям, с пристальным взглядом на восток. Хотя откуда смотреть? Магнитная лента балканских кассет, попытка уловить что-то в этом шорохе. Кассетный диггинг как незаангажированная антитеза хипстерской любви к винилу. От архаичных фольклорных форм к футуристическому техно.

Ориентальная ретромания — обращения к зарубежным культурным слоям, с пристальным взглядом на восток. Хотя откуда смотреть? Магнитная лента балканских кассет, попытка уловить что-то в этом шорохе. Кассетный диггинг как незаангажированная антитеза хипстерской любви к винилу. От архаичных фольклорных форм к футуристическому техно.

Ориентальная ретромания — обращения к зарубежным культурным слоям, с пристальным взглядом на восток. Хотя откуда смотреть? Магнитная лента балканских кассет, попытка уловить что-то в этом шорохе. Кассетный диггинг как незаангажированная антитеза хипстерской любви к винилу. От архаичных фольклорных форм к футуристическому техно.

Ориентальная ретромания — обращения к зарубежным культурным слоям, с пристальным взглядом на восток. Хотя откуда смотреть? Магнитная лента балканских кассет, попытка уловить что-то в этом шорохе. Кассетный диггинг как незаангажированная антитеза хипстерской любви к винилу. От архаичных фольклорных форм к футуристическому техно.

Ориентальная ретромания — обращения к зарубежным культурным слоям, с пристальным взглядом на восток. Хотя откуда смотреть? Магнитная лента балканских кассет, попытка уловить что-то в этом шорохе. Кассетный диггинг как незаангажированная антитеза хипстерской любви к винилу. От архаичных фольклорных форм к футуристическому техно.

Подарок замедления, действующее через предвкушение необратимости. Опьянение как надрыв повседневности или хотя бы репетиция революции. Мышцы, отравленные молочной кислотой во время тренировки. Стресс-тесты коллективов, мусорные данные и позитивные обратные связи в алгоритмических системах, энтропия всех видов. Торжество слабых тел, отторгающих витамины и стимуляторы и выпадающих из сетки дедлайнов и почасовых контрактов. Лишь болезнь смогла убедительно доказать ей, что она нуждается в отдыхе, приоткрывая завесу давно желаемого. Эти желания-подрагивания успокаивали боль.

Подарок замедления, действующее через предвкушение необратимости. Опьянение как надрыв повседневности или хотя бы репетиция революции. Мышцы, отравленные молочной кислотой во время тренировки. Стресс-тесты коллективов, мусорные данные и позитивные обратные связи в алгоритмических системах, энтропия всех видов. Торжество слабых тел, отторгающих витамины и стимуляторы и выпадающих из сетки дедлайнов и почасовых контрактов. Лишь болезнь смогла убедительно доказать ей, что она нуждается в отдыхе, приоткрывая завесу давно желаемого. Эти желания-подрагивания успокаивали боль.

Подарок замедления, действующее через предвкушение необратимости. Опьянение как надрыв повседневности или хотя бы репетиция революции. Мышцы, отравленные молочной кислотой во время тренировки. Стресс-тесты коллективов, мусорные данные и позитивные обратные связи в алгоритмических системах, энтропия всех видов. Торжество слабых тел, отторгающих витамины и стимуляторы и выпадающих из сетки дедлайнов и почасовых контрактов. Лишь болезнь смогла убедительно доказать ей, что она нуждается в отдыхе, приоткрывая завесу давно желаемого. Эти желания-подрагивания успокаивали боль.

Подарок замедления, действующее через предвкушение необратимости. Опьянение как надрыв повседневности или хотя бы репетиция революции. Мышцы, отравленные молочной кислотой во время тренировки. Стресс-тесты коллективов, мусорные данные и позитивные обратные связи в алгоритмических системах, энтропия всех видов. Торжество слабых тел, отторгающих витамины и стимуляторы и выпадающих из сетки дедлайнов и почасовых контрактов. Лишь болезнь смогла убедительно доказать ей, что она нуждается в отдыхе, приоткрывая завесу давно желаемого. Эти желания-подрагивания успокаивали боль.

Подарок замедления, действующее через предвкушение необратимости. Опьянение как надрыв повседневности или хотя бы репетиция революции. Мышцы, отравленные молочной кислотой во время тренировки. Стресс-тесты коллективов, мусорные данные и позитивные обратные связи в алгоритмических системах, энтропия всех видов. Торжество слабых тел, отторгающих витамины и стимуляторы и выпадающих из сетки дедлайнов и почасовых контрактов. Лишь болезнь смогла убедительно доказать ей, что она нуждается в отдыхе, приоткрывая завесу давно желаемого. Эти желания-подрагивания успокаивали боль.

Подарок замедления, действующее через предвкушение необратимости. Опьянение как надрыв повседневности или хотя бы репетиция революции. Мышцы, отравленные молочной кислотой во время тренировки. Стресс-тесты коллективов, мусорные данные и позитивные обратные связи в алгоритмических системах, энтропия всех видов. Торжество слабых тел, отторгающих витамины и стимуляторы и выпадающих из сетки дедлайнов и почасовых контрактов. Лишь болезнь смогла убедительно доказать ей, что она нуждается в отдыхе, приоткрывая завесу давно желаемого. Эти желания-подрагивания успокаивали боль.

Подарок замедления, действующее через предвкушение необратимости. Опьянение как надрыв повседневности или хотя бы репетиция революции. Мышцы, отравленные молочной кислотой во время тренировки. Стресс-тесты коллективов, мусорные данные и позитивные обратные связи в алгоритмических системах, энтропия всех видов. Торжество слабых тел, отторгающих витамины и стимуляторы и выпадающих из сетки дедлайнов и почасовых контрактов. Лишь болезнь смогла убедительно доказать ей, что она нуждается в отдыхе, приоткрывая завесу давно желаемого. Эти желания-подрагивания успокаивали боль.

Подарок замедления, действующее через предвкушение необратимости. Опьянение как надрыв повседневности или хотя бы репетиция революции. Мышцы, отравленные молочной кислотой во время тренировки. Стресс-тесты коллективов, мусорные данные и позитивные обратные связи в алгоритмических системах, энтропия всех видов. Торжество слабых тел, отторгающих витамины и стимуляторы и выпадающих из сетки дедлайнов и почасовых контрактов. Лишь болезнь смогла убедительно доказать ей, что она нуждается в отдыхе, приоткрывая завесу давно желаемого. Эти желания-подрагивания успокаивали боль.

Подарок замедления, действующее через предвкушение необратимости. Опьянение как надрыв повседневности или хотя бы репетиция революции. Мышцы, отравленные молочной кислотой во время тренировки. Стресс-тесты коллективов, мусорные данные и позитивные обратные связи в алгоритмических системах, энтропия всех видов. Торжество слабых тел, отторгающих витамины и стимуляторы и выпадающих из сетки дедлайнов и почасовых контрактов. Лишь болезнь смогла убедительно доказать ей, что она нуждается в отдыхе, приоткрывая завесу давно желаемого. Эти желания-подрагивания успокаивали боль.

Подарок замедления, действующее через предвкушение необратимости. Опьянение как надрыв повседневности или хотя бы репетиция революции. Мышцы, отравленные молочной кислотой во время тренировки. Стресс-тесты коллективов, мусорные данные и позитивные обратные связи в алгоритмических системах, энтропия всех видов. Торжество слабых тел, отторгающих витамины и стимуляторы и выпадающих из сетки дедлайнов и почасовых контрактов. Лишь болезнь смогла убедительно доказать ей, что она нуждается в отдыхе, приоткрывая завесу давно желаемого. Эти желания-подрагивания успокаивали боль.

Подарок замедления, действующее через предвкушение необратимости. Опьянение как надрыв повседневности или хотя бы репетиция революции. Мышцы, отравленные молочной кислотой во время тренировки. Стресс-тесты коллективов, мусорные данные и позитивные обратные связи в алгоритмических системах, энтропия всех видов. Торжество слабых тел, отторгающих витамины и стимуляторы и выпадающих из сетки дедлайнов и почасовых контрактов. Лишь болезнь смогла убедительно доказать ей, что она нуждается в отдыхе, приоткрывая завесу давно желаемого. Эти желания-подрагивания успокаивали боль.

Подарок замедления, действующее через предвкушение необратимости. Опьянение как надрыв повседневности или хотя бы репетиция революции. Мышцы, отравленные молочной кислотой во время тренировки. Стресс-тесты коллективов, мусорные данные и позитивные обратные связи в алгоритмических системах, энтропия всех видов. Торжество слабых тел, отторгающих витамины и стимуляторы и выпадающих из сетки дедлайнов и почасовых контрактов. Лишь болезнь смогла убедительно доказать ей, что она нуждается в отдыхе, приоткрывая завесу давно желаемого. Эти желания-подрагивания успокаивали боль.

Болезнь отчуждала ее от самой себя и ей это нравилось. Она чувствовала, как отслаивается и облезает, как линяющее насекомое, когда ему становится мал его экзоскелет и вторая кожа растет под первой. “Обновление”, – думала она.

Болезнь отчуждала ее от самой себя и ей это нравилось. Она чувствовала, как отслаивается и облезает, как линяющее насекомое, когда ему становится мал его экзоскелет и вторая кожа растет под первой. “Обновление”, – думала она.

Болезнь отчуждала ее от самой себя и ей это нравилось. Она чувствовала, как отслаивается и облезает, как линяющее насекомое, когда ему становится мал его экзоскелет и вторая кожа растет под первой. “Обновление”, – думала она.

Болезнь отчуждала ее от самой себя и ей это нравилось. Она чувствовала, как отслаивается и облезает, как линяющее насекомое, когда ему становится мал его экзоскелет и вторая кожа растет под первой. “Обновление”, – думала она.

Болезнь отчуждала ее от самой себя и ей это нравилось. Она чувствовала, как отслаивается и облезает, как линяющее насекомое, когда ему становится мал его экзоскелет и вторая кожа растет под первой. “Обновление”, – думала она.

Болезнь отчуждала ее от самой себя и ей это нравилось. Она чувствовала, как отслаивается и облезает, как линяющее насекомое, когда ему становится мал его экзоскелет и вторая кожа растет под первой. “Обновление”, – думала она.

Болезнь отчуждала ее от самой себя и ей это нравилось. Она чувствовала, как отслаивается и облезает, как линяющее насекомое, когда ему становится мал его экзоскелет и вторая кожа растет под первой. “Обновление”, – думала она.

Болезнь отчуждала ее от самой себя и ей это нравилось. Она чувствовала, как отслаивается и облезает, как линяющее насекомое, когда ему становится мал его экзоскелет и вторая кожа растет под первой. “Обновление”, – думала она.

Болезнь отчуждала ее от самой себя и ей это нравилось. Она чувствовала, как отслаивается и облезает, как линяющее насекомое, когда ему становится мал его экзоскелет и вторая кожа растет под первой. “Обновление”, – думала она.

Болезнь отчуждала ее от самой себя и ей это нравилось. Она чувствовала, как отслаивается и облезает, как линяющее насекомое, когда ему становится мал его экзоскелет и вторая кожа растет под первой. “Обновление”, – думала она.

Болезнь отчуждала ее от самой себя и ей это нравилось. Она чувствовала, как отслаивается и облезает, как линяющее насекомое, когда ему становится мал его экзоскелет и вторая кожа растет под первой. “Обновление”, – думала она.

Болезнь отчуждала ее от самой себя и ей это нравилось. Она чувствовала, как отслаивается и облезает, как линяющее насекомое, когда ему становится мал его экзоскелет и вторая кожа растет под первой. “Обновление”, – думала она.

Парк Высоких Технологий — особая экономическая зона, отрастившая себя от академгородка — место, зажатое между лесом с клещами, музеем камней, институтом геофизики и окружной дорогой. Это аутсорсинг-завод, инкубатор рентабельных форм коллективного производства знания, рассадник нечеловеческого воображения и форм производства будущих, которые можно охарактеризовать как платежеспособный «технодетерменизм». То, каким образом это образование пристыковывается к остальному обществу порождает множество болезненных эффектов. От «почему я не программист?», до «А вы знаете, что Вайбер — беларуская компания?».

Кроме всего прочего, там есть неплохая столовая.

Парк Высоких Технологий — особая экономическая зона, отрастившая себя от академгородка — место, зажатое между лесом с клещами, музеем камней, институтом геофизики и окружной дорогой. Это аутсорсинг-завод, инкубатор рентабельных форм коллективного производства знания, рассадник нечеловеческого воображения и форм производства будущих, которые можно охарактеризовать как платежеспособный «технодетерменизм». То, каким образом это образование пристыковывается к остальному обществу порождает множество болезненных эффектов. От «почему я не программист?», до «А вы знаете, что Вайбер — беларуская компания?».

Кроме всего прочего, там есть неплохая столовая.

Парк Высоких Технологий — особая экономическая зона, отрастившая себя от академгородка — место, зажатое между лесом с клещами, музеем камней, институтом геофизики и окружной дорогой. Это аутсорсинг-завод, инкубатор рентабельных форм коллективного производства знания, рассадник нечеловеческого воображения и форм производства будущих, которые можно охарактеризовать как платежеспособный «технодетерменизм». То, каким образом это образование пристыковывается к остальному обществу порождает множество болезненных эффектов. От «почему я не программист?», до «А вы знаете, что Вайбер — беларуская компания?».

Кроме всего прочего, там есть неплохая столовая.

Парк Высоких Технологий — особая экономическая зона, отрастившая себя от академгородка — место, зажатое между лесом с клещами, музеем камней, институтом геофизики и окружной дорогой. Это аутсорсинг-завод, инкубатор рентабельных форм коллективного производства знания, рассадник нечеловеческого воображения и форм производства будущих, которые можно охарактеризовать как платежеспособный «технодетерменизм». То, каким образом это образование пристыковывается к остальному обществу порождает множество болезненных эффектов. От «почему я не программист?», до «А вы знаете, что Вайбер — беларуская компания?».

Кроме всего прочего, там есть неплохая столовая.

Парк Высоких Технологий — особая экономическая зона, отрастившая себя от академгородка — место, зажатое между лесом с клещами, музеем камней, институтом геофизики и окружной дорогой. Это аутсорсинг-завод, инкубатор рентабельных форм коллективного производства знания, рассадник нечеловеческого воображения и форм производства будущих, которые можно охарактеризовать как платежеспособный «технодетерменизм». То, каким образом это образование пристыковывается к остальному обществу порождает множество болезненных эффектов. От «почему я не программист?», до «А вы знаете, что Вайбер — беларуская компания?».

Кроме всего прочего, там есть неплохая столовая.

Парк Высоких Технологий — особая экономическая зона, отрастившая себя от академгородка — место, зажатое между лесом с клещами, музеем камней, институтом геофизики и окружной дорогой. Это аутсорсинг-завод, инкубатор рентабельных форм коллективного производства знания, рассадник нечеловеческого воображения и форм производства будущих, которые можно охарактеризовать как платежеспособный «технодетерменизм». То, каким образом это образование пристыковывается к остальному обществу порождает множество болезненных эффектов. От «почему я не программист?», до «А вы знаете, что Вайбер — беларуская компания?».

Кроме всего прочего, там есть неплохая столовая.

Парк Высоких Технологий — особая экономическая зона, отрастившая себя от академгородка — место, зажатое между лесом с клещами, музеем камней, институтом геофизики и окружной дорогой. Это аутсорсинг-завод, инкубатор рентабельных форм коллективного производства знания, рассадник нечеловеческого воображения и форм производства будущих, которые можно охарактеризовать как платежеспособный «технодетерменизм». То, каким образом это образование пристыковывается к остальному обществу порождает множество болезненных эффектов. От «почему я не программист?», до «А вы знаете, что Вайбер — беларуская компания?».

Кроме всего прочего, там есть неплохая столовая.

Парк Высоких Технологий — особая экономическая зона, отрастившая себя от академгородка — место, зажатое между лесом с клещами, музеем камней, институтом геофизики и окружной дорогой. Это аутсорсинг-завод, инкубатор рентабельных форм коллективного производства знания, рассадник нечеловеческого воображения и форм производства будущих, которые можно охарактеризовать как платежеспособный «технодетерменизм». То, каким образом это образование пристыковывается к остальному обществу порождает множество болезненных эффектов. От «почему я не программист?», до «А вы знаете, что Вайбер — беларуская компания?».

Кроме всего прочего, там есть неплохая столовая.

Парк Высоких Технологий — особая экономическая зона, отрастившая себя от академгородка — место, зажатое между лесом с клещами, музеем камней, институтом геофизики и окружной дорогой. Это аутсорсинг-завод, инкубатор рентабельных форм коллективного производства знания, рассадник нечеловеческого воображения и форм производства будущих, которые можно охарактеризовать как платежеспособный «технодетерменизм». То, каким образом это образование пристыковывается к остальному обществу порождает множество болезненных эффектов. От «почему я не программист?», до «А вы знаете, что Вайбер — беларуская компания?».

Кроме всего прочего, там есть неплохая столовая.

Парк Высоких Технологий — особая экономическая зона, отрастившая себя от академгородка — место, зажатое между лесом с клещами, музеем камней, институтом геофизики и окружной дорогой. Это аутсорсинг-завод, инкубатор рентабельных форм коллективного производства знания, рассадник нечеловеческого воображения и форм производства будущих, которые можно охарактеризовать как платежеспособный «технодетерменизм». То, каким образом это образование пристыковывается к остальному обществу порождает множество болезненных эффектов. От «почему я не программист?», до «А вы знаете, что Вайбер — беларуская компания?».

Кроме всего прочего, там есть неплохая столовая.

Парк Высоких Технологий — особая экономическая зона, отрастившая себя от академгородка — место, зажатое между лесом с клещами, музеем камней, институтом геофизики и окружной дорогой. Это аутсорсинг-завод, инкубатор рентабельных форм коллективного производства знания, рассадник нечеловеческого воображения и форм производства будущих, которые можно охарактеризовать как платежеспособный «технодетерменизм». То, каким образом это образование пристыковывается к остальному обществу порождает множество болезненных эффектов. От «почему я не программист?», до «А вы знаете, что Вайбер — беларуская компания?».

Кроме всего прочего, там есть неплохая столовая.

Парк Высоких Технологий — особая экономическая зона, отрастившая себя от академгородка — место, зажатое между лесом с клещами, музеем камней, институтом геофизики и окружной дорогой. Это аутсорсинг-завод, инкубатор рентабельных форм коллективного производства знания, рассадник нечеловеческого воображения и форм производства будущих, которые можно охарактеризовать как платежеспособный «технодетерменизм». То, каким образом это образование пристыковывается к остальному обществу порождает множество болезненных эффектов. От «почему я не программист?», до «А вы знаете, что Вайбер — беларуская компания?».

Кроме всего прочего, там есть неплохая столовая.

Повторение жеста происходит почти неуловимо, теряясь во множествах значимых и незначительных различий хореографии обыденности. Повторение жеста, рождающее каждый раз новые связи и причинности. Напряжение мышц вернуло воспоминания о том, как она бесконечно повторяла танцевальные связки, пытаясь заставить непослушное тело принять их, сделать привычными, довести до автоматизма. Довести до автоматизма и автоматизировать — это одно и то же? Она, однако, ненавидела репетиции: ей казалось, что повторение и предвкушение переживания разрушают его интенсивность. И даже более того, иногда предвкушение и становилось самим событием. «Является ли футуристическое мышление репетицией?»

Повторение жеста происходит почти неуловимо, теряясь во множествах значимых и незначительных различий хореографии обыденности. Повторение жеста, рождающее каждый раз новые связи и причинности. Напряжение мышц вернуло воспоминания о том, как она бесконечно повторяла танцевальные связки, пытаясь заставить непослушное тело принять их, сделать привычными, довести до автоматизма. Довести до автоматизма и автоматизировать — это одно и то же? Она, однако, ненавидела репетиции: ей казалось, что повторение и предвкушение переживания разрушают его интенсивность. И даже более того, иногда предвкушение и становилось самим событием. «Является ли футуристическое мышление репетицией?»

Повторение жеста происходит почти неуловимо, теряясь во множествах значимых и незначительных различий хореографии обыденности. Повторение жеста, рождающее каждый раз новые связи и причинности. Напряжение мышц вернуло воспоминания о том, как она бесконечно повторяла танцевальные связки, пытаясь заставить непослушное тело принять их, сделать привычными, довести до автоматизма. Довести до автоматизма и автоматизировать — это одно и то же? Она, однако, ненавидела репетиции: ей казалось, что повторение и предвкушение переживания разрушают его интенсивность. И даже более того, иногда предвкушение и становилось самим событием. «Является ли футуристическое мышление репетицией?»

Повторение жеста происходит почти неуловимо, теряясь во множествах значимых и незначительных различий хореографии обыденности. Повторение жеста, рождающее каждый раз новые связи и причинности. Напряжение мышц вернуло воспоминания о том, как она бесконечно повторяла танцевальные связки, пытаясь заставить непослушное тело принять их, сделать привычными, довести до автоматизма. Довести до автоматизма и автоматизировать — это одно и то же? Она, однако, ненавидела репетиции: ей казалось, что повторение и предвкушение переживания разрушают его интенсивность. И даже более того, иногда предвкушение и становилось самим событием. «Является ли футуристическое мышление репетицией?»

Повторение жеста происходит почти неуловимо, теряясь во множествах значимых и незначительных различий хореографии обыденности. Повторение жеста, рождающее каждый раз новые связи и причинности. Напряжение мышц вернуло воспоминания о том, как она бесконечно повторяла танцевальные связки, пытаясь заставить непослушное тело принять их, сделать привычными, довести до автоматизма. Довести до автоматизма и автоматизировать — это одно и то же? Она, однако, ненавидела репетиции: ей казалось, что повторение и предвкушение переживания разрушают его интенсивность. И даже более того, иногда предвкушение и становилось самим событием. «Является ли футуристическое мышление репетицией?»

Повторение жеста происходит почти неуловимо, теряясь во множествах значимых и незначительных различий хореографии обыденности. Повторение жеста, рождающее каждый раз новые связи и причинности. Напряжение мышц вернуло воспоминания о том, как она бесконечно повторяла танцевальные связки, пытаясь заставить непослушное тело принять их, сделать привычными, довести до автоматизма. Довести до автоматизма и автоматизировать — это одно и то же? Она, однако, ненавидела репетиции: ей казалось, что повторение и предвкушение переживания разрушают его интенсивность. И даже более того, иногда предвкушение и становилось самим событием. «Является ли футуристическое мышление репетицией?»

Повторение жеста происходит почти неуловимо, теряясь во множествах значимых и незначительных различий хореографии обыденности. Повторение жеста, рождающее каждый раз новые связи и причинности. Напряжение мышц вернуло воспоминания о том, как она бесконечно повторяла танцевальные связки, пытаясь заставить непослушное тело принять их, сделать привычными, довести до автоматизма. Довести до автоматизма и автоматизировать — это одно и то же? Она, однако, ненавидела репетиции: ей казалось, что повторение и предвкушение переживания разрушают его интенсивность. И даже более того, иногда предвкушение и становилось самим событием. «Является ли футуристическое мышление репетицией?»

Повторение жеста происходит почти неуловимо, теряясь во множествах значимых и незначительных различий хореографии обыденности. Повторение жеста, рождающее каждый раз новые связи и причинности. Напряжение мышц вернуло воспоминания о том, как она бесконечно повторяла танцевальные связки, пытаясь заставить непослушное тело принять их, сделать привычными, довести до автоматизма. Довести до автоматизма и автоматизировать — это одно и то же? Она, однако, ненавидела репетиции: ей казалось, что повторение и предвкушение переживания разрушают его интенсивность. И даже более того, иногда предвкушение и становилось самим событием. «Является ли футуристическое мышление репетицией?»

Повторение жеста происходит почти неуловимо, теряясь во множествах значимых и незначительных различий хореографии обыденности. Повторение жеста, рождающее каждый раз новые связи и причинности. Напряжение мышц вернуло воспоминания о том, как она бесконечно повторяла танцевальные связки, пытаясь заставить непослушное тело принять их, сделать привычными, довести до автоматизма. Довести до автоматизма и автоматизировать — это одно и то же? Она, однако, ненавидела репетиции: ей казалось, что повторение и предвкушение переживания разрушают его интенсивность. И даже более того, иногда предвкушение и становилось самим событием. «Является ли футуристическое мышление репетицией?»

Повторение жеста происходит почти неуловимо, теряясь во множествах значимых и незначительных различий хореографии обыденности. Повторение жеста, рождающее каждый раз новые связи и причинности. Напряжение мышц вернуло воспоминания о том, как она бесконечно повторяла танцевальные связки, пытаясь заставить непослушное тело принять их, сделать привычными, довести до автоматизма. Довести до автоматизма и автоматизировать — это одно и то же? Она, однако, ненавидела репетиции: ей казалось, что повторение и предвкушение переживания разрушают его интенсивность. И даже более того, иногда предвкушение и становилось самим событием. «Является ли футуристическое мышление репетицией?»

Повторение жеста происходит почти неуловимо, теряясь во множествах значимых и незначительных различий хореографии обыденности. Повторение жеста, рождающее каждый раз новые связи и причинности. Напряжение мышц вернуло воспоминания о том, как она бесконечно повторяла танцевальные связки, пытаясь заставить непослушное тело принять их, сделать привычными, довести до автоматизма. Довести до автоматизма и автоматизировать — это одно и то же? Она, однако, ненавидела репетиции: ей казалось, что повторение и предвкушение переживания разрушают его интенсивность. И даже более того, иногда предвкушение и становилось самим событием. «Является ли футуристическое мышление репетицией?»

Повторение жеста происходит почти неуловимо, теряясь во множествах значимых и незначительных различий хореографии обыденности. Повторение жеста, рождающее каждый раз новые связи и причинности. Напряжение мышц вернуло воспоминания о том, как она бесконечно повторяла танцевальные связки, пытаясь заставить непослушное тело принять их, сделать привычными, довести до автоматизма. Довести до автоматизма и автоматизировать — это одно и то же? Она, однако, ненавидела репетиции: ей казалось, что повторение и предвкушение переживания разрушают его интенсивность. И даже более того, иногда предвкушение и становилось самим событием. «Является ли футуристическое мышление репетицией?»

Какими политическими измерениями обладает звук или двигающееся на танцполе тело? Аффект, сгенерированный музыкой и разделенный в пространстве — сильнейший инструмент разделяемой коллективности. «Гендер звука»* , материальные условия производства музыки, депрессия после дискотеки, ночь как квир-время, музыка и политические протесты, испорченная дискотека и звуковая сопричастность: «политический танцпол» приглашает на диджей сеты, сессии коллективного слушания, перформансы и т.д.

• По названию исследовательского проекта Кары Толми и Сюзанны Яблонски

Какими политическими измерениями обладает звук или двигающееся на танцполе тело? Аффект, сгенерированный музыкой и разделенный в пространстве — сильнейший инструмент разделяемой коллективности. «Гендер звука»* , материальные условия производства музыки, депрессия после дискотеки, ночь как квир-время, музыка и политические протесты, испорченная дискотека и звуковая сопричастность: «политический танцпол» приглашает на диджей сеты, сессии коллективного слушания, перформансы и т.д.

• По названию исследовательского проекта Кары Толми и Сюзанны Яблонски

Какими политическими измерениями обладает звук или двигающееся на танцполе тело? Аффект, сгенерированный музыкой и разделенный в пространстве — сильнейший инструмент разделяемой коллективности. «Гендер звука»* , материальные условия производства музыки, депрессия после дискотеки, ночь как квир-время, музыка и политические протесты, испорченная дискотека и звуковая сопричастность: «политический танцпол» приглашает на диджей сеты, сессии коллективного слушания, перформансы и т.д.

• По названию исследовательского проекта Кары Толми и Сюзанны Яблонски

Какими политическими измерениями обладает звук или двигающееся на танцполе тело? Аффект, сгенерированный музыкой и разделенный в пространстве — сильнейший инструмент разделяемой коллективности. «Гендер звука»* , материальные условия производства музыки, депрессия после дискотеки, ночь как квир-время, музыка и политические протесты, испорченная дискотека и звуковая сопричастность: «политический танцпол» приглашает на диджей сеты, сессии коллективного слушания, перформансы и т.д.

• По названию исследовательского проекта Кары Толми и Сюзанны Яблонски

Какими политическими измерениями обладает звук или двигающееся на танцполе тело? Аффект, сгенерированный музыкой и разделенный в пространстве — сильнейший инструмент разделяемой коллективности. «Гендер звука»* , материальные условия производства музыки, депрессия после дискотеки, ночь как квир-время, музыка и политические протесты, испорченная дискотека и звуковая сопричастность: «политический танцпол» приглашает на диджей сеты, сессии коллективного слушания, перформансы и т.д.

• По названию исследовательского проекта Кары Толми и Сюзанны Яблонски

Какими политическими измерениями обладает звук или двигающееся на танцполе тело? Аффект, сгенерированный музыкой и разделенный в пространстве — сильнейший инструмент разделяемой коллективности. «Гендер звука»* , материальные условия производства музыки, депрессия после дискотеки, ночь как квир-время, музыка и политические протесты, испорченная дискотека и звуковая сопричастность: «политический танцпол» приглашает на диджей сеты, сессии коллективного слушания, перформансы и т.д.

• По названию исследовательского проекта Кары Толми и Сюзанны Яблонски

Какими политическими измерениями обладает звук или двигающееся на танцполе тело? Аффект, сгенерированный музыкой и разделенный в пространстве — сильнейший инструмент разделяемой коллективности. «Гендер звука»* , материальные условия производства музыки, депрессия после дискотеки, ночь как квир-время, музыка и политические протесты, испорченная дискотека и звуковая сопричастность: «политический танцпол» приглашает на диджей сеты, сессии коллективного слушания, перформансы и т.д.

• По названию исследовательского проекта Кары Толми и Сюзанны Яблонски

Какими политическими измерениями обладает звук или двигающееся на танцполе тело? Аффект, сгенерированный музыкой и разделенный в пространстве — сильнейший инструмент разделяемой коллективности. «Гендер звука»* , материальные условия производства музыки, депрессия после дискотеки, ночь как квир-время, музыка и политические протесты, испорченная дискотека и звуковая сопричастность: «политический танцпол» приглашает на диджей сеты, сессии коллективного слушания, перформансы и т.д.

• По названию исследовательского проекта Кары Толми и Сюзанны Яблонски

Какими политическими измерениями обладает звук или двигающееся на танцполе тело? Аффект, сгенерированный музыкой и разделенный в пространстве — сильнейший инструмент разделяемой коллективности. «Гендер звука»* , материальные условия производства музыки, депрессия после дискотеки, ночь как квир-время, музыка и политические протесты, испорченная дискотека и звуковая сопричастность: «политический танцпол» приглашает на диджей сеты, сессии коллективного слушания, перформансы и т.д.

• По названию исследовательского проекта Кары Толми и Сюзанны Яблонски

Какими политическими измерениями обладает звук или двигающееся на танцполе тело? Аффект, сгенерированный музыкой и разделенный в пространстве — сильнейший инструмент разделяемой коллективности. «Гендер звука»* , материальные условия производства музыки, депрессия после дискотеки, ночь как квир-время, музыка и политические протесты, испорченная дискотека и звуковая сопричастность: «политический танцпол» приглашает на диджей сеты, сессии коллективного слушания, перформансы и т.д.

• По названию исследовательского проекта Кары Толми и Сюзанны Яблонски

Какими политическими измерениями обладает звук или двигающееся на танцполе тело? Аффект, сгенерированный музыкой и разделенный в пространстве — сильнейший инструмент разделяемой коллективности. «Гендер звука»* , материальные условия производства музыки, депрессия после дискотеки, ночь как квир-время, музыка и политические протесты, испорченная дискотека и звуковая сопричастность: «политический танцпол» приглашает на диджей сеты, сессии коллективного слушания, перформансы и т.д.

• По названию исследовательского проекта Кары Толми и Сюзанны Яблонски

Какими политическими измерениями обладает звук или двигающееся на танцполе тело? Аффект, сгенерированный музыкой и разделенный в пространстве — сильнейший инструмент разделяемой коллективности. «Гендер звука»* , материальные условия производства музыки, депрессия после дискотеки, ночь как квир-время, музыка и политические протесты, испорченная дискотека и звуковая сопричастность: «политический танцпол» приглашает на диджей сеты, сессии коллективного слушания, перформансы и т.д.

• По названию исследовательского проекта Кары Толми и Сюзанны Яблонски

Практика маленьких (они же медленные) движений разрабатывается сотрудницей Отдела замедления н и и ч е г о д е л а т ь Мариной Русских как способ противодействия культуре ускорения, которая свойственна текучей, или жидкой современности (Зигмунт Бауман). По Бауману, новый, или “лёгкий” капитализм отличается неуловимостью, непривязанностью к материальным объектам и приверженностью высоким скоростям.

Люди, что двигаются и действуют быстрее и в большей степени приближаются к мгновенности движения, теперь являются теми, кто управляет. Люди же, которыми управляют, не могут двигаться так же быстро. Овладевание временем становится средством ведения войны и достижения доминирования.

Художники, как и другие представители эксплуатируемых современным капиталом классов, живут под постоянным гнетом нехватки времени, зачастую вынужденные для поддержания существования работать на не связанных с искусством работах и постоянно ограничиваемые пресловутыми дедлайнами, что приводит к нервным срывам, депрессиям и бессонницам.

Практика маленьких движений противостоит порабощающим скоростям капиталистического угнетения, стремясь утвердить ценность мизерного, минимального, медленного.

Практика маленьких (они же медленные) движений разрабатывается сотрудницей Отдела замедления н и и ч е г о д е л а т ь Мариной Русских как способ противодействия культуре ускорения, которая свойственна текучей, или жидкой современности (Зигмунт Бауман). По Бауману, новый, или “лёгкий” капитализм отличается неуловимостью, непривязанностью к материальным объектам и приверженностью высоким скоростям.

Люди, что двигаются и действуют быстрее и в большей степени приближаются к мгновенности движения, теперь являются теми, кто управляет. Люди же, которыми управляют, не могут двигаться так же быстро. Овладевание временем становится средством ведения войны и достижения доминирования.

Художники, как и другие представители эксплуатируемых современным капиталом классов, живут под постоянным гнетом нехватки времени, зачастую вынужденные для поддержания существования работать на не связанных с искусством работах и постоянно ограничиваемые пресловутыми дедлайнами, что приводит к нервным срывам, депрессиям и бессонницам.

Практика маленьких движений противостоит порабощающим скоростям капиталистического угнетения, стремясь утвердить ценность мизерного, минимального, медленного.

Практика маленьких (они же медленные) движений разрабатывается сотрудницей Отдела замедления н и и ч е г о д е л а т ь Мариной Русских как способ противодействия культуре ускорения, которая свойственна текучей, или жидкой современности (Зигмунт Бауман). По Бауману, новый, или “лёгкий” капитализм отличается неуловимостью, непривязанностью к материальным объектам и приверженностью высоким скоростям.

Люди, что двигаются и действуют быстрее и в большей степени приближаются к мгновенности движения, теперь являются теми, кто управляет. Люди же, которыми управляют, не могут двигаться так же быстро. Овладевание временем становится средством ведения войны и достижения доминирования.

Художники, как и другие представители эксплуатируемых современным капиталом классов, живут под постоянным гнетом нехватки времени, зачастую вынужденные для поддержания существования работать на не связанных с искусством работах и постоянно ограничиваемые пресловутыми дедлайнами, что приводит к нервным срывам, депрессиям и бессонницам.

Практика маленьких движений противостоит порабощающим скоростям капиталистического угнетения, стремясь утвердить ценность мизерного, минимального, медленного.

Практика маленьких (они же медленные) движений разрабатывается сотрудницей Отдела замедления н и и ч е г о д е л а т ь Мариной Русских как способ противодействия культуре ускорения, которая свойственна текучей, или жидкой современности (Зигмунт Бауман). По Бауману, новый, или “лёгкий” капитализм отличается неуловимостью, непривязанностью к материальным объектам и приверженностью высоким скоростям.

Люди, что двигаются и действуют быстрее и в большей степени приближаются к мгновенности движения, теперь являются теми, кто управляет. Люди же, которыми управляют, не могут двигаться так же быстро. Овладевание временем становится средством ведения войны и достижения доминирования.

Художники, как и другие представители эксплуатируемых современным капиталом классов, живут под постоянным гнетом нехватки времени, зачастую вынужденные для поддержания существования работать на не связанных с искусством работах и постоянно ограничиваемые пресловутыми дедлайнами, что приводит к нервным срывам, депрессиям и бессонницам.

Практика маленьких движений противостоит порабощающим скоростям капиталистического угнетения, стремясь утвердить ценность мизерного, минимального, медленного.

Практика маленьких (они же медленные) движений разрабатывается сотрудницей Отдела замедления н и и ч е г о д е л а т ь Мариной Русских как способ противодействия культуре ускорения, которая свойственна текучей, или жидкой современности (Зигмунт Бауман). По Бауману, новый, или “лёгкий” капитализм отличается неуловимостью, непривязанностью к материальным объектам и приверженностью высоким скоростям.

Люди, что двигаются и действуют быстрее и в большей степени приближаются к мгновенности движения, теперь являются теми, кто управляет. Люди же, которыми управляют, не могут двигаться так же быстро. Овладевание временем становится средством ведения войны и достижения доминирования.

Художники, как и другие представители эксплуатируемых современным капиталом классов, живут под постоянным гнетом нехватки времени, зачастую вынужденные для поддержания существования работать на не связанных с искусством работах и постоянно ограничиваемые пресловутыми дедлайнами, что приводит к нервным срывам, депрессиям и бессонницам.

Практика маленьких движений противостоит порабощающим скоростям капиталистического угнетения, стремясь утвердить ценность мизерного, минимального, медленного.

Практика маленьких (они же медленные) движений разрабатывается сотрудницей Отдела замедления н и и ч е г о д е л а т ь Мариной Русских как способ противодействия культуре ускорения, которая свойственна текучей, или жидкой современности (Зигмунт Бауман). По Бауману, новый, или “лёгкий” капитализм отличается неуловимостью, непривязанностью к материальным объектам и приверженностью высоким скоростям.

Люди, что двигаются и действуют быстрее и в большей степени приближаются к мгновенности движения, теперь являются теми, кто управляет. Люди же, которыми управляют, не могут двигаться так же быстро. Овладевание временем становится средством ведения войны и достижения доминирования.

Художники, как и другие представители эксплуатируемых современным капиталом классов, живут под постоянным гнетом нехватки времени, зачастую вынужденные для поддержания существования работать на не связанных с искусством работах и постоянно ограничиваемые пресловутыми дедлайнами, что приводит к нервным срывам, депрессиям и бессонницам.

Практика маленьких движений противостоит порабощающим скоростям капиталистического угнетения, стремясь утвердить ценность мизерного, минимального, медленного.

Практика маленьких (они же медленные) движений разрабатывается сотрудницей Отдела замедления н и и ч е г о д е л а т ь Мариной Русских как способ противодействия культуре ускорения, которая свойственна текучей, или жидкой современности (Зигмунт Бауман). По Бауману, новый, или “лёгкий” капитализм отличается неуловимостью, непривязанностью к материальным объектам и приверженностью высоким скоростям.

Люди, что двигаются и действуют быстрее и в большей степени приближаются к мгновенности движения, теперь являются теми, кто управляет. Люди же, которыми управляют, не могут двигаться так же быстро. Овладевание временем становится средством ведения войны и достижения доминирования.

Художники, как и другие представители эксплуатируемых современным капиталом классов, живут под постоянным гнетом нехватки времени, зачастую вынужденные для поддержания существования работать на не связанных с искусством работах и постоянно ограничиваемые пресловутыми дедлайнами, что приводит к нервным срывам, депрессиям и бессонницам.

Практика маленьких движений противостоит порабощающим скоростям капиталистического угнетения, стремясь утвердить ценность мизерного, минимального, медленного.

Практика маленьких (они же медленные) движений разрабатывается сотрудницей Отдела замедления н и и ч е г о д е л а т ь Мариной Русских как способ противодействия культуре ускорения, которая свойственна текучей, или жидкой современности (Зигмунт Бауман). По Бауману, новый, или “лёгкий” капитализм отличается неуловимостью, непривязанностью к материальным объектам и приверженностью высоким скоростям.

Люди, что двигаются и действуют быстрее и в большей степени приближаются к мгновенности движения, теперь являются теми, кто управляет. Люди же, которыми управляют, не могут двигаться так же быстро. Овладевание временем становится средством ведения войны и достижения доминирования.

Художники, как и другие представители эксплуатируемых современным капиталом классов, живут под постоянным гнетом нехватки времени, зачастую вынужденные для поддержания существования работать на не связанных с искусством работах и постоянно ограничиваемые пресловутыми дедлайнами, что приводит к нервным срывам, депрессиям и бессонницам.

Практика маленьких движений противостоит порабощающим скоростям капиталистического угнетения, стремясь утвердить ценность мизерного, минимального, медленного.

Практика маленьких (они же медленные) движений разрабатывается сотрудницей Отдела замедления н и и ч е г о д е л а т ь Мариной Русских как способ противодействия культуре ускорения, которая свойственна текучей, или жидкой современности (Зигмунт Бауман). По Бауману, новый, или “лёгкий” капитализм отличается неуловимостью, непривязанностью к материальным объектам и приверженностью высоким скоростям.

Люди, что двигаются и действуют быстрее и в большей степени приближаются к мгновенности движения, теперь являются теми, кто управляет. Люди же, которыми управляют, не могут двигаться так же быстро. Овладевание временем становится средством ведения войны и достижения доминирования.

Художники, как и другие представители эксплуатируемых современным капиталом классов, живут под постоянным гнетом нехватки времени, зачастую вынужденные для поддержания существования работать на не связанных с искусством работах и постоянно ограничиваемые пресловутыми дедлайнами, что приводит к нервным срывам, депрессиям и бессонницам.

Практика маленьких движений противостоит порабощающим скоростям капиталистического угнетения, стремясь утвердить ценность мизерного, минимального, медленного.

Практика маленьких (они же медленные) движений разрабатывается сотрудницей Отдела замедления н и и ч е г о д е л а т ь Мариной Русских как способ противодействия культуре ускорения, которая свойственна текучей, или жидкой современности (Зигмунт Бауман). По Бауману, новый, или “лёгкий” капитализм отличается неуловимостью, непривязанностью к материальным объектам и приверженностью высоким скоростям.

Люди, что двигаются и действуют быстрее и в большей степени приближаются к мгновенности движения, теперь являются теми, кто управляет. Люди же, которыми управляют, не могут двигаться так же быстро. Овладевание временем становится средством ведения войны и достижения доминирования.

Художники, как и другие представители эксплуатируемых современным капиталом классов, живут под постоянным гнетом нехватки времени, зачастую вынужденные для поддержания существования работать на не связанных с искусством работах и постоянно ограничиваемые пресловутыми дедлайнами, что приводит к нервным срывам, депрессиям и бессонницам.

Практика маленьких движений противостоит порабощающим скоростям капиталистического угнетения, стремясь утвердить ценность мизерного, минимального, медленного.

Практика маленьких (они же медленные) движений разрабатывается сотрудницей Отдела замедления н и и ч е г о д е л а т ь Мариной Русских как способ противодействия культуре ускорения, которая свойственна текучей, или жидкой современности (Зигмунт Бауман). По Бауману, новый, или “лёгкий” капитализм отличается неуловимостью, непривязанностью к материальным объектам и приверженностью высоким скоростям.

Люди, что двигаются и действуют быстрее и в большей степени приближаются к мгновенности движения, теперь являются теми, кто управляет. Люди же, которыми управляют, не могут двигаться так же быстро. Овладевание временем становится средством ведения войны и достижения доминирования.

Художники, как и другие представители эксплуатируемых современным капиталом классов, живут под постоянным гнетом нехватки времени, зачастую вынужденные для поддержания существования работать на не связанных с искусством работах и постоянно ограничиваемые пресловутыми дедлайнами, что приводит к нервным срывам, депрессиям и бессонницам.

Практика маленьких движений противостоит порабощающим скоростям капиталистического угнетения, стремясь утвердить ценность мизерного, минимального, медленного.

Практика маленьких (они же медленные) движений разрабатывается сотрудницей Отдела замедления н и и ч е г о д е л а т ь Мариной Русских как способ противодействия культуре ускорения, которая свойственна текучей, или жидкой современности (Зигмунт Бауман). По Бауману, новый, или “лёгкий” капитализм отличается неуловимостью, непривязанностью к материальным объектам и приверженностью высоким скоростям.

Люди, что двигаются и действуют быстрее и в большей степени приближаются к мгновенности движения, теперь являются теми, кто управляет. Люди же, которыми управляют, не могут двигаться так же быстро. Овладевание временем становится средством ведения войны и достижения доминирования.

Художники, как и другие представители эксплуатируемых современным капиталом классов, живут под постоянным гнетом нехватки времени, зачастую вынужденные для поддержания существования работать на не связанных с искусством работах и постоянно ограничиваемые пресловутыми дедлайнами, что приводит к нервным срывам, депрессиям и бессонницам.

Практика маленьких движений противостоит порабощающим скоростям капиталистического угнетения, стремясь утвердить ценность мизерного, минимального, медленного.

Деприватизированные, с вектором из частного в политическое, от Фуко к ксенофеминистическому манифесту. Постулирующие радикальный антиэссенциализм и максимально расширенное поле применения технологии.

В них нам интересен момент сопряжение человеческого с нечеловеческим. Перестройка восприятия самого себя через концепцию интерфейса, который был бы не отчужден. Который был бы нашим товарищем в навигации в областях реальности, действующих на разных скоростях.

Путь для этого – радикальное, намеченное в ксенофеменистическом манифесте, отчуждение, которое отталкивается от труда и через эмоциональный труд приходит к человеческому вообще.

Перформативные фантазии и обучение через проживание – практики, которые захватывают поле смыслов, до этого занятое адаптацией к заданным условиям кем-то другим. Они – инструмент, чтобы отделить себя от самоистязающей логики самоулучшения и успеха.

Здесь для нас важна рекурсивность, когда ни одно из достигнутых состояний не является конечным и все может быть пересмотрено.

Деприватизированные, с вектором из частного в политическое, от Фуко к ксенофеминистическому манифесту. Постулирующие радикальный антиэссенциализм и максимально расширенное поле применения технологии.

В них нам интересен момент сопряжение человеческого с нечеловеческим. Перестройка восприятия самого себя через концепцию интерфейса, который был бы не отчужден. Который был бы нашим товарищем в навигации в областях реальности, действующих на разных скоростях.

Путь для этого – радикальное, намеченное в ксенофеменистическом манифесте, отчуждение, которое отталкивается от труда и через эмоциональный труд приходит к человеческому вообще.

Перформативные фантазии и обучение через проживание – практики, которые захватывают поле смыслов, до этого занятое адаптацией к заданным условиям кем-то другим. Они – инструмент, чтобы отделить себя от самоистязающей логики самоулучшения и успеха.

Здесь для нас важна рекурсивность, когда ни одно из достигнутых состояний не является конечным и все может быть пересмотрено.

Деприватизированные, с вектором из частного в политическое, от Фуко к ксенофеминистическому манифесту. Постулирующие радикальный антиэссенциализм и максимально расширенное поле применения технологии.

В них нам интересен момент сопряжение человеческого с нечеловеческим. Перестройка восприятия самого себя через концепцию интерфейса, который был бы не отчужден. Который был бы нашим товарищем в навигации в областях реальности, действующих на разных скоростях.

Путь для этого – радикальное, намеченное в ксенофеменистическом манифесте, отчуждение, которое отталкивается от труда и через эмоциональный труд приходит к человеческому вообще.

Перформативные фантазии и обучение через проживание – практики, которые захватывают поле смыслов, до этого занятое адаптацией к заданным условиям кем-то другим. Они – инструмент, чтобы отделить себя от самоистязающей логики самоулучшения и успеха.

Здесь для нас важна рекурсивность, когда ни одно из достигнутых состояний не является конечным и все может быть пересмотрено.

Деприватизированные, с вектором из частного в политическое, от Фуко к ксенофеминистическому манифесту. Постулирующие радикальный антиэссенциализм и максимально расширенное поле применения технологии.

В них нам интересен момент сопряжение человеческого с нечеловеческим. Перестройка восприятия самого себя через концепцию интерфейса, который был бы не отчужден. Который был бы нашим товарищем в навигации в областях реальности, действующих на разных скоростях.

Путь для этого – радикальное, намеченное в ксенофеменистическом манифесте, отчуждение, которое отталкивается от труда и через эмоциональный труд приходит к человеческому вообще.

Перформативные фантазии и обучение через проживание – практики, которые захватывают поле смыслов, до этого занятое адаптацией к заданным условиям кем-то другим. Они – инструмент, чтобы отделить себя от самоистязающей логики самоулучшения и успеха.

Здесь для нас важна рекурсивность, когда ни одно из достигнутых состояний не является конечным и все может быть пересмотрено.

Деприватизированные, с вектором из частного в политическое, от Фуко к ксенофеминистическому манифесту. Постулирующие радикальный антиэссенциализм и максимально расширенное поле применения технологии.

В них нам интересен момент сопряжение человеческого с нечеловеческим. Перестройка восприятия самого себя через концепцию интерфейса, который был бы не отчужден. Который был бы нашим товарищем в навигации в областях реальности, действующих на разных скоростях.

Путь для этого – радикальное, намеченное в ксенофеменистическом манифесте, отчуждение, которое отталкивается от труда и через эмоциональный труд приходит к человеческому вообще.

Перформативные фантазии и обучение через проживание – практики, которые захватывают поле смыслов, до этого занятое адаптацией к заданным условиям кем-то другим. Они – инструмент, чтобы отделить себя от самоистязающей логики самоулучшения и успеха.

Здесь для нас важна рекурсивность, когда ни одно из достигнутых состояний не является конечным и все может быть пересмотрено.

Деприватизированные, с вектором из частного в политическое, от Фуко к ксенофеминистическому манифесту. Постулирующие радикальный антиэссенциализм и максимально расширенное поле применения технологии.

В них нам интересен момент сопряжение человеческого с нечеловеческим. Перестройка восприятия самого себя через концепцию интерфейса, который был бы не отчужден. Который был бы нашим товарищем в навигации в областях реальности, действующих на разных скоростях.

Путь для этого – радикальное, намеченное в ксенофеменистическом манифесте, отчуждение, которое отталкивается от труда и через эмоциональный труд приходит к человеческому вообще.

Перформативные фантазии и обучение через проживание – практики, которые захватывают поле смыслов, до этого занятое адаптацией к заданным условиям кем-то другим. Они – инструмент, чтобы отделить себя от самоистязающей логики самоулучшения и успеха.

Здесь для нас важна рекурсивность, когда ни одно из достигнутых состояний не является конечным и все может быть пересмотрено.

Деприватизированные, с вектором из частного в политическое, от Фуко к ксенофеминистическому манифесту. Постулирующие радикальный антиэссенциализм и максимально расширенное поле применения технологии.

В них нам интересен момент сопряжение человеческого с нечеловеческим. Перестройка восприятия самого себя через концепцию интерфейса, который был бы не отчужден. Который был бы нашим товарищем в навигации в областях реальности, действующих на разных скоростях.

Путь для этого – радикальное, намеченное в ксенофеменистическом манифесте, отчуждение, которое отталкивается от труда и через эмоциональный труд приходит к человеческому вообще.

Перформативные фантазии и обучение через проживание – практики, которые захватывают поле смыслов, до этого занятое адаптацией к заданным условиям кем-то другим. Они – инструмент, чтобы отделить себя от самоистязающей логики самоулучшения и успеха.

Здесь для нас важна рекурсивность, когда ни одно из достигнутых состояний не является конечным и все может быть пересмотрено.

Деприватизированные, с вектором из частного в политическое, от Фуко к ксенофеминистическому манифесту. Постулирующие радикальный антиэссенциализм и максимально расширенное поле применения технологии.

В них нам интересен момент сопряжение человеческого с нечеловеческим. Перестройка восприятия самого себя через концепцию интерфейса, который был бы не отчужден. Который был бы нашим товарищем в навигации в областях реальности, действующих на разных скоростях.

Путь для этого – радикальное, намеченное в ксенофеменистическом манифесте, отчуждение, которое отталкивается от труда и через эмоциональный труд приходит к человеческому вообще.

Перформативные фантазии и обучение через проживание – практики, которые захватывают поле смыслов, до этого занятое адаптацией к заданным условиям кем-то другим. Они – инструмент, чтобы отделить себя от самоистязающей логики самоулучшения и успеха.

Здесь для нас важна рекурсивность, когда ни одно из достигнутых состояний не является конечным и все может быть пересмотрено.

Деприватизированные, с вектором из частного в политическое, от Фуко к ксенофеминистическому манифесту. Постулирующие радикальный антиэссенциализм и максимально расширенное поле применения технологии.

В них нам интересен момент сопряжение человеческого с нечеловеческим. Перестройка восприятия самого себя через концепцию интерфейса, который был бы не отчужден. Который был бы нашим товарищем в навигации в областях реальности, действующих на разных скоростях.

Путь для этого – радикальное, намеченное в ксенофеменистическом манифесте, отчуждение, которое отталкивается от труда и через эмоциональный труд приходит к человеческому вообще.

Перформативные фантазии и обучение через проживание – практики, которые захватывают поле смыслов, до этого занятое адаптацией к заданным условиям кем-то другим. Они – инструмент, чтобы отделить себя от самоистязающей логики самоулучшения и успеха.

Здесь для нас важна рекурсивность, когда ни одно из достигнутых состояний не является конечным и все может быть пересмотрено.

Деприватизированные, с вектором из частного в политическое, от Фуко к ксенофеминистическому манифесту. Постулирующие радикальный антиэссенциализм и максимально расширенное поле применения технологии.

В них нам интересен момент сопряжение человеческого с нечеловеческим. Перестройка восприятия самого себя через концепцию интерфейса, который был бы не отчужден. Который был бы нашим товарищем в навигации в областях реальности, действующих на разных скоростях.

Путь для этого – радикальное, намеченное в ксенофеменистическом манифесте, отчуждение, которое отталкивается от труда и через эмоциональный труд приходит к человеческому вообще.

Перформативные фантазии и обучение через проживание – практики, которые захватывают поле смыслов, до этого занятое адаптацией к заданным условиям кем-то другим. Они – инструмент, чтобы отделить себя от самоистязающей логики самоулучшения и успеха.

Здесь для нас важна рекурсивность, когда ни одно из достигнутых состояний не является конечным и все может быть пересмотрено.

Деприватизированные, с вектором из частного в политическое, от Фуко к ксенофеминистическому манифесту. Постулирующие радикальный антиэссенциализм и максимально расширенное поле применения технологии.

В них нам интересен момент сопряжение человеческого с нечеловеческим. Перестройка восприятия самого себя через концепцию интерфейса, который был бы не отчужден. Который был бы нашим товарищем в навигации в областях реальности, действующих на разных скоростях.

Путь для этого – радикальное, намеченное в ксенофеменистическом манифесте, отчуждение, которое отталкивается от труда и через эмоциональный труд приходит к человеческому вообще.

Перформативные фантазии и обучение через проживание – практики, которые захватывают поле смыслов, до этого занятое адаптацией к заданным условиям кем-то другим. Они – инструмент, чтобы отделить себя от самоистязающей логики самоулучшения и успеха.

Здесь для нас важна рекурсивность, когда ни одно из достигнутых состояний не является конечным и все может быть пересмотрено.

Деприватизированные, с вектором из частного в политическое, от Фуко к ксенофеминистическому манифесту. Постулирующие радикальный антиэссенциализм и максимально расширенное поле применения технологии.

В них нам интересен момент сопряжение человеческого с нечеловеческим. Перестройка восприятия самого себя через концепцию интерфейса, который был бы не отчужден. Который был бы нашим товарищем в навигации в областях реальности, действующих на разных скоростях.

Путь для этого – радикальное, намеченное в ксенофеменистическом манифесте, отчуждение, которое отталкивается от труда и через эмоциональный труд приходит к человеческому вообще.

Перформативные фантазии и обучение через проживание – практики, которые захватывают поле смыслов, до этого занятое адаптацией к заданным условиям кем-то другим. Они – инструмент, чтобы отделить себя от самоистязающей логики самоулучшения и успеха.

Здесь для нас важна рекурсивность, когда ни одно из достигнутых состояний не является конечным и все может быть пересмотрено.

Вещь или предмет потребления. Согласно Бодрийару «вещи, помимо своего практического использования, становятся еще и чем-то иным, глубинно соотнесенным с субъектом; это не просто неподатливое материальное тело, но и некая психическая оболочка, в которой я царю, вещь, которую я наполняю своим смыслом, своей собственностью, своей страстью» (Система вещей, 2001). Вещь понятая как страсть тесно связана с такими художественными и социальными явлениями как реди-мейд и карго-культ.

Вещь или предмет потребления. Согласно Бодрийару «вещи, помимо своего практического использования, становятся еще и чем-то иным, глубинно соотнесенным с субъектом; это не просто неподатливое материальное тело, но и некая психическая оболочка, в которой я царю, вещь, которую я наполняю своим смыслом, своей собственностью, своей страстью» (Система вещей, 2001). Вещь понятая как страсть тесно связана с такими художественными и социальными явлениями как реди-мейд и карго-культ.

Вещь или предмет потребления. Согласно Бодрийару «вещи, помимо своего практического использования, становятся еще и чем-то иным, глубинно соотнесенным с субъектом; это не просто неподатливое материальное тело, но и некая психическая оболочка, в которой я царю, вещь, которую я наполняю своим смыслом, своей собственностью, своей страстью» (Система вещей, 2001). Вещь понятая как страсть тесно связана с такими художественными и социальными явлениями как реди-мейд и карго-культ.

Вещь или предмет потребления. Согласно Бодрийару «вещи, помимо своего практического использования, становятся еще и чем-то иным, глубинно соотнесенным с субъектом; это не просто неподатливое материальное тело, но и некая психическая оболочка, в которой я царю, вещь, которую я наполняю своим смыслом, своей собственностью, своей страстью» (Система вещей, 2001). Вещь понятая как страсть тесно связана с такими художественными и социальными явлениями как реди-мейд и карго-культ.

Вещь или предмет потребления. Согласно Бодрийару «вещи, помимо своего практического использования, становятся еще и чем-то иным, глубинно соотнесенным с субъектом; это не просто неподатливое материальное тело, но и некая психическая оболочка, в которой я царю, вещь, которую я наполняю своим смыслом, своей собственностью, своей страстью» (Система вещей, 2001). Вещь понятая как страсть тесно связана с такими художественными и социальными явлениями как реди-мейд и карго-культ.

Вещь или предмет потребления. Согласно Бодрийару «вещи, помимо своего практического использования, становятся еще и чем-то иным, глубинно соотнесенным с субъектом; это не просто неподатливое материальное тело, но и некая психическая оболочка, в которой я царю, вещь, которую я наполняю своим смыслом, своей собственностью, своей страстью» (Система вещей, 2001). Вещь понятая как страсть тесно связана с такими художественными и социальными явлениями как реди-мейд и карго-культ.

Вещь или предмет потребления. Согласно Бодрийару «вещи, помимо своего практического использования, становятся еще и чем-то иным, глубинно соотнесенным с субъектом; это не просто неподатливое материальное тело, но и некая психическая оболочка, в которой я царю, вещь, которую я наполняю своим смыслом, своей собственностью, своей страстью» (Система вещей, 2001). Вещь понятая как страсть тесно связана с такими художественными и социальными явлениями как реди-мейд и карго-культ.

Вещь или предмет потребления. Согласно Бодрийару «вещи, помимо своего практического использования, становятся еще и чем-то иным, глубинно соотнесенным с субъектом; это не просто неподатливое материальное тело, но и некая психическая оболочка, в которой я царю, вещь, которую я наполняю своим смыслом, своей собственностью, своей страстью» (Система вещей, 2001). Вещь понятая как страсть тесно связана с такими художественными и социальными явлениями как реди-мейд и карго-культ.

Вещь или предмет потребления. Согласно Бодрийару «вещи, помимо своего практического использования, становятся еще и чем-то иным, глубинно соотнесенным с субъектом; это не просто неподатливое материальное тело, но и некая психическая оболочка, в которой я царю, вещь, которую я наполняю своим смыслом, своей собственностью, своей страстью» (Система вещей, 2001). Вещь понятая как страсть тесно связана с такими художественными и социальными явлениями как реди-мейд и карго-культ.

Вещь или предмет потребления. Согласно Бодрийару «вещи, помимо своего практического использования, становятся еще и чем-то иным, глубинно соотнесенным с субъектом; это не просто неподатливое материальное тело, но и некая психическая оболочка, в которой я царю, вещь, которую я наполняю своим смыслом, своей собственностью, своей страстью» (Система вещей, 2001). Вещь понятая как страсть тесно связана с такими художественными и социальными явлениями как реди-мейд и карго-культ.

Вещь или предмет потребления. Согласно Бодрийару «вещи, помимо своего практического использования, становятся еще и чем-то иным, глубинно соотнесенным с субъектом; это не просто неподатливое материальное тело, но и некая психическая оболочка, в которой я царю, вещь, которую я наполняю своим смыслом, своей собственностью, своей страстью» (Система вещей, 2001). Вещь понятая как страсть тесно связана с такими художественными и социальными явлениями как реди-мейд и карго-культ.

Вещь или предмет потребления. Согласно Бодрийару «вещи, помимо своего практического использования, становятся еще и чем-то иным, глубинно соотнесенным с субъектом; это не просто неподатливое материальное тело, но и некая психическая оболочка, в которой я царю, вещь, которую я наполняю своим смыслом, своей собственностью, своей страстью» (Система вещей, 2001). Вещь понятая как страсть тесно связана с такими художественными и социальными явлениями как реди-мейд и карго-культ.

Производственная драма – аффективность, разворачивающаяся в контексте (ре)производства и трансформации режимов труда и отдыха. ПД являлась одним из поджанров социалистического реализма в литературе и кинематографе, однако также может описывать деформацию психических, эмоциональных и когнитивных компетенций под действием производственных сил капитализма и постсоциализма. Драма в ПД подчеркивает диалектическую пару угнетения и освобождения в контексте (ре)производства.

Производственная драма – аффективность, разворачивающаяся в контексте (ре)производства и трансформации режимов труда и отдыха. ПД являлась одним из поджанров социалистического реализма в литературе и кинематографе, однако также может описывать деформацию психических, эмоциональных и когнитивных компетенций под действием производственных сил капитализма и постсоциализма. Драма в ПД подчеркивает диалектическую пару угнетения и освобождения в контексте (ре)производства.

Производственная драма – аффективность, разворачивающаяся в контексте (ре)производства и трансформации режимов труда и отдыха. ПД являлась одним из поджанров социалистического реализма в литературе и кинематографе, однако также может описывать деформацию психических, эмоциональных и когнитивных компетенций под действием производственных сил капитализма и постсоциализма. Драма в ПД подчеркивает диалектическую пару угнетения и освобождения в контексте (ре)производства.

Производственная драма – аффективность, разворачивающаяся в контексте (ре)производства и трансформации режимов труда и отдыха. ПД являлась одним из поджанров социалистического реализма в литературе и кинематографе, однако также может описывать деформацию психических, эмоциональных и когнитивных компетенций под действием производственных сил капитализма и постсоциализма. Драма в ПД подчеркивает диалектическую пару угнетения и освобождения в контексте (ре)производства.

Производственная драма – аффективность, разворачивающаяся в контексте (ре)производства и трансформации режимов труда и отдыха. ПД являлась одним из поджанров социалистического реализма в литературе и кинематографе, однако также может описывать деформацию психических, эмоциональных и когнитивных компетенций под действием производственных сил капитализма и постсоциализма. Драма в ПД подчеркивает диалектическую пару угнетения и освобождения в контексте (ре)производства.

Производственная драма – аффективность, разворачивающаяся в контексте (ре)производства и трансформации режимов труда и отдыха. ПД являлась одним из поджанров социалистического реализма в литературе и кинематографе, однако также может описывать деформацию психических, эмоциональных и когнитивных компетенций под действием производственных сил капитализма и постсоциализма. Драма в ПД подчеркивает диалектическую пару угнетения и освобождения в контексте (ре)производства.

Производственная драма – аффективность, разворачивающаяся в контексте (ре)производства и трансформации режимов труда и отдыха. ПД являлась одним из поджанров социалистического реализма в литературе и кинематографе, однако также может описывать деформацию психических, эмоциональных и когнитивных компетенций под действием производственных сил капитализма и постсоциализма. Драма в ПД подчеркивает диалектическую пару угнетения и освобождения в контексте (ре)производства.

Производственная драма – аффективность, разворачивающаяся в контексте (ре)производства и трансформации режимов труда и отдыха. ПД являлась одним из поджанров социалистического реализма в литературе и кинематографе, однако также может описывать деформацию психических, эмоциональных и когнитивных компетенций под действием производственных сил капитализма и постсоциализма. Драма в ПД подчеркивает диалектическую пару угнетения и освобождения в контексте (ре)производства.

Производственная драма – аффективность, разворачивающаяся в контексте (ре)производства и трансформации режимов труда и отдыха. ПД являлась одним из поджанров социалистического реализма в литературе и кинематографе, однако также может описывать деформацию психических, эмоциональных и когнитивных компетенций под действием производственных сил капитализма и постсоциализма. Драма в ПД подчеркивает диалектическую пару угнетения и освобождения в контексте (ре)производства.

Производственная драма – аффективность, разворачивающаяся в контексте (ре)производства и трансформации режимов труда и отдыха. ПД являлась одним из поджанров социалистического реализма в литературе и кинематографе, однако также может описывать деформацию психических, эмоциональных и когнитивных компетенций под действием производственных сил капитализма и постсоциализма. Драма в ПД подчеркивает диалектическую пару угнетения и освобождения в контексте (ре)производства.

Производственная драма – аффективность, разворачивающаяся в контексте (ре)производства и трансформации режимов труда и отдыха. ПД являлась одним из поджанров социалистического реализма в литературе и кинематографе, однако также может описывать деформацию психических, эмоциональных и когнитивных компетенций под действием производственных сил капитализма и постсоциализма. Драма в ПД подчеркивает диалектическую пару угнетения и освобождения в контексте (ре)производства.

Производственная драма – аффективность, разворачивающаяся в контексте (ре)производства и трансформации режимов труда и отдыха. ПД являлась одним из поджанров социалистического реализма в литературе и кинематографе, однако также может описывать деформацию психических, эмоциональных и когнитивных компетенций под действием производственных сил капитализма и постсоциализма. Драма в ПД подчеркивает диалектическую пару угнетения и освобождения в контексте (ре)производства.

Протоколы формируются как система правил. Но эта система не незыблема, напротив, она всегда многослойна и подвержена пересмотру. Она включает аффекты, эмоции, притяжения и неврозы, скрыто или очевидно произрастающие в процессе исполнения этих правил. Протоколы понимаются как сценарии, процедуры и алгоритмы, или как формализация определенной логики и операций. А также их подвижность. Что должно контролироваться и программироваться, а что оставаться спонтанным или «небезопасным»: неудачи и поломки, прозрачные зоны и слепые пятна, «открытые» и «закрытые» приемы заявок, эмоциональные и политические отношения, желания и дисциплина?

Протоколы формируются как система правил. Но эта система не незыблема, напротив, она всегда многослойна и подвержена пересмотру. Она включает аффекты, эмоции, притяжения и неврозы, скрыто или очевидно произрастающие в процессе исполнения этих правил. Протоколы понимаются как сценарии, процедуры и алгоритмы, или как формализация определенной логики и операций. А также их подвижность. Что должно контролироваться и программироваться, а что оставаться спонтанным или «небезопасным»: неудачи и поломки, прозрачные зоны и слепые пятна, «открытые» и «закрытые» приемы заявок, эмоциональные и политические отношения, желания и дисциплина?

Протоколы формируются как система правил. Но эта система не незыблема, напротив, она всегда многослойна и подвержена пересмотру. Она включает аффекты, эмоции, притяжения и неврозы, скрыто или очевидно произрастающие в процессе исполнения этих правил. Протоколы понимаются как сценарии, процедуры и алгоритмы, или как формализация определенной логики и операций. А также их подвижность. Что должно контролироваться и программироваться, а что оставаться спонтанным или «небезопасным»: неудачи и поломки, прозрачные зоны и слепые пятна, «открытые» и «закрытые» приемы заявок, эмоциональные и политические отношения, желания и дисциплина?

Протоколы формируются как система правил. Но эта система не незыблема, напротив, она всегда многослойна и подвержена пересмотру. Она включает аффекты, эмоции, притяжения и неврозы, скрыто или очевидно произрастающие в процессе исполнения этих правил. Протоколы понимаются как сценарии, процедуры и алгоритмы, или как формализация определенной логики и операций. А также их подвижность. Что должно контролироваться и программироваться, а что оставаться спонтанным или «небезопасным»: неудачи и поломки, прозрачные зоны и слепые пятна, «открытые» и «закрытые» приемы заявок, эмоциональные и политические отношения, желания и дисциплина?

Протоколы формируются как система правил. Но эта система не незыблема, напротив, она всегда многослойна и подвержена пересмотру. Она включает аффекты, эмоции, притяжения и неврозы, скрыто или очевидно произрастающие в процессе исполнения этих правил. Протоколы понимаются как сценарии, процедуры и алгоритмы, или как формализация определенной логики и операций. А также их подвижность. Что должно контролироваться и программироваться, а что оставаться спонтанным или «небезопасным»: неудачи и поломки, прозрачные зоны и слепые пятна, «открытые» и «закрытые» приемы заявок, эмоциональные и политические отношения, желания и дисциплина?

Протоколы формируются как система правил. Но эта система не незыблема, напротив, она всегда многослойна и подвержена пересмотру. Она включает аффекты, эмоции, притяжения и неврозы, скрыто или очевидно произрастающие в процессе исполнения этих правил. Протоколы понимаются как сценарии, процедуры и алгоритмы, или как формализация определенной логики и операций. А также их подвижность. Что должно контролироваться и программироваться, а что оставаться спонтанным или «небезопасным»: неудачи и поломки, прозрачные зоны и слепые пятна, «открытые» и «закрытые» приемы заявок, эмоциональные и политические отношения, желания и дисциплина?

Протоколы формируются как система правил. Но эта система не незыблема, напротив, она всегда многослойна и подвержена пересмотру. Она включает аффекты, эмоции, притяжения и неврозы, скрыто или очевидно произрастающие в процессе исполнения этих правил. Протоколы понимаются как сценарии, процедуры и алгоритмы, или как формализация определенной логики и операций. А также их подвижность. Что должно контролироваться и программироваться, а что оставаться спонтанным или «небезопасным»: неудачи и поломки, прозрачные зоны и слепые пятна, «открытые» и «закрытые» приемы заявок, эмоциональные и политические отношения, желания и дисциплина?

Протоколы формируются как система правил. Но эта система не незыблема, напротив, она всегда многослойна и подвержена пересмотру. Она включает аффекты, эмоции, притяжения и неврозы, скрыто или очевидно произрастающие в процессе исполнения этих правил. Протоколы понимаются как сценарии, процедуры и алгоритмы, или как формализация определенной логики и операций. А также их подвижность. Что должно контролироваться и программироваться, а что оставаться спонтанным или «небезопасным»: неудачи и поломки, прозрачные зоны и слепые пятна, «открытые» и «закрытые» приемы заявок, эмоциональные и политические отношения, желания и дисциплина?

Протоколы формируются как система правил. Но эта система не незыблема, напротив, она всегда многослойна и подвержена пересмотру. Она включает аффекты, эмоции, притяжения и неврозы, скрыто или очевидно произрастающие в процессе исполнения этих правил. Протоколы понимаются как сценарии, процедуры и алгоритмы, или как формализация определенной логики и операций. А также их подвижность. Что должно контролироваться и программироваться, а что оставаться спонтанным или «небезопасным»: неудачи и поломки, прозрачные зоны и слепые пятна, «открытые» и «закрытые» приемы заявок, эмоциональные и политические отношения, желания и дисциплина?

Протоколы формируются как система правил. Но эта система не незыблема, напротив, она всегда многослойна и подвержена пересмотру. Она включает аффекты, эмоции, притяжения и неврозы, скрыто или очевидно произрастающие в процессе исполнения этих правил. Протоколы понимаются как сценарии, процедуры и алгоритмы, или как формализация определенной логики и операций. А также их подвижность. Что должно контролироваться и программироваться, а что оставаться спонтанным или «небезопасным»: неудачи и поломки, прозрачные зоны и слепые пятна, «открытые» и «закрытые» приемы заявок, эмоциональные и политические отношения, желания и дисциплина?

Протоколы формируются как система правил. Но эта система не незыблема, напротив, она всегда многослойна и подвержена пересмотру. Она включает аффекты, эмоции, притяжения и неврозы, скрыто или очевидно произрастающие в процессе исполнения этих правил. Протоколы понимаются как сценарии, процедуры и алгоритмы, или как формализация определенной логики и операций. А также их подвижность. Что должно контролироваться и программироваться, а что оставаться спонтанным или «небезопасным»: неудачи и поломки, прозрачные зоны и слепые пятна, «открытые» и «закрытые» приемы заявок, эмоциональные и политические отношения, желания и дисциплина?

Протоколы формируются как система правил. Но эта система не незыблема, напротив, она всегда многослойна и подвержена пересмотру. Она включает аффекты, эмоции, притяжения и неврозы, скрыто или очевидно произрастающие в процессе исполнения этих правил. Протоколы понимаются как сценарии, процедуры и алгоритмы, или как формализация определенной логики и операций. А также их подвижность. Что должно контролироваться и программироваться, а что оставаться спонтанным или «небезопасным»: неудачи и поломки, прозрачные зоны и слепые пятна, «открытые» и «закрытые» приемы заявок, эмоциональные и политические отношения, желания и дисциплина?

Психогеография данных, очень субъективных и завязанных на личности каждого из нас. Файлы с текстами, фотографиями, письмами подруге, которой не писала десять лет. GPS-трек единственной пробежки прошлым летом. Вордовский документ друга, который он попросил распечатать. 1642 файла в папке “разобрать” на рабочем столе. Часть этих файлов принадлежит тебе, они оставляют после тебя след, они что-то говорят о тебе, эти бесконечные потоки данных. Данные являются инструментом взаимодействия между нами, средством обучения, средством наслаждения, средством производства нашей жизни. В какие отношения могут вступать наши данные, какова их классовая принадлежность?

Психогеография данных, очень субъективных и завязанных на личности каждого из нас. Файлы с текстами, фотографиями, письмами подруге, которой не писала десять лет. GPS-трек единственной пробежки прошлым летом. Вордовский документ друга, который он попросил распечатать. 1642 файла в папке “разобрать” на рабочем столе. Часть этих файлов принадлежит тебе, они оставляют после тебя след, они что-то говорят о тебе, эти бесконечные потоки данных. Данные являются инструментом взаимодействия между нами, средством обучения, средством наслаждения, средством производства нашей жизни. В какие отношения могут вступать наши данные, какова их классовая принадлежность?

Психогеография данных, очень субъективных и завязанных на личности каждого из нас. Файлы с текстами, фотографиями, письмами подруге, которой не писала десять лет. GPS-трек единственной пробежки прошлым летом. Вордовский документ друга, который он попросил распечатать. 1642 файла в папке “разобрать” на рабочем столе. Часть этих файлов принадлежит тебе, они оставляют после тебя след, они что-то говорят о тебе, эти бесконечные потоки данных. Данные являются инструментом взаимодействия между нами, средством обучения, средством наслаждения, средством производства нашей жизни. В какие отношения могут вступать наши данные, какова их классовая принадлежность?

Психогеография данных, очень субъективных и завязанных на личности каждого из нас. Файлы с текстами, фотографиями, письмами подруге, которой не писала десять лет. GPS-трек единственной пробежки прошлым летом. Вордовский документ друга, который он попросил распечатать. 1642 файла в папке “разобрать” на рабочем столе. Часть этих файлов принадлежит тебе, они оставляют после тебя след, они что-то говорят о тебе, эти бесконечные потоки данных. Данные являются инструментом взаимодействия между нами, средством обучения, средством наслаждения, средством производства нашей жизни. В какие отношения могут вступать наши данные, какова их классовая принадлежность?

Психогеография данных, очень субъективных и завязанных на личности каждого из нас. Файлы с текстами, фотографиями, письмами подруге, которой не писала десять лет. GPS-трек единственной пробежки прошлым летом. Вордовский документ друга, который он попросил распечатать. 1642 файла в папке “разобрать” на рабочем столе. Часть этих файлов принадлежит тебе, они оставляют после тебя след, они что-то говорят о тебе, эти бесконечные потоки данных. Данные являются инструментом взаимодействия между нами, средством обучения, средством наслаждения, средством производства нашей жизни. В какие отношения могут вступать наши данные, какова их классовая принадлежность?

Психогеография данных, очень субъективных и завязанных на личности каждого из нас. Файлы с текстами, фотографиями, письмами подруге, которой не писала десять лет. GPS-трек единственной пробежки прошлым летом. Вордовский документ друга, который он попросил распечатать. 1642 файла в папке “разобрать” на рабочем столе. Часть этих файлов принадлежит тебе, они оставляют после тебя след, они что-то говорят о тебе, эти бесконечные потоки данных. Данные являются инструментом взаимодействия между нами, средством обучения, средством наслаждения, средством производства нашей жизни. В какие отношения могут вступать наши данные, какова их классовая принадлежность?

Психогеография данных, очень субъективных и завязанных на личности каждого из нас. Файлы с текстами, фотографиями, письмами подруге, которой не писала десять лет. GPS-трек единственной пробежки прошлым летом. Вордовский документ друга, который он попросил распечатать. 1642 файла в папке “разобрать” на рабочем столе. Часть этих файлов принадлежит тебе, они оставляют после тебя след, они что-то говорят о тебе, эти бесконечные потоки данных. Данные являются инструментом взаимодействия между нами, средством обучения, средством наслаждения, средством производства нашей жизни. В какие отношения могут вступать наши данные, какова их классовая принадлежность?

Психогеография данных, очень субъективных и завязанных на личности каждого из нас. Файлы с текстами, фотографиями, письмами подруге, которой не писала десять лет. GPS-трек единственной пробежки прошлым летом. Вордовский документ друга, который он попросил распечатать. 1642 файла в папке “разобрать” на рабочем столе. Часть этих файлов принадлежит тебе, они оставляют после тебя след, они что-то говорят о тебе, эти бесконечные потоки данных. Данные являются инструментом взаимодействия между нами, средством обучения, средством наслаждения, средством производства нашей жизни. В какие отношения могут вступать наши данные, какова их классовая принадлежность?

Психогеография данных, очень субъективных и завязанных на личности каждого из нас. Файлы с текстами, фотографиями, письмами подруге, которой не писала десять лет. GPS-трек единственной пробежки прошлым летом. Вордовский документ друга, который он попросил распечатать. 1642 файла в папке “разобрать” на рабочем столе. Часть этих файлов принадлежит тебе, они оставляют после тебя след, они что-то говорят о тебе, эти бесконечные потоки данных. Данные являются инструментом взаимодействия между нами, средством обучения, средством наслаждения, средством производства нашей жизни. В какие отношения могут вступать наши данные, какова их классовая принадлежность?

Психогеография данных, очень субъективных и завязанных на личности каждого из нас. Файлы с текстами, фотографиями, письмами подруге, которой не писала десять лет. GPS-трек единственной пробежки прошлым летом. Вордовский документ друга, который он попросил распечатать. 1642 файла в папке “разобрать” на рабочем столе. Часть этих файлов принадлежит тебе, они оставляют после тебя след, они что-то говорят о тебе, эти бесконечные потоки данных. Данные являются инструментом взаимодействия между нами, средством обучения, средством наслаждения, средством производства нашей жизни. В какие отношения могут вступать наши данные, какова их классовая принадлежность?

Психогеография данных, очень субъективных и завязанных на личности каждого из нас. Файлы с текстами, фотографиями, письмами подруге, которой не писала десять лет. GPS-трек единственной пробежки прошлым летом. Вордовский документ друга, который он попросил распечатать. 1642 файла в папке “разобрать” на рабочем столе. Часть этих файлов принадлежит тебе, они оставляют после тебя след, они что-то говорят о тебе, эти бесконечные потоки данных. Данные являются инструментом взаимодействия между нами, средством обучения, средством наслаждения, средством производства нашей жизни. В какие отношения могут вступать наши данные, какова их классовая принадлежность?

Психогеография данных, очень субъективных и завязанных на личности каждого из нас. Файлы с текстами, фотографиями, письмами подруге, которой не писала десять лет. GPS-трек единственной пробежки прошлым летом. Вордовский документ друга, который он попросил распечатать. 1642 файла в папке “разобрать” на рабочем столе. Часть этих файлов принадлежит тебе, они оставляют после тебя след, они что-то говорят о тебе, эти бесконечные потоки данных. Данные являются инструментом взаимодействия между нами, средством обучения, средством наслаждения, средством производства нашей жизни. В какие отношения могут вступать наши данные, какова их классовая принадлежность?

Термин «путь стоп» обозначает нежное /агрессивное вмешательство в личное пространство другого человека и сопротивление последнего. Болезненное взаимодействие и тяжелая созависимость – основная среда проживания внутри двух невыносимо близких людей. Друг- Другой- Без места проникновения- Часть- Неприемлемо — Путь стоп

Термин «путь стоп» обозначает нежное /агрессивное вмешательство в личное пространство другого человека и сопротивление последнего. Болезненное взаимодействие и тяжелая созависимость – основная среда проживания внутри двух невыносимо близких людей. Друг- Другой- Без места проникновения- Часть- Неприемлемо — Путь стоп

Термин «путь стоп» обозначает нежное /агрессивное вмешательство в личное пространство другого человека и сопротивление последнего. Болезненное взаимодействие и тяжелая созависимость – основная среда проживания внутри двух невыносимо близких людей. Друг- Другой- Без места проникновения- Часть- Неприемлемо — Путь стоп

Термин «путь стоп» обозначает нежное /агрессивное вмешательство в личное пространство другого человека и сопротивление последнего. Болезненное взаимодействие и тяжелая созависимость – основная среда проживания внутри двух невыносимо близких людей. Друг- Другой- Без места проникновения- Часть- Неприемлемо — Путь стоп

Термин «путь стоп» обозначает нежное /агрессивное вмешательство в личное пространство другого человека и сопротивление последнего. Болезненное взаимодействие и тяжелая созависимость – основная среда проживания внутри двух невыносимо близких людей. Друг- Другой- Без места проникновения- Часть- Неприемлемо — Путь стоп

Термин «путь стоп» обозначает нежное /агрессивное вмешательство в личное пространство другого человека и сопротивление последнего. Болезненное взаимодействие и тяжелая созависимость – основная среда проживания внутри двух невыносимо близких людей. Друг- Другой- Без места проникновения- Часть- Неприемлемо — Путь стоп

Термин «путь стоп» обозначает нежное /агрессивное вмешательство в личное пространство другого человека и сопротивление последнего. Болезненное взаимодействие и тяжелая созависимость – основная среда проживания внутри двух невыносимо близких людей. Друг- Другой- Без места проникновения- Часть- Неприемлемо — Путь стоп

Термин «путь стоп» обозначает нежное /агрессивное вмешательство в личное пространство другого человека и сопротивление последнего. Болезненное взаимодействие и тяжелая созависимость – основная среда проживания внутри двух невыносимо близких людей. Друг- Другой- Без места проникновения- Часть- Неприемлемо — Путь стоп

Термин «путь стоп» обозначает нежное /агрессивное вмешательство в личное пространство другого человека и сопротивление последнего. Болезненное взаимодействие и тяжелая созависимость – основная среда проживания внутри двух невыносимо близких людей. Друг- Другой- Без места проникновения- Часть- Неприемлемо — Путь стоп

Термин «путь стоп» обозначает нежное /агрессивное вмешательство в личное пространство другого человека и сопротивление последнего. Болезненное взаимодействие и тяжелая созависимость – основная среда проживания внутри двух невыносимо близких людей. Друг- Другой- Без места проникновения- Часть- Неприемлемо — Путь стоп

Термин «путь стоп» обозначает нежное /агрессивное вмешательство в личное пространство другого человека и сопротивление последнего. Болезненное взаимодействие и тяжелая созависимость – основная среда проживания внутри двух невыносимо близких людей. Друг- Другой- Без места проникновения- Часть- Неприемлемо — Путь стоп

Термин «путь стоп» обозначает нежное /агрессивное вмешательство в личное пространство другого человека и сопротивление последнего. Болезненное взаимодействие и тяжелая созависимость – основная среда проживания внутри двух невыносимо близких людей. Друг- Другой- Без места проникновения- Часть- Неприемлемо — Путь стоп

Мы восстаем против сложных, спутанных, транс- сетей эксплуатации современных экономических и политических систем, образуя виртуальные товарищеские связи, заговорщические привязанности, производя прекарную солидарность и мерцающую коллаборацию. Новые материализмы пробуждают непредсказуемость и сложность новых констелляций тел и субъектностей. Мерцающие присутствие и отсутствие тел. Вместо ностальгии по воображаемым сообществам — динамичные связи и сети, нестабильность наших границ, виртуальная коллективность. Мы действуем через соприсутствие, движение, текст, притяжение, растворение, подкаст, пульсирующую интенсивность, вне поля зрения, ускользание, просмотры, захват, вненаходимость.

Мы восстаем против сложных, спутанных, транс- сетей эксплуатации современных экономических и политических систем, образуя виртуальные товарищеские связи, заговорщические привязанности, производя прекарную солидарность и мерцающую коллаборацию. Новые материализмы пробуждают непредсказуемость и сложность новых констелляций тел и субъектностей. Мерцающие присутствие и отсутствие тел. Вместо ностальгии по воображаемым сообществам — динамичные связи и сети, нестабильность наших границ, виртуальная коллективность. Мы действуем через соприсутствие, движение, текст, притяжение, растворение, подкаст, пульсирующую интенсивность, вне поля зрения, ускользание, просмотры, захват, вненаходимость.

Мы восстаем против сложных, спутанных, транс- сетей эксплуатации современных экономических и политических систем, образуя виртуальные товарищеские связи, заговорщические привязанности, производя прекарную солидарность и мерцающую коллаборацию. Новые материализмы пробуждают непредсказуемость и сложность новых констелляций тел и субъектностей. Мерцающие присутствие и отсутствие тел. Вместо ностальгии по воображаемым сообществам — динамичные связи и сети, нестабильность наших границ, виртуальная коллективность. Мы действуем через соприсутствие, движение, текст, притяжение, растворение, подкаст, пульсирующую интенсивность, вне поля зрения, ускользание, просмотры, захват, вненаходимость.

Мы восстаем против сложных, спутанных, транс- сетей эксплуатации современных экономических и политических систем, образуя виртуальные товарищеские связи, заговорщические привязанности, производя прекарную солидарность и мерцающую коллаборацию. Новые материализмы пробуждают непредсказуемость и сложность новых констелляций тел и субъектностей. Мерцающие присутствие и отсутствие тел. Вместо ностальгии по воображаемым сообществам — динамичные связи и сети, нестабильность наших границ, виртуальная коллективность. Мы действуем через соприсутствие, движение, текст, притяжение, растворение, подкаст, пульсирующую интенсивность, вне поля зрения, ускользание, просмотры, захват, вненаходимость.

Мы восстаем против сложных, спутанных, транс- сетей эксплуатации современных экономических и политических систем, образуя виртуальные товарищеские связи, заговорщические привязанности, производя прекарную солидарность и мерцающую коллаборацию. Новые материализмы пробуждают непредсказуемость и сложность новых констелляций тел и субъектностей. Мерцающие присутствие и отсутствие тел. Вместо ностальгии по воображаемым сообществам — динамичные связи и сети, нестабильность наших границ, виртуальная коллективность. Мы действуем через соприсутствие, движение, текст, притяжение, растворение, подкаст, пульсирующую интенсивность, вне поля зрения, ускользание, просмотры, захват, вненаходимость.

Мы восстаем против сложных, спутанных, транс- сетей эксплуатации современных экономических и политических систем, образуя виртуальные товарищеские связи, заговорщические привязанности, производя прекарную солидарность и мерцающую коллаборацию. Новые материализмы пробуждают непредсказуемость и сложность новых констелляций тел и субъектностей. Мерцающие присутствие и отсутствие тел. Вместо ностальгии по воображаемым сообществам — динамичные связи и сети, нестабильность наших границ, виртуальная коллективность. Мы действуем через соприсутствие, движение, текст, притяжение, растворение, подкаст, пульсирующую интенсивность, вне поля зрения, ускользание, просмотры, захват, вненаходимость.

Мы восстаем против сложных, спутанных, транс- сетей эксплуатации современных экономических и политических систем, образуя виртуальные товарищеские связи, заговорщические привязанности, производя прекарную солидарность и мерцающую коллаборацию. Новые материализмы пробуждают непредсказуемость и сложность новых констелляций тел и субъектностей. Мерцающие присутствие и отсутствие тел. Вместо ностальгии по воображаемым сообществам — динамичные связи и сети, нестабильность наших границ, виртуальная коллективность. Мы действуем через соприсутствие, движение, текст, притяжение, растворение, подкаст, пульсирующую интенсивность, вне поля зрения, ускользание, просмотры, захват, вненаходимость.

Мы восстаем против сложных, спутанных, транс- сетей эксплуатации современных экономических и политических систем, образуя виртуальные товарищеские связи, заговорщические привязанности, производя прекарную солидарность и мерцающую коллаборацию. Новые материализмы пробуждают непредсказуемость и сложность новых констелляций тел и субъектностей. Мерцающие присутствие и отсутствие тел. Вместо ностальгии по воображаемым сообществам — динамичные связи и сети, нестабильность наших границ, виртуальная коллективность. Мы действуем через соприсутствие, движение, текст, притяжение, растворение, подкаст, пульсирующую интенсивность, вне поля зрения, ускользание, просмотры, захват, вненаходимость.

Мы восстаем против сложных, спутанных, транс- сетей эксплуатации современных экономических и политических систем, образуя виртуальные товарищеские связи, заговорщические привязанности, производя прекарную солидарность и мерцающую коллаборацию. Новые материализмы пробуждают непредсказуемость и сложность новых констелляций тел и субъектностей. Мерцающие присутствие и отсутствие тел. Вместо ностальгии по воображаемым сообществам — динамичные связи и сети, нестабильность наших границ, виртуальная коллективность. Мы действуем через соприсутствие, движение, текст, притяжение, растворение, подкаст, пульсирующую интенсивность, вне поля зрения, ускользание, просмотры, захват, вненаходимость.

Мы восстаем против сложных, спутанных, транс- сетей эксплуатации современных экономических и политических систем, образуя виртуальные товарищеские связи, заговорщические привязанности, производя прекарную солидарность и мерцающую коллаборацию. Новые материализмы пробуждают непредсказуемость и сложность новых констелляций тел и субъектностей. Мерцающие присутствие и отсутствие тел. Вместо ностальгии по воображаемым сообществам — динамичные связи и сети, нестабильность наших границ, виртуальная коллективность. Мы действуем через соприсутствие, движение, текст, притяжение, растворение, подкаст, пульсирующую интенсивность, вне поля зрения, ускользание, просмотры, захват, вненаходимость.

Мы восстаем против сложных, спутанных, транс- сетей эксплуатации современных экономических и политических систем, образуя виртуальные товарищеские связи, заговорщические привязанности, производя прекарную солидарность и мерцающую коллаборацию. Новые материализмы пробуждают непредсказуемость и сложность новых констелляций тел и субъектностей. Мерцающие присутствие и отсутствие тел. Вместо ностальгии по воображаемым сообществам — динамичные связи и сети, нестабильность наших границ, виртуальная коллективность. Мы действуем через соприсутствие, движение, текст, притяжение, растворение, подкаст, пульсирующую интенсивность, вне поля зрения, ускользание, просмотры, захват, вненаходимость.

Мы восстаем против сложных, спутанных, транс- сетей эксплуатации современных экономических и политических систем, образуя виртуальные товарищеские связи, заговорщические привязанности, производя прекарную солидарность и мерцающую коллаборацию. Новые материализмы пробуждают непредсказуемость и сложность новых констелляций тел и субъектностей. Мерцающие присутствие и отсутствие тел. Вместо ностальгии по воображаемым сообществам — динамичные связи и сети, нестабильность наших границ, виртуальная коллективность. Мы действуем через соприсутствие, движение, текст, притяжение, растворение, подкаст, пульсирующую интенсивность, вне поля зрения, ускользание, просмотры, захват, вненаходимость.

Она слышала, как Нина и К. говорили о ритме. Слабые вибрации голосов долетали до ее кожи легкой дрожью. Ее часто подхватывал коллективный ритм: темных танцполов, жгучих текстов и демонстраций. Теперь деформированный метаболизм пересобирает ее тело, включая в него провалы, сбои и нестыковки с ним самим. «В конце концов синхронизация ритмов производства и неизбежность ускорения часто оказывались захваченными колониальными логиками», – донеслось до нее. Ее внимание плавилось в интоксикации — все проваливалось в пульсацию антител в ее организме.

Она слышала, как Нина и К. говорили о ритме. Слабые вибрации голосов долетали до ее кожи легкой дрожью. Ее часто подхватывал коллективный ритм: темных танцполов, жгучих текстов и демонстраций. Теперь деформированный метаболизм пересобирает ее тело, включая в него провалы, сбои и нестыковки с ним самим. «В конце концов синхронизация ритмов производства и неизбежность ускорения часто оказывались захваченными колониальными логиками», – донеслось до нее. Ее внимание плавилось в интоксикации — все проваливалось в пульсацию антител в ее организме.

Она слышала, как Нина и К. говорили о ритме. Слабые вибрации голосов долетали до ее кожи легкой дрожью. Ее часто подхватывал коллективный ритм: темных танцполов, жгучих текстов и демонстраций. Теперь деформированный метаболизм пересобирает ее тело, включая в него провалы, сбои и нестыковки с ним самим. «В конце концов синхронизация ритмов производства и неизбежность ускорения часто оказывались захваченными колониальными логиками», – донеслось до нее. Ее внимание плавилось в интоксикации — все проваливалось в пульсацию антител в ее организме.

Она слышала, как Нина и К. говорили о ритме. Слабые вибрации голосов долетали до ее кожи легкой дрожью. Ее часто подхватывал коллективный ритм: темных танцполов, жгучих текстов и демонстраций. Теперь деформированный метаболизм пересобирает ее тело, включая в него провалы, сбои и нестыковки с ним самим. «В конце концов синхронизация ритмов производства и неизбежность ускорения часто оказывались захваченными колониальными логиками», – донеслось до нее. Ее внимание плавилось в интоксикации — все проваливалось в пульсацию антител в ее организме.

Она слышала, как Нина и К. говорили о ритме. Слабые вибрации голосов долетали до ее кожи легкой дрожью. Ее часто подхватывал коллективный ритм: темных танцполов, жгучих текстов и демонстраций. Теперь деформированный метаболизм пересобирает ее тело, включая в него провалы, сбои и нестыковки с ним самим. «В конце концов синхронизация ритмов производства и неизбежность ускорения часто оказывались захваченными колониальными логиками», – донеслось до нее. Ее внимание плавилось в интоксикации — все проваливалось в пульсацию антител в ее организме.

Она слышала, как Нина и К. говорили о ритме. Слабые вибрации голосов долетали до ее кожи легкой дрожью. Ее часто подхватывал коллективный ритм: темных танцполов, жгучих текстов и демонстраций. Теперь деформированный метаболизм пересобирает ее тело, включая в него провалы, сбои и нестыковки с ним самим. «В конце концов синхронизация ритмов производства и неизбежность ускорения часто оказывались захваченными колониальными логиками», – донеслось до нее. Ее внимание плавилось в интоксикации — все проваливалось в пульсацию антител в ее организме.

Она слышала, как Нина и К. говорили о ритме. Слабые вибрации голосов долетали до ее кожи легкой дрожью. Ее часто подхватывал коллективный ритм: темных танцполов, жгучих текстов и демонстраций. Теперь деформированный метаболизм пересобирает ее тело, включая в него провалы, сбои и нестыковки с ним самим. «В конце концов синхронизация ритмов производства и неизбежность ускорения часто оказывались захваченными колониальными логиками», – донеслось до нее. Ее внимание плавилось в интоксикации — все проваливалось в пульсацию антител в ее организме.

Она слышала, как Нина и К. говорили о ритме. Слабые вибрации голосов долетали до ее кожи легкой дрожью. Ее часто подхватывал коллективный ритм: темных танцполов, жгучих текстов и демонстраций. Теперь деформированный метаболизм пересобирает ее тело, включая в него провалы, сбои и нестыковки с ним самим. «В конце концов синхронизация ритмов производства и неизбежность ускорения часто оказывались захваченными колониальными логиками», – донеслось до нее. Ее внимание плавилось в интоксикации — все проваливалось в пульсацию антител в ее организме.

Она слышала, как Нина и К. говорили о ритме. Слабые вибрации голосов долетали до ее кожи легкой дрожью. Ее часто подхватывал коллективный ритм: темных танцполов, жгучих текстов и демонстраций. Теперь деформированный метаболизм пересобирает ее тело, включая в него провалы, сбои и нестыковки с ним самим. «В конце концов синхронизация ритмов производства и неизбежность ускорения часто оказывались захваченными колониальными логиками», – донеслось до нее. Ее внимание плавилось в интоксикации — все проваливалось в пульсацию антител в ее организме.

Она слышала, как Нина и К. говорили о ритме. Слабые вибрации голосов долетали до ее кожи легкой дрожью. Ее часто подхватывал коллективный ритм: темных танцполов, жгучих текстов и демонстраций. Теперь деформированный метаболизм пересобирает ее тело, включая в него провалы, сбои и нестыковки с ним самим. «В конце концов синхронизация ритмов производства и неизбежность ускорения часто оказывались захваченными колониальными логиками», – донеслось до нее. Ее внимание плавилось в интоксикации — все проваливалось в пульсацию антител в ее организме.

Она слышала, как Нина и К. говорили о ритме. Слабые вибрации голосов долетали до ее кожи легкой дрожью. Ее часто подхватывал коллективный ритм: темных танцполов, жгучих текстов и демонстраций. Теперь деформированный метаболизм пересобирает ее тело, включая в него провалы, сбои и нестыковки с ним самим. «В конце концов синхронизация ритмов производства и неизбежность ускорения часто оказывались захваченными колониальными логиками», – донеслось до нее. Ее внимание плавилось в интоксикации — все проваливалось в пульсацию антител в ее организме.

Она слышала, как Нина и К. говорили о ритме. Слабые вибрации голосов долетали до ее кожи легкой дрожью. Ее часто подхватывал коллективный ритм: темных танцполов, жгучих текстов и демонстраций. Теперь деформированный метаболизм пересобирает ее тело, включая в него провалы, сбои и нестыковки с ним самим. «В конце концов синхронизация ритмов производства и неизбежность ускорения часто оказывались захваченными колониальными логиками», – донеслось до нее. Ее внимание плавилось в интоксикации — все проваливалось в пульсацию антител в ее организме.

Действие разворачивается в пейзаже, где материал для идеологических конструкций — это гипсокартон и баннерная ткань, натянутая на раму для пресс-волла. Где саморазрушающиеся новостройки соседствуют с (само)ликвидирующимися культурными институциями.

Запланированное саморазрушение — это инструмент борьбы с неопределенностью, неотъемлемая часть стратегии безудержного прототипирования, захватывающей области, которые раньше казались местами обустройства вечности.

Наш вопрос: как выживать, когда кто-то рядом занимается запланированным саморазрушением? Как экспроприировать лозунг стартап-культуры «проваливайся часто, быстро, дешево» и научиться лавировать между разрушением без остатка и пересборкой, когда одновременно с отступлением из своих жилищ и танцполов мы ищем ресурсы для создания новых.

Действие разворачивается в пейзаже, где материал для идеологических конструкций — это гипсокартон и баннерная ткань, натянутая на раму для пресс-волла. Где саморазрушающиеся новостройки соседствуют с (само)ликвидирующимися культурными институциями.

Запланированное саморазрушение — это инструмент борьбы с неопределенностью, неотъемлемая часть стратегии безудержного прототипирования, захватывающей области, которые раньше казались местами обустройства вечности.

Наш вопрос: как выживать, когда кто-то рядом занимается запланированным саморазрушением? Как экспроприировать лозунг стартап-культуры «проваливайся часто, быстро, дешево» и научиться лавировать между разрушением без остатка и пересборкой, когда одновременно с отступлением из своих жилищ и танцполов мы ищем ресурсы для создания новых.

Действие разворачивается в пейзаже, где материал для идеологических конструкций — это гипсокартон и баннерная ткань, натянутая на раму для пресс-волла. Где саморазрушающиеся новостройки соседствуют с (само)ликвидирующимися культурными институциями.

Запланированное саморазрушение — это инструмент борьбы с неопределенностью, неотъемлемая часть стратегии безудержного прототипирования, захватывающей области, которые раньше казались местами обустройства вечности.

Наш вопрос: как выживать, когда кто-то рядом занимается запланированным саморазрушением? Как экспроприировать лозунг стартап-культуры «проваливайся часто, быстро, дешево» и научиться лавировать между разрушением без остатка и пересборкой, когда одновременно с отступлением из своих жилищ и танцполов мы ищем ресурсы для создания новых.

Действие разворачивается в пейзаже, где материал для идеологических конструкций — это гипсокартон и баннерная ткань, натянутая на раму для пресс-волла. Где саморазрушающиеся новостройки соседствуют с (само)ликвидирующимися культурными институциями.

Запланированное саморазрушение — это инструмент борьбы с неопределенностью, неотъемлемая часть стратегии безудержного прототипирования, захватывающей области, которые раньше казались местами обустройства вечности.

Наш вопрос: как выживать, когда кто-то рядом занимается запланированным саморазрушением? Как экспроприировать лозунг стартап-культуры «проваливайся часто, быстро, дешево» и научиться лавировать между разрушением без остатка и пересборкой, когда одновременно с отступлением из своих жилищ и танцполов мы ищем ресурсы для создания новых.

Действие разворачивается в пейзаже, где материал для идеологических конструкций — это гипсокартон и баннерная ткань, натянутая на раму для пресс-волла. Где саморазрушающиеся новостройки соседствуют с (само)ликвидирующимися культурными институциями.

Запланированное саморазрушение — это инструмент борьбы с неопределенностью, неотъемлемая часть стратегии безудержного прототипирования, захватывающей области, которые раньше казались местами обустройства вечности.

Наш вопрос: как выживать, когда кто-то рядом занимается запланированным саморазрушением? Как экспроприировать лозунг стартап-культуры «проваливайся часто, быстро, дешево» и научиться лавировать между разрушением без остатка и пересборкой, когда одновременно с отступлением из своих жилищ и танцполов мы ищем ресурсы для создания новых.

Действие разворачивается в пейзаже, где материал для идеологических конструкций — это гипсокартон и баннерная ткань, натянутая на раму для пресс-волла. Где саморазрушающиеся новостройки соседствуют с (само)ликвидирующимися культурными институциями.

Запланированное саморазрушение — это инструмент борьбы с неопределенностью, неотъемлемая часть стратегии безудержного прототипирования, захватывающей области, которые раньше казались местами обустройства вечности.

Наш вопрос: как выживать, когда кто-то рядом занимается запланированным саморазрушением? Как экспроприировать лозунг стартап-культуры «проваливайся часто, быстро, дешево» и научиться лавировать между разрушением без остатка и пересборкой, когда одновременно с отступлением из своих жилищ и танцполов мы ищем ресурсы для создания новых.

Действие разворачивается в пейзаже, где материал для идеологических конструкций — это гипсокартон и баннерная ткань, натянутая на раму для пресс-волла. Где саморазрушающиеся новостройки соседствуют с (само)ликвидирующимися культурными институциями.

Запланированное саморазрушение — это инструмент борьбы с неопределенностью, неотъемлемая часть стратегии безудержного прототипирования, захватывающей области, которые раньше казались местами обустройства вечности.

Наш вопрос: как выживать, когда кто-то рядом занимается запланированным саморазрушением? Как экспроприировать лозунг стартап-культуры «проваливайся часто, быстро, дешево» и научиться лавировать между разрушением без остатка и пересборкой, когда одновременно с отступлением из своих жилищ и танцполов мы ищем ресурсы для создания новых.

Действие разворачивается в пейзаже, где материал для идеологических конструкций — это гипсокартон и баннерная ткань, натянутая на раму для пресс-волла. Где саморазрушающиеся новостройки соседствуют с (само)ликвидирующимися культурными институциями.

Запланированное саморазрушение — это инструмент борьбы с неопределенностью, неотъемлемая часть стратегии безудержного прототипирования, захватывающей области, которые раньше казались местами обустройства вечности.

Наш вопрос: как выживать, когда кто-то рядом занимается запланированным саморазрушением? Как экспроприировать лозунг стартап-культуры «проваливайся часто, быстро, дешево» и научиться лавировать между разрушением без остатка и пересборкой, когда одновременно с отступлением из своих жилищ и танцполов мы ищем ресурсы для создания новых.

Действие разворачивается в пейзаже, где материал для идеологических конструкций — это гипсокартон и баннерная ткань, натянутая на раму для пресс-волла. Где саморазрушающиеся новостройки соседствуют с (само)ликвидирующимися культурными институциями.

Запланированное саморазрушение — это инструмент борьбы с неопределенностью, неотъемлемая часть стратегии безудержного прототипирования, захватывающей области, которые раньше казались местами обустройства вечности.

Наш вопрос: как выживать, когда кто-то рядом занимается запланированным саморазрушением? Как экспроприировать лозунг стартап-культуры «проваливайся часто, быстро, дешево» и научиться лавировать между разрушением без остатка и пересборкой, когда одновременно с отступлением из своих жилищ и танцполов мы ищем ресурсы для создания новых.

Действие разворачивается в пейзаже, где материал для идеологических конструкций — это гипсокартон и баннерная ткань, натянутая на раму для пресс-волла. Где саморазрушающиеся новостройки соседствуют с (само)ликвидирующимися культурными институциями.

Запланированное саморазрушение — это инструмент борьбы с неопределенностью, неотъемлемая часть стратегии безудержного прототипирования, захватывающей области, которые раньше казались местами обустройства вечности.

Наш вопрос: как выживать, когда кто-то рядом занимается запланированным саморазрушением? Как экспроприировать лозунг стартап-культуры «проваливайся часто, быстро, дешево» и научиться лавировать между разрушением без остатка и пересборкой, когда одновременно с отступлением из своих жилищ и танцполов мы ищем ресурсы для создания новых.

Действие разворачивается в пейзаже, где материал для идеологических конструкций — это гипсокартон и баннерная ткань, натянутая на раму для пресс-волла. Где саморазрушающиеся новостройки соседствуют с (само)ликвидирующимися культурными институциями.

Запланированное саморазрушение — это инструмент борьбы с неопределенностью, неотъемлемая часть стратегии безудержного прототипирования, захватывающей области, которые раньше казались местами обустройства вечности.

Наш вопрос: как выживать, когда кто-то рядом занимается запланированным саморазрушением? Как экспроприировать лозунг стартап-культуры «проваливайся часто, быстро, дешево» и научиться лавировать между разрушением без остатка и пересборкой, когда одновременно с отступлением из своих жилищ и танцполов мы ищем ресурсы для создания новых.

Действие разворачивается в пейзаже, где материал для идеологических конструкций — это гипсокартон и баннерная ткань, натянутая на раму для пресс-волла. Где саморазрушающиеся новостройки соседствуют с (само)ликвидирующимися культурными институциями.

Запланированное саморазрушение — это инструмент борьбы с неопределенностью, неотъемлемая часть стратегии безудержного прототипирования, захватывающей области, которые раньше казались местами обустройства вечности.

Наш вопрос: как выживать, когда кто-то рядом занимается запланированным саморазрушением? Как экспроприировать лозунг стартап-культуры «проваливайся часто, быстро, дешево» и научиться лавировать между разрушением без остатка и пересборкой, когда одновременно с отступлением из своих жилищ и танцполов мы ищем ресурсы для создания новых.

1. От социалистического созерцания и регенерации тела по путевке к эксклюзивности здоровья и пост-советским ритуалам: так можно описывать развитие санаторно-оздоровительного учреждений в Восточной Европе. РБОБ хочет использовать инфраструктуру пост-советского санатория (кислородные коктейли и жемчужные ванны) и обсудить отдых, лень и не-продуктивность, физическое и психическое здоровье, болезнь и токсичность, физические и когнитивные практики регенерации, фармо-индустриальный комплекс.

Автор: Алексей Борисенок

2. Новый топос постсоциалистического кураторства, в котором сочетаются импульс к реконструкции, архитектурный вкус к модернизму, левая ностальгия и коллективизм.

Если левая музеология эстетизировала краеведческие музеи, то санаторное кураторство поэтизирует коллективные утопии прошлого, отраженные в архитектурах и распорядках ушедших диспозитивов досуга.

Внедряя в них текущие трудовые, экологические, терапевтические, телесные, атлетические, кулинарные озабоченности, санаторий обращает внимание на общности и сдвиги в режимах дисциплины и/или контроля, сближающие и раздвигающие политэкономии и природокультуры исторического социализма и неолиберального настоящего.

Автор: Егор Софронов

1. От социалистического созерцания и регенерации тела по путевке к эксклюзивности здоровья и пост-советским ритуалам: так можно описывать развитие санаторно-оздоровительного учреждений в Восточной Европе. РБОБ хочет использовать инфраструктуру пост-советского санатория (кислородные коктейли и жемчужные ванны) и обсудить отдых, лень и не-продуктивность, физическое и психическое здоровье, болезнь и токсичность, физические и когнитивные практики регенерации, фармо-индустриальный комплекс.

Автор: Алексей Борисенок

2. Новый топос постсоциалистического кураторства, в котором сочетаются импульс к реконструкции, архитектурный вкус к модернизму, левая ностальгия и коллективизм.

Если левая музеология эстетизировала краеведческие музеи, то санаторное кураторство поэтизирует коллективные утопии прошлого, отраженные в архитектурах и распорядках ушедших диспозитивов досуга.

Внедряя в них текущие трудовые, экологические, терапевтические, телесные, атлетические, кулинарные озабоченности, санаторий обращает внимание на общности и сдвиги в режимах дисциплины и/или контроля, сближающие и раздвигающие политэкономии и природокультуры исторического социализма и неолиберального настоящего.

Автор: Егор Софронов

1. От социалистического созерцания и регенерации тела по путевке к эксклюзивности здоровья и пост-советским ритуалам: так можно описывать развитие санаторно-оздоровительного учреждений в Восточной Европе. РБОБ хочет использовать инфраструктуру пост-советского санатория (кислородные коктейли и жемчужные ванны) и обсудить отдых, лень и не-продуктивность, физическое и психическое здоровье, болезнь и токсичность, физические и когнитивные практики регенерации, фармо-индустриальный комплекс.

Автор: Алексей Борисенок

2. Новый топос постсоциалистического кураторства, в котором сочетаются импульс к реконструкции, архитектурный вкус к модернизму, левая ностальгия и коллективизм.

Если левая музеология эстетизировала краеведческие музеи, то санаторное кураторство поэтизирует коллективные утопии прошлого, отраженные в архитектурах и распорядках ушедших диспозитивов досуга.

Внедряя в них текущие трудовые, экологические, терапевтические, телесные, атлетические, кулинарные озабоченности, санаторий обращает внимание на общности и сдвиги в режимах дисциплины и/или контроля, сближающие и раздвигающие политэкономии и природокультуры исторического социализма и неолиберального настоящего.

Автор: Егор Софронов

1. От социалистического созерцания и регенерации тела по путевке к эксклюзивности здоровья и пост-советским ритуалам: так можно описывать развитие санаторно-оздоровительного учреждений в Восточной Европе. РБОБ хочет использовать инфраструктуру пост-советского санатория (кислородные коктейли и жемчужные ванны) и обсудить отдых, лень и не-продуктивность, физическое и психическое здоровье, болезнь и токсичность, физические и когнитивные практики регенерации, фармо-индустриальный комплекс.

Автор: Алексей Борисенок

2. Новый топос постсоциалистического кураторства, в котором сочетаются импульс к реконструкции, архитектурный вкус к модернизму, левая ностальгия и коллективизм.

Если левая музеология эстетизировала краеведческие музеи, то санаторное кураторство поэтизирует коллективные утопии прошлого, отраженные в архитектурах и распорядках ушедших диспозитивов досуга.

Внедряя в них текущие трудовые, экологические, терапевтические, телесные, атлетические, кулинарные озабоченности, санаторий обращает внимание на общности и сдвиги в режимах дисциплины и/или контроля, сближающие и раздвигающие политэкономии и природокультуры исторического социализма и неолиберального настоящего.

Автор: Егор Софронов

1. От социалистического созерцания и регенерации тела по путевке к эксклюзивности здоровья и пост-советским ритуалам: так можно описывать развитие санаторно-оздоровительного учреждений в Восточной Европе. РБОБ хочет использовать инфраструктуру пост-советского санатория (кислородные коктейли и жемчужные ванны) и обсудить отдых, лень и не-продуктивность, физическое и психическое здоровье, болезнь и токсичность, физические и когнитивные практики регенерации, фармо-индустриальный комплекс.

Автор: Алексей Борисенок

2. Новый топос постсоциалистического кураторства, в котором сочетаются импульс к реконструкции, архитектурный вкус к модернизму, левая ностальгия и коллективизм.

Если левая музеология эстетизировала краеведческие музеи, то санаторное кураторство поэтизирует коллективные утопии прошлого, отраженные в архитектурах и распорядках ушедших диспозитивов досуга.

Внедряя в них текущие трудовые, экологические, терапевтические, телесные, атлетические, кулинарные озабоченности, санаторий обращает внимание на общности и сдвиги в режимах дисциплины и/или контроля, сближающие и раздвигающие политэкономии и природокультуры исторического социализма и неолиберального настоящего.

Автор: Егор Софронов

1. От социалистического созерцания и регенерации тела по путевке к эксклюзивности здоровья и пост-советским ритуалам: так можно описывать развитие санаторно-оздоровительного учреждений в Восточной Европе. РБОБ хочет использовать инфраструктуру пост-советского санатория (кислородные коктейли и жемчужные ванны) и обсудить отдых, лень и не-продуктивность, физическое и психическое здоровье, болезнь и токсичность, физические и когнитивные практики регенерации, фармо-индустриальный комплекс.

Автор: Алексей Борисенок

2. Новый топос постсоциалистического кураторства, в котором сочетаются импульс к реконструкции, архитектурный вкус к модернизму, левая ностальгия и коллективизм.

Если левая музеология эстетизировала краеведческие музеи, то санаторное кураторство поэтизирует коллективные утопии прошлого, отраженные в архитектурах и распорядках ушедших диспозитивов досуга.

Внедряя в них текущие трудовые, экологические, терапевтические, телесные, атлетические, кулинарные озабоченности, санаторий обращает внимание на общности и сдвиги в режимах дисциплины и/или контроля, сближающие и раздвигающие политэкономии и природокультуры исторического социализма и неолиберального настоящего.

Автор: Егор Софронов

1. От социалистического созерцания и регенерации тела по путевке к эксклюзивности здоровья и пост-советским ритуалам: так можно описывать развитие санаторно-оздоровительного учреждений в Восточной Европе. РБОБ хочет использовать инфраструктуру пост-советского санатория (кислородные коктейли и жемчужные ванны) и обсудить отдых, лень и не-продуктивность, физическое и психическое здоровье, болезнь и токсичность, физические и когнитивные практики регенерации, фармо-индустриальный комплекс.

Автор: Алексей Борисенок

2. Новый топос постсоциалистического кураторства, в котором сочетаются импульс к реконструкции, архитектурный вкус к модернизму, левая ностальгия и коллективизм.

Если левая музеология эстетизировала краеведческие музеи, то санаторное кураторство поэтизирует коллективные утопии прошлого, отраженные в архитектурах и распорядках ушедших диспозитивов досуга.

Внедряя в них текущие трудовые, экологические, терапевтические, телесные, атлетические, кулинарные озабоченности, санаторий обращает внимание на общности и сдвиги в режимах дисциплины и/или контроля, сближающие и раздвигающие политэкономии и природокультуры исторического социализма и неолиберального настоящего.

Автор: Егор Софронов

1. От социалистического созерцания и регенерации тела по путевке к эксклюзивности здоровья и пост-советским ритуалам: так можно описывать развитие санаторно-оздоровительного учреждений в Восточной Европе. РБОБ хочет использовать инфраструктуру пост-советского санатория (кислородные коктейли и жемчужные ванны) и обсудить отдых, лень и не-продуктивность, физическое и психическое здоровье, болезнь и токсичность, физические и когнитивные практики регенерации, фармо-индустриальный комплекс.

Автор: Алексей Борисенок

2. Новый топос постсоциалистического кураторства, в котором сочетаются импульс к реконструкции, архитектурный вкус к модернизму, левая ностальгия и коллективизм.

Если левая музеология эстетизировала краеведческие музеи, то санаторное кураторство поэтизирует коллективные утопии прошлого, отраженные в архитектурах и распорядках ушедших диспозитивов досуга.

Внедряя в них текущие трудовые, экологические, терапевтические, телесные, атлетические, кулинарные озабоченности, санаторий обращает внимание на общности и сдвиги в режимах дисциплины и/или контроля, сближающие и раздвигающие политэкономии и природокультуры исторического социализма и неолиберального настоящего.

Автор: Егор Софронов

1. От социалистического созерцания и регенерации тела по путевке к эксклюзивности здоровья и пост-советским ритуалам: так можно описывать развитие санаторно-оздоровительного учреждений в Восточной Европе. РБОБ хочет использовать инфраструктуру пост-советского санатория (кислородные коктейли и жемчужные ванны) и обсудить отдых, лень и не-продуктивность, физическое и психическое здоровье, болезнь и токсичность, физические и когнитивные практики регенерации, фармо-индустриальный комплекс.

Автор: Алексей Борисенок

2. Новый топос постсоциалистического кураторства, в котором сочетаются импульс к реконструкции, архитектурный вкус к модернизму, левая ностальгия и коллективизм.

Если левая музеология эстетизировала краеведческие музеи, то санаторное кураторство поэтизирует коллективные утопии прошлого, отраженные в архитектурах и распорядках ушедших диспозитивов досуга.

Внедряя в них текущие трудовые, экологические, терапевтические, телесные, атлетические, кулинарные озабоченности, санаторий обращает внимание на общности и сдвиги в режимах дисциплины и/или контроля, сближающие и раздвигающие политэкономии и природокультуры исторического социализма и неолиберального настоящего.

Автор: Егор Софронов

1. От социалистического созерцания и регенерации тела по путевке к эксклюзивности здоровья и пост-советским ритуалам: так можно описывать развитие санаторно-оздоровительного учреждений в Восточной Европе. РБОБ хочет использовать инфраструктуру пост-советского санатория (кислородные коктейли и жемчужные ванны) и обсудить отдых, лень и не-продуктивность, физическое и психическое здоровье, болезнь и токсичность, физические и когнитивные практики регенерации, фармо-индустриальный комплекс.

Автор: Алексей Борисенок

2. Новый топос постсоциалистического кураторства, в котором сочетаются импульс к реконструкции, архитектурный вкус к модернизму, левая ностальгия и коллективизм.

Если левая музеология эстетизировала краеведческие музеи, то санаторное кураторство поэтизирует коллективные утопии прошлого, отраженные в архитектурах и распорядках ушедших диспозитивов досуга.

Внедряя в них текущие трудовые, экологические, терапевтические, телесные, атлетические, кулинарные озабоченности, санаторий обращает внимание на общности и сдвиги в режимах дисциплины и/или контроля, сближающие и раздвигающие политэкономии и природокультуры исторического социализма и неолиберального настоящего.

Автор: Егор Софронов

1. От социалистического созерцания и регенерации тела по путевке к эксклюзивности здоровья и пост-советским ритуалам: так можно описывать развитие санаторно-оздоровительного учреждений в Восточной Европе. РБОБ хочет использовать инфраструктуру пост-советского санатория (кислородные коктейли и жемчужные ванны) и обсудить отдых, лень и не-продуктивность, физическое и психическое здоровье, болезнь и токсичность, физические и когнитивные практики регенерации, фармо-индустриальный комплекс.

Автор: Алексей Борисенок

2. Новый топос постсоциалистического кураторства, в котором сочетаются импульс к реконструкции, архитектурный вкус к модернизму, левая ностальгия и коллективизм.

Если левая музеология эстетизировала краеведческие музеи, то санаторное кураторство поэтизирует коллективные утопии прошлого, отраженные в архитектурах и распорядках ушедших диспозитивов досуга.

Внедряя в них текущие трудовые, экологические, терапевтические, телесные, атлетические, кулинарные озабоченности, санаторий обращает внимание на общности и сдвиги в режимах дисциплины и/или контроля, сближающие и раздвигающие политэкономии и природокультуры исторического социализма и неолиберального настоящего.

Автор: Егор Софронов

1. От социалистического созерцания и регенерации тела по путевке к эксклюзивности здоровья и пост-советским ритуалам: так можно описывать развитие санаторно-оздоровительного учреждений в Восточной Европе. РБОБ хочет использовать инфраструктуру пост-советского санатория (кислородные коктейли и жемчужные ванны) и обсудить отдых, лень и не-продуктивность, физическое и психическое здоровье, болезнь и токсичность, физические и когнитивные практики регенерации, фармо-индустриальный комплекс.

Автор: Алексей Борисенок

2. Новый топос постсоциалистического кураторства, в котором сочетаются импульс к реконструкции, архитектурный вкус к модернизму, левая ностальгия и коллективизм.

Если левая музеология эстетизировала краеведческие музеи, то санаторное кураторство поэтизирует коллективные утопии прошлого, отраженные в архитектурах и распорядках ушедших диспозитивов досуга.

Внедряя в них текущие трудовые, экологические, терапевтические, телесные, атлетические, кулинарные озабоченности, санаторий обращает внимание на общности и сдвиги в режимах дисциплины и/или контроля, сближающие и раздвигающие политэкономии и природокультуры исторического социализма и неолиберального настоящего.

Автор: Егор Софронов

СОВПАДА́НИЕ — спонтанное возникновение перекрывающихся вероятностных пространств между независимыми событийными траекториями, нарушающее принцип причинности. Предположительно, является эффектом материально-семиотической запутанности материи, чья субстанциальная основа представляет собой динамическое распределение вероятностей. Учитывая, что понятие вероятности неизбежно отсылает к опыту чувственного познания и переживания уверенности/неуверенности в истинности суждения (этимология термина ведет к словам «вера», «уверовать», «принять веру»), Совпада́ние может быть опознано как таковое лишь изнутри состояния вовлеченности в скрещивание параллельных рядов событий.

Как следствие, частотность Совпада́ний может быть существенно увеличена с помощью специальных ритуалов и практик, изменяющих когнитивные состояния.

Например, дивинации, камлания, ченнелинг, разнообразные гадательные процедуры имеют целью создание условий, значительно повышающих вероятность Совпада́ния. Необычные серии Совпада́ний могут быть возникать в состояниях эвристического аффекта, инсайта, научного открытия, поэтического вдохновения, а также при эпифаниях различной этиологии. Понятое в широком смысле—как квазидетерминация невероятности—Совпада́ние лежит в основе разнообразных нелинейных аутопойетических (Варела, Матурана) или симпойетических (Харауэй) эмерджентных процессов, таких как эволюция, история, биография и т.д.
Философские и политические импликации Совпада́ния — предмет изучения коинсидентальной философии (Регев).

СОВПАДА́НИЕ — спонтанное возникновение перекрывающихся вероятностных пространств между независимыми событийными траекториями, нарушающее принцип причинности. Предположительно, является эффектом материально-семиотической запутанности материи, чья субстанциальная основа представляет собой динамическое распределение вероятностей. Учитывая, что понятие вероятности неизбежно отсылает к опыту чувственного познания и переживания уверенности/неуверенности в истинности суждения (этимология термина ведет к словам «вера», «уверовать», «принять веру»), Совпада́ние может быть опознано как таковое лишь изнутри состояния вовлеченности в скрещивание параллельных рядов событий.

Как следствие, частотность Совпада́ний может быть существенно увеличена с помощью специальных ритуалов и практик, изменяющих когнитивные состояния.

Например, дивинации, камлания, ченнелинг, разнообразные гадательные процедуры имеют целью создание условий, значительно повышающих вероятность Совпада́ния. Необычные серии Совпада́ний могут быть возникать в состояниях эвристического аффекта, инсайта, научного открытия, поэтического вдохновения, а также при эпифаниях различной этиологии. Понятое в широком смысле—как квазидетерминация невероятности—Совпада́ние лежит в основе разнообразных нелинейных аутопойетических (Варела, Матурана) или симпойетических (Харауэй) эмерджентных процессов, таких как эволюция, история, биография и т.д.
Философские и политические импликации Совпада́ния — предмет изучения коинсидентальной философии (Регев).

СОВПАДА́НИЕ — спонтанное возникновение перекрывающихся вероятностных пространств между независимыми событийными траекториями, нарушающее принцип причинности. Предположительно, является эффектом материально-семиотической запутанности материи, чья субстанциальная основа представляет собой динамическое распределение вероятностей. Учитывая, что понятие вероятности неизбежно отсылает к опыту чувственного познания и переживания уверенности/неуверенности в истинности суждения (этимология термина ведет к словам «вера», «уверовать», «принять веру»), Совпада́ние может быть опознано как таковое лишь изнутри состояния вовлеченности в скрещивание параллельных рядов событий.

Как следствие, частотность Совпада́ний может быть существенно увеличена с помощью специальных ритуалов и практик, изменяющих когнитивные состояния.

Например, дивинации, камлания, ченнелинг, разнообразные гадательные процедуры имеют целью создание условий, значительно повышающих вероятность Совпада́ния. Необычные серии Совпада́ний могут быть возникать в состояниях эвристического аффекта, инсайта, научного открытия, поэтического вдохновения, а также при эпифаниях различной этиологии. Понятое в широком смысле—как квазидетерминация невероятности—Совпада́ние лежит в основе разнообразных нелинейных аутопойетических (Варела, Матурана) или симпойетических (Харауэй) эмерджентных процессов, таких как эволюция, история, биография и т.д.
Философские и политические импликации Совпада́ния — предмет изучения коинсидентальной философии (Регев).

СОВПАДА́НИЕ — спонтанное возникновение перекрывающихся вероятностных пространств между независимыми событийными траекториями, нарушающее принцип причинности. Предположительно, является эффектом материально-семиотической запутанности материи, чья субстанциальная основа представляет собой динамическое распределение вероятностей. Учитывая, что понятие вероятности неизбежно отсылает к опыту чувственного познания и переживания уверенности/неуверенности в истинности суждения (этимология термина ведет к словам «вера», «уверовать», «принять веру»), Совпада́ние может быть опознано как таковое лишь изнутри состояния вовлеченности в скрещивание параллельных рядов событий.

Как следствие, частотность Совпада́ний может быть существенно увеличена с помощью специальных ритуалов и практик, изменяющих когнитивные состояния.

Например, дивинации, камлания, ченнелинг, разнообразные гадательные процедуры имеют целью создание условий, значительно повышающих вероятность Совпада́ния. Необычные серии Совпада́ний могут быть возникать в состояниях эвристического аффекта, инсайта, научного открытия, поэтического вдохновения, а также при эпифаниях различной этиологии. Понятое в широком смысле—как квазидетерминация невероятности—Совпада́ние лежит в основе разнообразных нелинейных аутопойетических (Варела, Матурана) или симпойетических (Харауэй) эмерджентных процессов, таких как эволюция, история, биография и т.д.
Философские и политические импликации Совпада́ния — предмет изучения коинсидентальной философии (Регев).

СОВПАДА́НИЕ — спонтанное возникновение перекрывающихся вероятностных пространств между независимыми событийными траекториями, нарушающее принцип причинности. Предположительно, является эффектом материально-семиотической запутанности материи, чья субстанциальная основа представляет собой динамическое распределение вероятностей. Учитывая, что понятие вероятности неизбежно отсылает к опыту чувственного познания и переживания уверенности/неуверенности в истинности суждения (этимология термина ведет к словам «вера», «уверовать», «принять веру»), Совпада́ние может быть опознано как таковое лишь изнутри состояния вовлеченности в скрещивание параллельных рядов событий.

Как следствие, частотность Совпада́ний может быть существенно увеличена с помощью специальных ритуалов и практик, изменяющих когнитивные состояния.

Например, дивинации, камлания, ченнелинг, разнообразные гадательные процедуры имеют целью создание условий, значительно повышающих вероятность Совпада́ния. Необычные серии Совпада́ний могут быть возникать в состояниях эвристического аффекта, инсайта, научного открытия, поэтического вдохновения, а также при эпифаниях различной этиологии. Понятое в широком смысле—как квазидетерминация невероятности—Совпада́ние лежит в основе разнообразных нелинейных аутопойетических (Варела, Матурана) или симпойетических (Харауэй) эмерджентных процессов, таких как эволюция, история, биография и т.д.
Философские и политические импликации Совпада́ния — предмет изучения коинсидентальной философии (Регев).

СОВПАДА́НИЕ — спонтанное возникновение перекрывающихся вероятностных пространств между независимыми событийными траекториями, нарушающее принцип причинности. Предположительно, является эффектом материально-семиотической запутанности материи, чья субстанциальная основа представляет собой динамическое распределение вероятностей. Учитывая, что понятие вероятности неизбежно отсылает к опыту чувственного познания и переживания уверенности/неуверенности в истинности суждения (этимология термина ведет к словам «вера», «уверовать», «принять веру»), Совпада́ние может быть опознано как таковое лишь изнутри состояния вовлеченности в скрещивание параллельных рядов событий.

Как следствие, частотность Совпада́ний может быть существенно увеличена с помощью специальных ритуалов и практик, изменяющих когнитивные состояния.

Например, дивинации, камлания, ченнелинг, разнообразные гадательные процедуры имеют целью создание условий, значительно повышающих вероятность Совпада́ния. Необычные серии Совпада́ний могут быть возникать в состояниях эвристического аффекта, инсайта, научного открытия, поэтического вдохновения, а также при эпифаниях различной этиологии. Понятое в широком смысле—как квазидетерминация невероятности—Совпада́ние лежит в основе разнообразных нелинейных аутопойетических (Варела, Матурана) или симпойетических (Харауэй) эмерджентных процессов, таких как эволюция, история, биография и т.д.
Философские и политические импликации Совпада́ния — предмет изучения коинсидентальной философии (Регев).

СОВПАДА́НИЕ — спонтанное возникновение перекрывающихся вероятностных пространств между независимыми событийными траекториями, нарушающее принцип причинности. Предположительно, является эффектом материально-семиотической запутанности материи, чья субстанциальная основа представляет собой динамическое распределение вероятностей. Учитывая, что понятие вероятности неизбежно отсылает к опыту чувственного познания и переживания уверенности/неуверенности в истинности суждения (этимология термина ведет к словам «вера», «уверовать», «принять веру»), Совпада́ние может быть опознано как таковое лишь изнутри состояния вовлеченности в скрещивание параллельных рядов событий.

Как следствие, частотность Совпада́ний может быть существенно увеличена с помощью специальных ритуалов и практик, изменяющих когнитивные состояния.

Например, дивинации, камлания, ченнелинг, разнообразные гадательные процедуры имеют целью создание условий, значительно повышающих вероятность Совпада́ния. Необычные серии Совпада́ний могут быть возникать в состояниях эвристического аффекта, инсайта, научного открытия, поэтического вдохновения, а также при эпифаниях различной этиологии. Понятое в широком смысле—как квазидетерминация невероятности—Совпада́ние лежит в основе разнообразных нелинейных аутопойетических (Варела, Матурана) или симпойетических (Харауэй) эмерджентных процессов, таких как эволюция, история, биография и т.д.
Философские и политические импликации Совпада́ния — предмет изучения коинсидентальной философии (Регев).

СОВПАДА́НИЕ — спонтанное возникновение перекрывающихся вероятностных пространств между независимыми событийными траекториями, нарушающее принцип причинности. Предположительно, является эффектом материально-семиотической запутанности материи, чья субстанциальная основа представляет собой динамическое распределение вероятностей. Учитывая, что понятие вероятности неизбежно отсылает к опыту чувственного познания и переживания уверенности/неуверенности в истинности суждения (этимология термина ведет к словам «вера», «уверовать», «принять веру»), Совпада́ние может быть опознано как таковое лишь изнутри состояния вовлеченности в скрещивание параллельных рядов событий.

Как следствие, частотность Совпада́ний может быть существенно увеличена с помощью специальных ритуалов и практик, изменяющих когнитивные состояния.

Например, дивинации, камлания, ченнелинг, разнообразные гадательные процедуры имеют целью создание условий, значительно повышающих вероятность Совпада́ния. Необычные серии Совпада́ний могут быть возникать в состояниях эвристического аффекта, инсайта, научного открытия, поэтического вдохновения, а также при эпифаниях различной этиологии. Понятое в широком смысле—как квазидетерминация невероятности—Совпада́ние лежит в основе разнообразных нелинейных аутопойетических (Варела, Матурана) или симпойетических (Харауэй) эмерджентных процессов, таких как эволюция, история, биография и т.д.
Философские и политические импликации Совпада́ния — предмет изучения коинсидентальной философии (Регев).

СОВПАДА́НИЕ — спонтанное возникновение перекрывающихся вероятностных пространств между независимыми событийными траекториями, нарушающее принцип причинности. Предположительно, является эффектом материально-семиотической запутанности материи, чья субстанциальная основа представляет собой динамическое распределение вероятностей. Учитывая, что понятие вероятности неизбежно отсылает к опыту чувственного познания и переживания уверенности/неуверенности в истинности суждения (этимология термина ведет к словам «вера», «уверовать», «принять веру»), Совпада́ние может быть опознано как таковое лишь изнутри состояния вовлеченности в скрещивание параллельных рядов событий.

Как следствие, частотность Совпада́ний может быть существенно увеличена с помощью специальных ритуалов и практик, изменяющих когнитивные состояния.

Например, дивинации, камлания, ченнелинг, разнообразные гадательные процедуры имеют целью создание условий, значительно повышающих вероятность Совпада́ния. Необычные серии Совпада́ний могут быть возникать в состояниях эвристического аффекта, инсайта, научного открытия, поэтического вдохновения, а также при эпифаниях различной этиологии. Понятое в широком смысле—как квазидетерминация невероятности—Совпада́ние лежит в основе разнообразных нелинейных аутопойетических (Варела, Матурана) или симпойетических (Харауэй) эмерджентных процессов, таких как эволюция, история, биография и т.д.
Философские и политические импликации Совпада́ния — предмет изучения коинсидентальной философии (Регев).

СОВПАДА́НИЕ — спонтанное возникновение перекрывающихся вероятностных пространств между независимыми событийными траекториями, нарушающее принцип причинности. Предположительно, является эффектом материально-семиотической запутанности материи, чья субстанциальная основа представляет собой динамическое распределение вероятностей. Учитывая, что понятие вероятности неизбежно отсылает к опыту чувственного познания и переживания уверенности/неуверенности в истинности суждения (этимология термина ведет к словам «вера», «уверовать», «принять веру»), Совпада́ние может быть опознано как таковое лишь изнутри состояния вовлеченности в скрещивание параллельных рядов событий.

Как следствие, частотность Совпада́ний может быть существенно увеличена с помощью специальных ритуалов и практик, изменяющих когнитивные состояния.

Например, дивинации, камлания, ченнелинг, разнообразные гадательные процедуры имеют целью создание условий, значительно повышающих вероятность Совпада́ния. Необычные серии Совпада́ний могут быть возникать в состояниях эвристического аффекта, инсайта, научного открытия, поэтического вдохновения, а также при эпифаниях различной этиологии. Понятое в широком смысле—как квазидетерминация невероятности—Совпада́ние лежит в основе разнообразных нелинейных аутопойетических (Варела, Матурана) или симпойетических (Харауэй) эмерджентных процессов, таких как эволюция, история, биография и т.д.
Философские и политические импликации Совпада́ния — предмет изучения коинсидентальной философии (Регев).

СОВПАДА́НИЕ — спонтанное возникновение перекрывающихся вероятностных пространств между независимыми событийными траекториями, нарушающее принцип причинности. Предположительно, является эффектом материально-семиотической запутанности материи, чья субстанциальная основа представляет собой динамическое распределение вероятностей. Учитывая, что понятие вероятности неизбежно отсылает к опыту чувственного познания и переживания уверенности/неуверенности в истинности суждения (этимология термина ведет к словам «вера», «уверовать», «принять веру»), Совпада́ние может быть опознано как таковое лишь изнутри состояния вовлеченности в скрещивание параллельных рядов событий.

Как следствие, частотность Совпада́ний может быть существенно увеличена с помощью специальных ритуалов и практик, изменяющих когнитивные состояния.

Например, дивинации, камлания, ченнелинг, разнообразные гадательные процедуры имеют целью создание условий, значительно повышающих вероятность Совпада́ния. Необычные серии Совпада́ний могут быть возникать в состояниях эвристического аффекта, инсайта, научного открытия, поэтического вдохновения, а также при эпифаниях различной этиологии. Понятое в широком смысле—как квазидетерминация невероятности—Совпада́ние лежит в основе разнообразных нелинейных аутопойетических (Варела, Матурана) или симпойетических (Харауэй) эмерджентных процессов, таких как эволюция, история, биография и т.д.
Философские и политические импликации Совпада́ния — предмет изучения коинсидентальной философии (Регев).

СОВПАДА́НИЕ — спонтанное возникновение перекрывающихся вероятностных пространств между независимыми событийными траекториями, нарушающее принцип причинности. Предположительно, является эффектом материально-семиотической запутанности материи, чья субстанциальная основа представляет собой динамическое распределение вероятностей. Учитывая, что понятие вероятности неизбежно отсылает к опыту чувственного познания и переживания уверенности/неуверенности в истинности суждения (этимология термина ведет к словам «вера», «уверовать», «принять веру»), Совпада́ние может быть опознано как таковое лишь изнутри состояния вовлеченности в скрещивание параллельных рядов событий.

Как следствие, частотность Совпада́ний может быть существенно увеличена с помощью специальных ритуалов и практик, изменяющих когнитивные состояния.

Например, дивинации, камлания, ченнелинг, разнообразные гадательные процедуры имеют целью создание условий, значительно повышающих вероятность Совпада́ния. Необычные серии Совпада́ний могут быть возникать в состояниях эвристического аффекта, инсайта, научного открытия, поэтического вдохновения, а также при эпифаниях различной этиологии. Понятое в широком смысле—как квазидетерминация невероятности—Совпада́ние лежит в основе разнообразных нелинейных аутопойетических (Варела, Матурана) или симпойетических (Харауэй) эмерджентных процессов, таких как эволюция, история, биография и т.д.
Философские и политические импликации Совпада́ния — предмет изучения коинсидентальной философии (Регев).

Понятие, разработанное Эндрю Хьюитом (2005). С историческими изменениями форм и функционированием идеологии «социальная хореография знаменует собой сдвиг в режиме функционирования идеологии», т. е. предлагая «воплощение как механизм идеологии, заменяя интерпелляцию» перформансом, «воплощенным ритуалом», производящим социальный порядок через тела (Cvejic, и Vujanovic, 2013). Социальная хореография это воплощение идеологии и способ ее функционирования, материальная эстетическая практика, перформанс идеологии в повседневном движении и танце. Социальная хореография показывает, как эстетически создается, подкрепляется и репетируется социальный порядок (Koruga, 2013). Это происходит непрерывно во всех сферах общественной жизни. Однако для субъектов, которые его исполняют, он скорее натурализован и становятся видимым только в исторической перспективе. Хьюитт рассматривает социальную хореографию через связи между эстетическим и социальным (Klein, 2013) и рассказывает о двух направлениях мысли о социальных хореографиях в повседневной жизни: «одно отслеживает, как повседневный опыт может быть эстетизирован», а «другое отслеживание способы отделения и очерчивания «эстетического» как особой области опыта» (2005). Он называет последний «эстетическим континуумом социальной хореографии», который охватывает телесные практики (движения, жесты, позы, отношения между телами во времени и пространстве), относящиеся как к как повседневному движению, так и к танцу.

Понятие, разработанное Эндрю Хьюитом (2005). С историческими изменениями форм и функционированием идеологии «социальная хореография знаменует собой сдвиг в режиме функционирования идеологии», т. е. предлагая «воплощение как механизм идеологии, заменяя интерпелляцию» перформансом, «воплощенным ритуалом», производящим социальный порядок через тела (Cvejic, и Vujanovic, 2013). Социальная хореография это воплощение идеологии и способ ее функционирования, материальная эстетическая практика, перформанс идеологии в повседневном движении и танце. Социальная хореография показывает, как эстетически создается, подкрепляется и репетируется социальный порядок (Koruga, 2013). Это происходит непрерывно во всех сферах общественной жизни. Однако для субъектов, которые его исполняют, он скорее натурализован и становятся видимым только в исторической перспективе. Хьюитт рассматривает социальную хореографию через связи между эстетическим и социальным (Klein, 2013) и рассказывает о двух направлениях мысли о социальных хореографиях в повседневной жизни: «одно отслеживает, как повседневный опыт может быть эстетизирован», а «другое отслеживание способы отделения и очерчивания «эстетического» как особой области опыта» (2005). Он называет последний «эстетическим континуумом социальной хореографии», который охватывает телесные практики (движения, жесты, позы, отношения между телами во времени и пространстве), относящиеся как к как повседневному движению, так и к танцу.

Понятие, разработанное Эндрю Хьюитом (2005). С историческими изменениями форм и функционированием идеологии «социальная хореография знаменует собой сдвиг в режиме функционирования идеологии», т. е. предлагая «воплощение как механизм идеологии, заменяя интерпелляцию» перформансом, «воплощенным ритуалом», производящим социальный порядок через тела (Cvejic, и Vujanovic, 2013). Социальная хореография это воплощение идеологии и способ ее функционирования, материальная эстетическая практика, перформанс идеологии в повседневном движении и танце. Социальная хореография показывает, как эстетически создается, подкрепляется и репетируется социальный порядок (Koruga, 2013). Это происходит непрерывно во всех сферах общественной жизни. Однако для субъектов, которые его исполняют, он скорее натурализован и становятся видимым только в исторической перспективе. Хьюитт рассматривает социальную хореографию через связи между эстетическим и социальным (Klein, 2013) и рассказывает о двух направлениях мысли о социальных хореографиях в повседневной жизни: «одно отслеживает, как повседневный опыт может быть эстетизирован», а «другое отслеживание способы отделения и очерчивания «эстетического» как особой области опыта» (2005). Он называет последний «эстетическим континуумом социальной хореографии», который охватывает телесные практики (движения, жесты, позы, отношения между телами во времени и пространстве), относящиеся как к как повседневному движению, так и к танцу.

Понятие, разработанное Эндрю Хьюитом (2005). С историческими изменениями форм и функционированием идеологии «социальная хореография знаменует собой сдвиг в режиме функционирования идеологии», т. е. предлагая «воплощение как механизм идеологии, заменяя интерпелляцию» перформансом, «воплощенным ритуалом», производящим социальный порядок через тела (Cvejic, и Vujanovic, 2013). Социальная хореография это воплощение идеологии и способ ее функционирования, материальная эстетическая практика, перформанс идеологии в повседневном движении и танце. Социальная хореография показывает, как эстетически создается, подкрепляется и репетируется социальный порядок (Koruga, 2013). Это происходит непрерывно во всех сферах общественной жизни. Однако для субъектов, которые его исполняют, он скорее натурализован и становятся видимым только в исторической перспективе. Хьюитт рассматривает социальную хореографию через связи между эстетическим и социальным (Klein, 2013) и рассказывает о двух направлениях мысли о социальных хореографиях в повседневной жизни: «одно отслеживает, как повседневный опыт может быть эстетизирован», а «другое отслеживание способы отделения и очерчивания «эстетического» как особой области опыта» (2005). Он называет последний «эстетическим континуумом социальной хореографии», который охватывает телесные практики (движения, жесты, позы, отношения между телами во времени и пространстве), относящиеся как к как повседневному движению, так и к танцу.

Понятие, разработанное Эндрю Хьюитом (2005). С историческими изменениями форм и функционированием идеологии «социальная хореография знаменует собой сдвиг в режиме функционирования идеологии», т. е. предлагая «воплощение как механизм идеологии, заменяя интерпелляцию» перформансом, «воплощенным ритуалом», производящим социальный порядок через тела (Cvejic, и Vujanovic, 2013). Социальная хореография это воплощение идеологии и способ ее функционирования, материальная эстетическая практика, перформанс идеологии в повседневном движении и танце. Социальная хореография показывает, как эстетически создается, подкрепляется и репетируется социальный порядок (Koruga, 2013). Это происходит непрерывно во всех сферах общественной жизни. Однако для субъектов, которые его исполняют, он скорее натурализован и становятся видимым только в исторической перспективе. Хьюитт рассматривает социальную хореографию через связи между эстетическим и социальным (Klein, 2013) и рассказывает о двух направлениях мысли о социальных хореографиях в повседневной жизни: «одно отслеживает, как повседневный опыт может быть эстетизирован», а «другое отслеживание способы отделения и очерчивания «эстетического» как особой области опыта» (2005). Он называет последний «эстетическим континуумом социальной хореографии», который охватывает телесные практики (движения, жесты, позы, отношения между телами во времени и пространстве), относящиеся как к как повседневному движению, так и к танцу.

Понятие, разработанное Эндрю Хьюитом (2005). С историческими изменениями форм и функционированием идеологии «социальная хореография знаменует собой сдвиг в режиме функционирования идеологии», т. е. предлагая «воплощение как механизм идеологии, заменяя интерпелляцию» перформансом, «воплощенным ритуалом», производящим социальный порядок через тела (Cvejic, и Vujanovic, 2013). Социальная хореография это воплощение идеологии и способ ее функционирования, материальная эстетическая практика, перформанс идеологии в повседневном движении и танце. Социальная хореография показывает, как эстетически создается, подкрепляется и репетируется социальный порядок (Koruga, 2013). Это происходит непрерывно во всех сферах общественной жизни. Однако для субъектов, которые его исполняют, он скорее натурализован и становятся видимым только в исторической перспективе. Хьюитт рассматривает социальную хореографию через связи между эстетическим и социальным (Klein, 2013) и рассказывает о двух направлениях мысли о социальных хореографиях в повседневной жизни: «одно отслеживает, как повседневный опыт может быть эстетизирован», а «другое отслеживание способы отделения и очерчивания «эстетического» как особой области опыта» (2005). Он называет последний «эстетическим континуумом социальной хореографии», который охватывает телесные практики (движения, жесты, позы, отношения между телами во времени и пространстве), относящиеся как к как повседневному движению, так и к танцу.

Понятие, разработанное Эндрю Хьюитом (2005). С историческими изменениями форм и функционированием идеологии «социальная хореография знаменует собой сдвиг в режиме функционирования идеологии», т. е. предлагая «воплощение как механизм идеологии, заменяя интерпелляцию» перформансом, «воплощенным ритуалом», производящим социальный порядок через тела (Cvejic, и Vujanovic, 2013). Социальная хореография это воплощение идеологии и способ ее функционирования, материальная эстетическая практика, перформанс идеологии в повседневном движении и танце. Социальная хореография показывает, как эстетически создается, подкрепляется и репетируется социальный порядок (Koruga, 2013). Это происходит непрерывно во всех сферах общественной жизни. Однако для субъектов, которые его исполняют, он скорее натурализован и становятся видимым только в исторической перспективе. Хьюитт рассматривает социальную хореографию через связи между эстетическим и социальным (Klein, 2013) и рассказывает о двух направлениях мысли о социальных хореографиях в повседневной жизни: «одно отслеживает, как повседневный опыт может быть эстетизирован», а «другое отслеживание способы отделения и очерчивания «эстетического» как особой области опыта» (2005). Он называет последний «эстетическим континуумом социальной хореографии», который охватывает телесные практики (движения, жесты, позы, отношения между телами во времени и пространстве), относящиеся как к как повседневному движению, так и к танцу.

Понятие, разработанное Эндрю Хьюитом (2005). С историческими изменениями форм и функционированием идеологии «социальная хореография знаменует собой сдвиг в режиме функционирования идеологии», т. е. предлагая «воплощение как механизм идеологии, заменяя интерпелляцию» перформансом, «воплощенным ритуалом», производящим социальный порядок через тела (Cvejic, и Vujanovic, 2013). Социальная хореография это воплощение идеологии и способ ее функционирования, материальная эстетическая практика, перформанс идеологии в повседневном движении и танце. Социальная хореография показывает, как эстетически создается, подкрепляется и репетируется социальный порядок (Koruga, 2013). Это происходит непрерывно во всех сферах общественной жизни. Однако для субъектов, которые его исполняют, он скорее натурализован и становятся видимым только в исторической перспективе. Хьюитт рассматривает социальную хореографию через связи между эстетическим и социальным (Klein, 2013) и рассказывает о двух направлениях мысли о социальных хореографиях в повседневной жизни: «одно отслеживает, как повседневный опыт может быть эстетизирован», а «другое отслеживание способы отделения и очерчивания «эстетического» как особой области опыта» (2005). Он называет последний «эстетическим континуумом социальной хореографии», который охватывает телесные практики (движения, жесты, позы, отношения между телами во времени и пространстве), относящиеся как к как повседневному движению, так и к танцу.

Понятие, разработанное Эндрю Хьюитом (2005). С историческими изменениями форм и функционированием идеологии «социальная хореография знаменует собой сдвиг в режиме функционирования идеологии», т. е. предлагая «воплощение как механизм идеологии, заменяя интерпелляцию» перформансом, «воплощенным ритуалом», производящим социальный порядок через тела (Cvejic, и Vujanovic, 2013). Социальная хореография это воплощение идеологии и способ ее функционирования, материальная эстетическая практика, перформанс идеологии в повседневном движении и танце. Социальная хореография показывает, как эстетически создается, подкрепляется и репетируется социальный порядок (Koruga, 2013). Это происходит непрерывно во всех сферах общественной жизни. Однако для субъектов, которые его исполняют, он скорее натурализован и становятся видимым только в исторической перспективе. Хьюитт рассматривает социальную хореографию через связи между эстетическим и социальным (Klein, 2013) и рассказывает о двух направлениях мысли о социальных хореографиях в повседневной жизни: «одно отслеживает, как повседневный опыт может быть эстетизирован», а «другое отслеживание способы отделения и очерчивания «эстетического» как особой области опыта» (2005). Он называет последний «эстетическим континуумом социальной хореографии», который охватывает телесные практики (движения, жесты, позы, отношения между телами во времени и пространстве), относящиеся как к как повседневному движению, так и к танцу.

Понятие, разработанное Эндрю Хьюитом (2005). С историческими изменениями форм и функционированием идеологии «социальная хореография знаменует собой сдвиг в режиме функционирования идеологии», т. е. предлагая «воплощение как механизм идеологии, заменяя интерпелляцию» перформансом, «воплощенным ритуалом», производящим социальный порядок через тела (Cvejic, и Vujanovic, 2013). Социальная хореография это воплощение идеологии и способ ее функционирования, материальная эстетическая практика, перформанс идеологии в повседневном движении и танце. Социальная хореография показывает, как эстетически создается, подкрепляется и репетируется социальный порядок (Koruga, 2013). Это происходит непрерывно во всех сферах общественной жизни. Однако для субъектов, которые его исполняют, он скорее натурализован и становятся видимым только в исторической перспективе. Хьюитт рассматривает социальную хореографию через связи между эстетическим и социальным (Klein, 2013) и рассказывает о двух направлениях мысли о социальных хореографиях в повседневной жизни: «одно отслеживает, как повседневный опыт может быть эстетизирован», а «другое отслеживание способы отделения и очерчивания «эстетического» как особой области опыта» (2005). Он называет последний «эстетическим континуумом социальной хореографии», который охватывает телесные практики (движения, жесты, позы, отношения между телами во времени и пространстве), относящиеся как к как повседневному движению, так и к танцу.

Понятие, разработанное Эндрю Хьюитом (2005). С историческими изменениями форм и функционированием идеологии «социальная хореография знаменует собой сдвиг в режиме функционирования идеологии», т. е. предлагая «воплощение как механизм идеологии, заменяя интерпелляцию» перформансом, «воплощенным ритуалом», производящим социальный порядок через тела (Cvejic, и Vujanovic, 2013). Социальная хореография это воплощение идеологии и способ ее функционирования, материальная эстетическая практика, перформанс идеологии в повседневном движении и танце. Социальная хореография показывает, как эстетически создается, подкрепляется и репетируется социальный порядок (Koruga, 2013). Это происходит непрерывно во всех сферах общественной жизни. Однако для субъектов, которые его исполняют, он скорее натурализован и становятся видимым только в исторической перспективе. Хьюитт рассматривает социальную хореографию через связи между эстетическим и социальным (Klein, 2013) и рассказывает о двух направлениях мысли о социальных хореографиях в повседневной жизни: «одно отслеживает, как повседневный опыт может быть эстетизирован», а «другое отслеживание способы отделения и очерчивания «эстетического» как особой области опыта» (2005). Он называет последний «эстетическим континуумом социальной хореографии», который охватывает телесные практики (движения, жесты, позы, отношения между телами во времени и пространстве), относящиеся как к как повседневному движению, так и к танцу.

Понятие, разработанное Эндрю Хьюитом (2005). С историческими изменениями форм и функционированием идеологии «социальная хореография знаменует собой сдвиг в режиме функционирования идеологии», т. е. предлагая «воплощение как механизм идеологии, заменяя интерпелляцию» перформансом, «воплощенным ритуалом», производящим социальный порядок через тела (Cvejic, и Vujanovic, 2013). Социальная хореография это воплощение идеологии и способ ее функционирования, материальная эстетическая практика, перформанс идеологии в повседневном движении и танце. Социальная хореография показывает, как эстетически создается, подкрепляется и репетируется социальный порядок (Koruga, 2013). Это происходит непрерывно во всех сферах общественной жизни. Однако для субъектов, которые его исполняют, он скорее натурализован и становятся видимым только в исторической перспективе. Хьюитт рассматривает социальную хореографию через связи между эстетическим и социальным (Klein, 2013) и рассказывает о двух направлениях мысли о социальных хореографиях в повседневной жизни: «одно отслеживает, как повседневный опыт может быть эстетизирован», а «другое отслеживание способы отделения и очерчивания «эстетического» как особой области опыта» (2005). Он называет последний «эстетическим континуумом социальной хореографии», который охватывает телесные практики (движения, жесты, позы, отношения между телами во времени и пространстве), относящиеся как к как повседневному движению, так и к танцу.

Что, кроме научной фантастики, может формировать будущую повестку? Где можно подсмотреть или изобрести политически обоснованные методы производства будущего? Трейдерские техники, программирование катастроф, проблем солвинг, компьютерные игры, предсказания футурологов, стресс-тесты сотрудников, захват праздников, дружба с нечеловеческими акторами, использование рандомных генераторов, коллективные мечтания?

Что, кроме научной фантастики, может формировать будущую повестку? Где можно подсмотреть или изобрести политически обоснованные методы производства будущего? Трейдерские техники, программирование катастроф, проблем солвинг, компьютерные игры, предсказания футурологов, стресс-тесты сотрудников, захват праздников, дружба с нечеловеческими акторами, использование рандомных генераторов, коллективные мечтания?

Что, кроме научной фантастики, может формировать будущую повестку? Где можно подсмотреть или изобрести политически обоснованные методы производства будущего? Трейдерские техники, программирование катастроф, проблем солвинг, компьютерные игры, предсказания футурологов, стресс-тесты сотрудников, захват праздников, дружба с нечеловеческими акторами, использование рандомных генераторов, коллективные мечтания?

Что, кроме научной фантастики, может формировать будущую повестку? Где можно подсмотреть или изобрести политически обоснованные методы производства будущего? Трейдерские техники, программирование катастроф, проблем солвинг, компьютерные игры, предсказания футурологов, стресс-тесты сотрудников, захват праздников, дружба с нечеловеческими акторами, использование рандомных генераторов, коллективные мечтания?

Что, кроме научной фантастики, может формировать будущую повестку? Где можно подсмотреть или изобрести политически обоснованные методы производства будущего? Трейдерские техники, программирование катастроф, проблем солвинг, компьютерные игры, предсказания футурологов, стресс-тесты сотрудников, захват праздников, дружба с нечеловеческими акторами, использование рандомных генераторов, коллективные мечтания?

Что, кроме научной фантастики, может формировать будущую повестку? Где можно подсмотреть или изобрести политически обоснованные методы производства будущего? Трейдерские техники, программирование катастроф, проблем солвинг, компьютерные игры, предсказания футурологов, стресс-тесты сотрудников, захват праздников, дружба с нечеловеческими акторами, использование рандомных генераторов, коллективные мечтания?

Что, кроме научной фантастики, может формировать будущую повестку? Где можно подсмотреть или изобрести политически обоснованные методы производства будущего? Трейдерские техники, программирование катастроф, проблем солвинг, компьютерные игры, предсказания футурологов, стресс-тесты сотрудников, захват праздников, дружба с нечеловеческими акторами, использование рандомных генераторов, коллективные мечтания?

Что, кроме научной фантастики, может формировать будущую повестку? Где можно подсмотреть или изобрести политически обоснованные методы производства будущего? Трейдерские техники, программирование катастроф, проблем солвинг, компьютерные игры, предсказания футурологов, стресс-тесты сотрудников, захват праздников, дружба с нечеловеческими акторами, использование рандомных генераторов, коллективные мечтания?

Что, кроме научной фантастики, может формировать будущую повестку? Где можно подсмотреть или изобрести политически обоснованные методы производства будущего? Трейдерские техники, программирование катастроф, проблем солвинг, компьютерные игры, предсказания футурологов, стресс-тесты сотрудников, захват праздников, дружба с нечеловеческими акторами, использование рандомных генераторов, коллективные мечтания?

Что, кроме научной фантастики, может формировать будущую повестку? Где можно подсмотреть или изобрести политически обоснованные методы производства будущего? Трейдерские техники, программирование катастроф, проблем солвинг, компьютерные игры, предсказания футурологов, стресс-тесты сотрудников, захват праздников, дружба с нечеловеческими акторами, использование рандомных генераторов, коллективные мечтания?

Что, кроме научной фантастики, может формировать будущую повестку? Где можно подсмотреть или изобрести политически обоснованные методы производства будущего? Трейдерские техники, программирование катастроф, проблем солвинг, компьютерные игры, предсказания футурологов, стресс-тесты сотрудников, захват праздников, дружба с нечеловеческими акторами, использование рандомных генераторов, коллективные мечтания?

Что, кроме научной фантастики, может формировать будущую повестку? Где можно подсмотреть или изобрести политически обоснованные методы производства будущего? Трейдерские техники, программирование катастроф, проблем солвинг, компьютерные игры, предсказания футурологов, стресс-тесты сотрудников, захват праздников, дружба с нечеловеческими акторами, использование рандомных генераторов, коллективные мечтания?

Спонтанная низовая альтернатива – явление, когда условный «пользователь» вдруг начинает использовать предоставляемые ему условия или услуги не по прямому, общепринятому примеру, а «придумывает» свой, например задние ряды кинотеатров для поцелуев или лекцию для развлечения, игры. Чаще всего это происходит в момент, когда среда вдруг становится холодной, скучной, чуждой или даже враждебной. К этому явлению можно отнести сквоты, паркур и тому подобные практики, когда люди «отвоевывают» у города, который их не принимает, свою территорию, превращая скорее его скучный «мертвый» мир в «живой», таким образом меняя его постепенно.Такого рода понятие может объединить достаточно различные явления, свойственные именно данному времени, начиная с возникновения рэдимэйда и заканчивая приведенными выше примерами. Феномен, свойственный именно эпохе постмодернизма с ее переоценкой всего уже существующего и попытками переоценить, переорганизовать все многочисленное «созданное», может быть полезен в анализе и прогнозировании новых стратегий и оценке предыдущей эпохи.

Спонтанная низовая альтернатива – явление, когда условный «пользователь» вдруг начинает использовать предоставляемые ему условия или услуги не по прямому, общепринятому примеру, а «придумывает» свой, например задние ряды кинотеатров для поцелуев или лекцию для развлечения, игры. Чаще всего это происходит в момент, когда среда вдруг становится холодной, скучной, чуждой или даже враждебной. К этому явлению можно отнести сквоты, паркур и тому подобные практики, когда люди «отвоевывают» у города, который их не принимает, свою территорию, превращая скорее его скучный «мертвый» мир в «живой», таким образом меняя его постепенно.Такого рода понятие может объединить достаточно различные явления, свойственные именно данному времени, начиная с возникновения рэдимэйда и заканчивая приведенными выше примерами. Феномен, свойственный именно эпохе постмодернизма с ее переоценкой всего уже существующего и попытками переоценить, переорганизовать все многочисленное «созданное», может быть полезен в анализе и прогнозировании новых стратегий и оценке предыдущей эпохи.

Спонтанная низовая альтернатива – явление, когда условный «пользователь» вдруг начинает использовать предоставляемые ему условия или услуги не по прямому, общепринятому примеру, а «придумывает» свой, например задние ряды кинотеатров для поцелуев или лекцию для развлечения, игры. Чаще всего это происходит в момент, когда среда вдруг становится холодной, скучной, чуждой или даже враждебной. К этому явлению можно отнести сквоты, паркур и тому подобные практики, когда люди «отвоевывают» у города, который их не принимает, свою территорию, превращая скорее его скучный «мертвый» мир в «живой», таким образом меняя его постепенно.Такого рода понятие может объединить достаточно различные явления, свойственные именно данному времени, начиная с возникновения рэдимэйда и заканчивая приведенными выше примерами. Феномен, свойственный именно эпохе постмодернизма с ее переоценкой всего уже существующего и попытками переоценить, переорганизовать все многочисленное «созданное», может быть полезен в анализе и прогнозировании новых стратегий и оценке предыдущей эпохи.

Спонтанная низовая альтернатива – явление, когда условный «пользователь» вдруг начинает использовать предоставляемые ему условия или услуги не по прямому, общепринятому примеру, а «придумывает» свой, например задние ряды кинотеатров для поцелуев или лекцию для развлечения, игры. Чаще всего это происходит в момент, когда среда вдруг становится холодной, скучной, чуждой или даже враждебной. К этому явлению можно отнести сквоты, паркур и тому подобные практики, когда люди «отвоевывают» у города, который их не принимает, свою территорию, превращая скорее его скучный «мертвый» мир в «живой», таким образом меняя его постепенно.Такого рода понятие может объединить достаточно различные явления, свойственные именно данному времени, начиная с возникновения рэдимэйда и заканчивая приведенными выше примерами. Феномен, свойственный именно эпохе постмодернизма с ее переоценкой всего уже существующего и попытками переоценить, переорганизовать все многочисленное «созданное», может быть полезен в анализе и прогнозировании новых стратегий и оценке предыдущей эпохи.

Спонтанная низовая альтернатива – явление, когда условный «пользователь» вдруг начинает использовать предоставляемые ему условия или услуги не по прямому, общепринятому примеру, а «придумывает» свой, например задние ряды кинотеатров для поцелуев или лекцию для развлечения, игры. Чаще всего это происходит в момент, когда среда вдруг становится холодной, скучной, чуждой или даже враждебной. К этому явлению можно отнести сквоты, паркур и тому подобные практики, когда люди «отвоевывают» у города, который их не принимает, свою территорию, превращая скорее его скучный «мертвый» мир в «живой», таким образом меняя его постепенно.Такого рода понятие может объединить достаточно различные явления, свойственные именно данному времени, начиная с возникновения рэдимэйда и заканчивая приведенными выше примерами. Феномен, свойственный именно эпохе постмодернизма с ее переоценкой всего уже существующего и попытками переоценить, переорганизовать все многочисленное «созданное», может быть полезен в анализе и прогнозировании новых стратегий и оценке предыдущей эпохи.

Спонтанная низовая альтернатива – явление, когда условный «пользователь» вдруг начинает использовать предоставляемые ему условия или услуги не по прямому, общепринятому примеру, а «придумывает» свой, например задние ряды кинотеатров для поцелуев или лекцию для развлечения, игры. Чаще всего это происходит в момент, когда среда вдруг становится холодной, скучной, чуждой или даже враждебной. К этому явлению можно отнести сквоты, паркур и тому подобные практики, когда люди «отвоевывают» у города, который их не принимает, свою территорию, превращая скорее его скучный «мертвый» мир в «живой», таким образом меняя его постепенно.Такого рода понятие может объединить достаточно различные явления, свойственные именно данному времени, начиная с возникновения рэдимэйда и заканчивая приведенными выше примерами. Феномен, свойственный именно эпохе постмодернизма с ее переоценкой всего уже существующего и попытками переоценить, переорганизовать все многочисленное «созданное», может быть полезен в анализе и прогнозировании новых стратегий и оценке предыдущей эпохи.

Спонтанная низовая альтернатива – явление, когда условный «пользователь» вдруг начинает использовать предоставляемые ему условия или услуги не по прямому, общепринятому примеру, а «придумывает» свой, например задние ряды кинотеатров для поцелуев или лекцию для развлечения, игры. Чаще всего это происходит в момент, когда среда вдруг становится холодной, скучной, чуждой или даже враждебной. К этому явлению можно отнести сквоты, паркур и тому подобные практики, когда люди «отвоевывают» у города, который их не принимает, свою территорию, превращая скорее его скучный «мертвый» мир в «живой», таким образом меняя его постепенно.Такого рода понятие может объединить достаточно различные явления, свойственные именно данному времени, начиная с возникновения рэдимэйда и заканчивая приведенными выше примерами. Феномен, свойственный именно эпохе постмодернизма с ее переоценкой всего уже существующего и попытками переоценить, переорганизовать все многочисленное «созданное», может быть полезен в анализе и прогнозировании новых стратегий и оценке предыдущей эпохи.

Спонтанная низовая альтернатива – явление, когда условный «пользователь» вдруг начинает использовать предоставляемые ему условия или услуги не по прямому, общепринятому примеру, а «придумывает» свой, например задние ряды кинотеатров для поцелуев или лекцию для развлечения, игры. Чаще всего это происходит в момент, когда среда вдруг становится холодной, скучной, чуждой или даже враждебной. К этому явлению можно отнести сквоты, паркур и тому подобные практики, когда люди «отвоевывают» у города, который их не принимает, свою территорию, превращая скорее его скучный «мертвый» мир в «живой», таким образом меняя его постепенно.Такого рода понятие может объединить достаточно различные явления, свойственные именно данному времени, начиная с возникновения рэдимэйда и заканчивая приведенными выше примерами. Феномен, свойственный именно эпохе постмодернизма с ее переоценкой всего уже существующего и попытками переоценить, переорганизовать все многочисленное «созданное», может быть полезен в анализе и прогнозировании новых стратегий и оценке предыдущей эпохи.

Спонтанная низовая альтернатива – явление, когда условный «пользователь» вдруг начинает использовать предоставляемые ему условия или услуги не по прямому, общепринятому примеру, а «придумывает» свой, например задние ряды кинотеатров для поцелуев или лекцию для развлечения, игры. Чаще всего это происходит в момент, когда среда вдруг становится холодной, скучной, чуждой или даже враждебной. К этому явлению можно отнести сквоты, паркур и тому подобные практики, когда люди «отвоевывают» у города, который их не принимает, свою территорию, превращая скорее его скучный «мертвый» мир в «живой», таким образом меняя его постепенно.Такого рода понятие может объединить достаточно различные явления, свойственные именно данному времени, начиная с возникновения рэдимэйда и заканчивая приведенными выше примерами. Феномен, свойственный именно эпохе постмодернизма с ее переоценкой всего уже существующего и попытками переоценить, переорганизовать все многочисленное «созданное», может быть полезен в анализе и прогнозировании новых стратегий и оценке предыдущей эпохи.

Спонтанная низовая альтернатива – явление, когда условный «пользователь» вдруг начинает использовать предоставляемые ему условия или услуги не по прямому, общепринятому примеру, а «придумывает» свой, например задние ряды кинотеатров для поцелуев или лекцию для развлечения, игры. Чаще всего это происходит в момент, когда среда вдруг становится холодной, скучной, чуждой или даже враждебной. К этому явлению можно отнести сквоты, паркур и тому подобные практики, когда люди «отвоевывают» у города, который их не принимает, свою территорию, превращая скорее его скучный «мертвый» мир в «живой», таким образом меняя его постепенно.Такого рода понятие может объединить достаточно различные явления, свойственные именно данному времени, начиная с возникновения рэдимэйда и заканчивая приведенными выше примерами. Феномен, свойственный именно эпохе постмодернизма с ее переоценкой всего уже существующего и попытками переоценить, переорганизовать все многочисленное «созданное», может быть полезен в анализе и прогнозировании новых стратегий и оценке предыдущей эпохи.

Спонтанная низовая альтернатива – явление, когда условный «пользователь» вдруг начинает использовать предоставляемые ему условия или услуги не по прямому, общепринятому примеру, а «придумывает» свой, например задние ряды кинотеатров для поцелуев или лекцию для развлечения, игры. Чаще всего это происходит в момент, когда среда вдруг становится холодной, скучной, чуждой или даже враждебной. К этому явлению можно отнести сквоты, паркур и тому подобные практики, когда люди «отвоевывают» у города, который их не принимает, свою территорию, превращая скорее его скучный «мертвый» мир в «живой», таким образом меняя его постепенно.Такого рода понятие может объединить достаточно различные явления, свойственные именно данному времени, начиная с возникновения рэдимэйда и заканчивая приведенными выше примерами. Феномен, свойственный именно эпохе постмодернизма с ее переоценкой всего уже существующего и попытками переоценить, переорганизовать все многочисленное «созданное», может быть полезен в анализе и прогнозировании новых стратегий и оценке предыдущей эпохи.

Спонтанная низовая альтернатива – явление, когда условный «пользователь» вдруг начинает использовать предоставляемые ему условия или услуги не по прямому, общепринятому примеру, а «придумывает» свой, например задние ряды кинотеатров для поцелуев или лекцию для развлечения, игры. Чаще всего это происходит в момент, когда среда вдруг становится холодной, скучной, чуждой или даже враждебной. К этому явлению можно отнести сквоты, паркур и тому подобные практики, когда люди «отвоевывают» у города, который их не принимает, свою территорию, превращая скорее его скучный «мертвый» мир в «живой», таким образом меняя его постепенно.Такого рода понятие может объединить достаточно различные явления, свойственные именно данному времени, начиная с возникновения рэдимэйда и заканчивая приведенными выше примерами. Феномен, свойственный именно эпохе постмодернизма с ее переоценкой всего уже существующего и попытками переоценить, переорганизовать все многочисленное «созданное», может быть полезен в анализе и прогнозировании новых стратегий и оценке предыдущей эпохи.

Интерес к изменениям тела в связи с занятием спортом. Попав в спортзал впервые или после долгого перерыва, человек может быть слегка фрустрирован, обнаружив свое тело слабым и неуклюжим. Со временем тело превращается из непослушной рухляди в источник наслаждения. Наблюдая за собой как бы со стороны, отмечая позитивные изменения, человек, занимающийся спортом, испытывает удовлетворение. Наслаждаться собственным телом можно как непосредственно ощущая его силу и гибкость, так и наблюдая свое сексапильное отражение, приняв удачную позу, и представляя восхищенный взгляд потенциального Зрителя, который постоянно следит и отмечает успехи. Несмотря на то, что мотивация заниматься спортом может быть абсолютно не связана с нарциссическими побуждениями, созерцание красоты собственного тела доставляет немыслимое удовольствие. Таким образом можно заключить, что спортивный интерес нераздельно связан с Другим и с наслаждением. Зритель – Другой внутри себя. Взгляд его это вывернутый изнутри себя взгляд на себя самое.

Интерес к изменениям тела в связи с занятием спортом. Попав в спортзал впервые или после долгого перерыва, человек может быть слегка фрустрирован, обнаружив свое тело слабым и неуклюжим. Со временем тело превращается из непослушной рухляди в источник наслаждения. Наблюдая за собой как бы со стороны, отмечая позитивные изменения, человек, занимающийся спортом, испытывает удовлетворение. Наслаждаться собственным телом можно как непосредственно ощущая его силу и гибкость, так и наблюдая свое сексапильное отражение, приняв удачную позу, и представляя восхищенный взгляд потенциального Зрителя, который постоянно следит и отмечает успехи. Несмотря на то, что мотивация заниматься спортом может быть абсолютно не связана с нарциссическими побуждениями, созерцание красоты собственного тела доставляет немыслимое удовольствие. Таким образом можно заключить, что спортивный интерес нераздельно связан с Другим и с наслаждением. Зритель – Другой внутри себя. Взгляд его это вывернутый изнутри себя взгляд на себя самое.

Интерес к изменениям тела в связи с занятием спортом. Попав в спортзал впервые или после долгого перерыва, человек может быть слегка фрустрирован, обнаружив свое тело слабым и неуклюжим. Со временем тело превращается из непослушной рухляди в источник наслаждения. Наблюдая за собой как бы со стороны, отмечая позитивные изменения, человек, занимающийся спортом, испытывает удовлетворение. Наслаждаться собственным телом можно как непосредственно ощущая его силу и гибкость, так и наблюдая свое сексапильное отражение, приняв удачную позу, и представляя восхищенный взгляд потенциального Зрителя, который постоянно следит и отмечает успехи. Несмотря на то, что мотивация заниматься спортом может быть абсолютно не связана с нарциссическими побуждениями, созерцание красоты собственного тела доставляет немыслимое удовольствие. Таким образом можно заключить, что спортивный интерес нераздельно связан с Другим и с наслаждением. Зритель – Другой внутри себя. Взгляд его это вывернутый изнутри себя взгляд на себя самое.

Интерес к изменениям тела в связи с занятием спортом. Попав в спортзал впервые или после долгого перерыва, человек может быть слегка фрустрирован, обнаружив свое тело слабым и неуклюжим. Со временем тело превращается из непослушной рухляди в источник наслаждения. Наблюдая за собой как бы со стороны, отмечая позитивные изменения, человек, занимающийся спортом, испытывает удовлетворение. Наслаждаться собственным телом можно как непосредственно ощущая его силу и гибкость, так и наблюдая свое сексапильное отражение, приняв удачную позу, и представляя восхищенный взгляд потенциального Зрителя, который постоянно следит и отмечает успехи. Несмотря на то, что мотивация заниматься спортом может быть абсолютно не связана с нарциссическими побуждениями, созерцание красоты собственного тела доставляет немыслимое удовольствие. Таким образом можно заключить, что спортивный интерес нераздельно связан с Другим и с наслаждением. Зритель – Другой внутри себя. Взгляд его это вывернутый изнутри себя взгляд на себя самое.

Интерес к изменениям тела в связи с занятием спортом. Попав в спортзал впервые или после долгого перерыва, человек может быть слегка фрустрирован, обнаружив свое тело слабым и неуклюжим. Со временем тело превращается из непослушной рухляди в источник наслаждения. Наблюдая за собой как бы со стороны, отмечая позитивные изменения, человек, занимающийся спортом, испытывает удовлетворение. Наслаждаться собственным телом можно как непосредственно ощущая его силу и гибкость, так и наблюдая свое сексапильное отражение, приняв удачную позу, и представляя восхищенный взгляд потенциального Зрителя, который постоянно следит и отмечает успехи. Несмотря на то, что мотивация заниматься спортом может быть абсолютно не связана с нарциссическими побуждениями, созерцание красоты собственного тела доставляет немыслимое удовольствие. Таким образом можно заключить, что спортивный интерес нераздельно связан с Другим и с наслаждением. Зритель – Другой внутри себя. Взгляд его это вывернутый изнутри себя взгляд на себя самое.

Интерес к изменениям тела в связи с занятием спортом. Попав в спортзал впервые или после долгого перерыва, человек может быть слегка фрустрирован, обнаружив свое тело слабым и неуклюжим. Со временем тело превращается из непослушной рухляди в источник наслаждения. Наблюдая за собой как бы со стороны, отмечая позитивные изменения, человек, занимающийся спортом, испытывает удовлетворение. Наслаждаться собственным телом можно как непосредственно ощущая его силу и гибкость, так и наблюдая свое сексапильное отражение, приняв удачную позу, и представляя восхищенный взгляд потенциального Зрителя, который постоянно следит и отмечает успехи. Несмотря на то, что мотивация заниматься спортом может быть абсолютно не связана с нарциссическими побуждениями, созерцание красоты собственного тела доставляет немыслимое удовольствие. Таким образом можно заключить, что спортивный интерес нераздельно связан с Другим и с наслаждением. Зритель – Другой внутри себя. Взгляд его это вывернутый изнутри себя взгляд на себя самое.

Интерес к изменениям тела в связи с занятием спортом. Попав в спортзал впервые или после долгого перерыва, человек может быть слегка фрустрирован, обнаружив свое тело слабым и неуклюжим. Со временем тело превращается из непослушной рухляди в источник наслаждения. Наблюдая за собой как бы со стороны, отмечая позитивные изменения, человек, занимающийся спортом, испытывает удовлетворение. Наслаждаться собственным телом можно как непосредственно ощущая его силу и гибкость, так и наблюдая свое сексапильное отражение, приняв удачную позу, и представляя восхищенный взгляд потенциального Зрителя, который постоянно следит и отмечает успехи. Несмотря на то, что мотивация заниматься спортом может быть абсолютно не связана с нарциссическими побуждениями, созерцание красоты собственного тела доставляет немыслимое удовольствие. Таким образом можно заключить, что спортивный интерес нераздельно связан с Другим и с наслаждением. Зритель – Другой внутри себя. Взгляд его это вывернутый изнутри себя взгляд на себя самое.

Интерес к изменениям тела в связи с занятием спортом. Попав в спортзал впервые или после долгого перерыва, человек может быть слегка фрустрирован, обнаружив свое тело слабым и неуклюжим. Со временем тело превращается из непослушной рухляди в источник наслаждения. Наблюдая за собой как бы со стороны, отмечая позитивные изменения, человек, занимающийся спортом, испытывает удовлетворение. Наслаждаться собственным телом можно как непосредственно ощущая его силу и гибкость, так и наблюдая свое сексапильное отражение, приняв удачную позу, и представляя восхищенный взгляд потенциального Зрителя, который постоянно следит и отмечает успехи. Несмотря на то, что мотивация заниматься спортом может быть абсолютно не связана с нарциссическими побуждениями, созерцание красоты собственного тела доставляет немыслимое удовольствие. Таким образом можно заключить, что спортивный интерес нераздельно связан с Другим и с наслаждением. Зритель – Другой внутри себя. Взгляд его это вывернутый изнутри себя взгляд на себя самое.

Интерес к изменениям тела в связи с занятием спортом. Попав в спортзал впервые или после долгого перерыва, человек может быть слегка фрустрирован, обнаружив свое тело слабым и неуклюжим. Со временем тело превращается из непослушной рухляди в источник наслаждения. Наблюдая за собой как бы со стороны, отмечая позитивные изменения, человек, занимающийся спортом, испытывает удовлетворение. Наслаждаться собственным телом можно как непосредственно ощущая его силу и гибкость, так и наблюдая свое сексапильное отражение, приняв удачную позу, и представляя восхищенный взгляд потенциального Зрителя, который постоянно следит и отмечает успехи. Несмотря на то, что мотивация заниматься спортом может быть абсолютно не связана с нарциссическими побуждениями, созерцание красоты собственного тела доставляет немыслимое удовольствие. Таким образом можно заключить, что спортивный интерес нераздельно связан с Другим и с наслаждением. Зритель – Другой внутри себя. Взгляд его это вывернутый изнутри себя взгляд на себя самое.

Интерес к изменениям тела в связи с занятием спортом. Попав в спортзал впервые или после долгого перерыва, человек может быть слегка фрустрирован, обнаружив свое тело слабым и неуклюжим. Со временем тело превращается из непослушной рухляди в источник наслаждения. Наблюдая за собой как бы со стороны, отмечая позитивные изменения, человек, занимающийся спортом, испытывает удовлетворение. Наслаждаться собственным телом можно как непосредственно ощущая его силу и гибкость, так и наблюдая свое сексапильное отражение, приняв удачную позу, и представляя восхищенный взгляд потенциального Зрителя, который постоянно следит и отмечает успехи. Несмотря на то, что мотивация заниматься спортом может быть абсолютно не связана с нарциссическими побуждениями, созерцание красоты собственного тела доставляет немыслимое удовольствие. Таким образом можно заключить, что спортивный интерес нераздельно связан с Другим и с наслаждением. Зритель – Другой внутри себя. Взгляд его это вывернутый изнутри себя взгляд на себя самое.

Интерес к изменениям тела в связи с занятием спортом. Попав в спортзал впервые или после долгого перерыва, человек может быть слегка фрустрирован, обнаружив свое тело слабым и неуклюжим. Со временем тело превращается из непослушной рухляди в источник наслаждения. Наблюдая за собой как бы со стороны, отмечая позитивные изменения, человек, занимающийся спортом, испытывает удовлетворение. Наслаждаться собственным телом можно как непосредственно ощущая его силу и гибкость, так и наблюдая свое сексапильное отражение, приняв удачную позу, и представляя восхищенный взгляд потенциального Зрителя, который постоянно следит и отмечает успехи. Несмотря на то, что мотивация заниматься спортом может быть абсолютно не связана с нарциссическими побуждениями, созерцание красоты собственного тела доставляет немыслимое удовольствие. Таким образом можно заключить, что спортивный интерес нераздельно связан с Другим и с наслаждением. Зритель – Другой внутри себя. Взгляд его это вывернутый изнутри себя взгляд на себя самое.

Интерес к изменениям тела в связи с занятием спортом. Попав в спортзал впервые или после долгого перерыва, человек может быть слегка фрустрирован, обнаружив свое тело слабым и неуклюжим. Со временем тело превращается из непослушной рухляди в источник наслаждения. Наблюдая за собой как бы со стороны, отмечая позитивные изменения, человек, занимающийся спортом, испытывает удовлетворение. Наслаждаться собственным телом можно как непосредственно ощущая его силу и гибкость, так и наблюдая свое сексапильное отражение, приняв удачную позу, и представляя восхищенный взгляд потенциального Зрителя, который постоянно следит и отмечает успехи. Несмотря на то, что мотивация заниматься спортом может быть абсолютно не связана с нарциссическими побуждениями, созерцание красоты собственного тела доставляет немыслимое удовольствие. Таким образом можно заключить, что спортивный интерес нераздельно связан с Другим и с наслаждением. Зритель – Другой внутри себя. Взгляд его это вывернутый изнутри себя взгляд на себя самое.

Террор некровного родства, понимаемый как практика, процесс перекодирования, направленный одновременно вовнутрь и вовне коллектива, субъекта, сообщества, сети. Символический жест, спекулятивно разворачивающийся из будущего и через перформанс коллектива обретающий свою материальность.

Развернутый вовнутрь — это ответ на вопрос, как оседлать корпоративное «мы» так, чтобы после увольнения не было нестерпимо больно (практики «де-мы-фикации»). Одновременно с этим в ситуации, когда дружеские сети переплетаются с профессиональными, когда аффективность — это наше средство производства, некровное родство — это противоядие от профессионального провала, который переходит в личную обиду.

Развернутый вовне — это способ воплощения желаний, обездвиживание врага сестринским поцелуем, это притемнение-приглушение пронизывающих нас режимов прозрачности.

Террор некровного родства, понимаемый как практика, процесс перекодирования, направленный одновременно вовнутрь и вовне коллектива, субъекта, сообщества, сети. Символический жест, спекулятивно разворачивающийся из будущего и через перформанс коллектива обретающий свою материальность.

Развернутый вовнутрь — это ответ на вопрос, как оседлать корпоративное «мы» так, чтобы после увольнения не было нестерпимо больно (практики «де-мы-фикации»). Одновременно с этим в ситуации, когда дружеские сети переплетаются с профессиональными, когда аффективность — это наше средство производства, некровное родство — это противоядие от профессионального провала, который переходит в личную обиду.

Развернутый вовне — это способ воплощения желаний, обездвиживание врага сестринским поцелуем, это притемнение-приглушение пронизывающих нас режимов прозрачности.

Террор некровного родства, понимаемый как практика, процесс перекодирования, направленный одновременно вовнутрь и вовне коллектива, субъекта, сообщества, сети. Символический жест, спекулятивно разворачивающийся из будущего и через перформанс коллектива обретающий свою материальность.

Развернутый вовнутрь — это ответ на вопрос, как оседлать корпоративное «мы» так, чтобы после увольнения не было нестерпимо больно (практики «де-мы-фикации»). Одновременно с этим в ситуации, когда дружеские сети переплетаются с профессиональными, когда аффективность — это наше средство производства, некровное родство — это противоядие от профессионального провала, который переходит в личную обиду.

Развернутый вовне — это способ воплощения желаний, обездвиживание врага сестринским поцелуем, это притемнение-приглушение пронизывающих нас режимов прозрачности.

Террор некровного родства, понимаемый как практика, процесс перекодирования, направленный одновременно вовнутрь и вовне коллектива, субъекта, сообщества, сети. Символический жест, спекулятивно разворачивающийся из будущего и через перформанс коллектива обретающий свою материальность.

Развернутый вовнутрь — это ответ на вопрос, как оседлать корпоративное «мы» так, чтобы после увольнения не было нестерпимо больно (практики «де-мы-фикации»). Одновременно с этим в ситуации, когда дружеские сети переплетаются с профессиональными, когда аффективность — это наше средство производства, некровное родство — это противоядие от профессионального провала, который переходит в личную обиду.

Развернутый вовне — это способ воплощения желаний, обездвиживание врага сестринским поцелуем, это притемнение-приглушение пронизывающих нас режимов прозрачности.

Террор некровного родства, понимаемый как практика, процесс перекодирования, направленный одновременно вовнутрь и вовне коллектива, субъекта, сообщества, сети. Символический жест, спекулятивно разворачивающийся из будущего и через перформанс коллектива обретающий свою материальность.

Развернутый вовнутрь — это ответ на вопрос, как оседлать корпоративное «мы» так, чтобы после увольнения не было нестерпимо больно (практики «де-мы-фикации»). Одновременно с этим в ситуации, когда дружеские сети переплетаются с профессиональными, когда аффективность — это наше средство производства, некровное родство — это противоядие от профессионального провала, который переходит в личную обиду.

Развернутый вовне — это способ воплощения желаний, обездвиживание врага сестринским поцелуем, это притемнение-приглушение пронизывающих нас режимов прозрачности.

Террор некровного родства, понимаемый как практика, процесс перекодирования, направленный одновременно вовнутрь и вовне коллектива, субъекта, сообщества, сети. Символический жест, спекулятивно разворачивающийся из будущего и через перформанс коллектива обретающий свою материальность.

Развернутый вовнутрь — это ответ на вопрос, как оседлать корпоративное «мы» так, чтобы после увольнения не было нестерпимо больно (практики «де-мы-фикации»). Одновременно с этим в ситуации, когда дружеские сети переплетаются с профессиональными, когда аффективность — это наше средство производства, некровное родство — это противоядие от профессионального провала, который переходит в личную обиду.

Развернутый вовне — это способ воплощения желаний, обездвиживание врага сестринским поцелуем, это притемнение-приглушение пронизывающих нас режимов прозрачности.

Террор некровного родства, понимаемый как практика, процесс перекодирования, направленный одновременно вовнутрь и вовне коллектива, субъекта, сообщества, сети. Символический жест, спекулятивно разворачивающийся из будущего и через перформанс коллектива обретающий свою материальность.

Развернутый вовнутрь — это ответ на вопрос, как оседлать корпоративное «мы» так, чтобы после увольнения не было нестерпимо больно (практики «де-мы-фикации»). Одновременно с этим в ситуации, когда дружеские сети переплетаются с профессиональными, когда аффективность — это наше средство производства, некровное родство — это противоядие от профессионального провала, который переходит в личную обиду.

Развернутый вовне — это способ воплощения желаний, обездвиживание врага сестринским поцелуем, это притемнение-приглушение пронизывающих нас режимов прозрачности.

Террор некровного родства, понимаемый как практика, процесс перекодирования, направленный одновременно вовнутрь и вовне коллектива, субъекта, сообщества, сети. Символический жест, спекулятивно разворачивающийся из будущего и через перформанс коллектива обретающий свою материальность.

Развернутый вовнутрь — это ответ на вопрос, как оседлать корпоративное «мы» так, чтобы после увольнения не было нестерпимо больно (практики «де-мы-фикации»). Одновременно с этим в ситуации, когда дружеские сети переплетаются с профессиональными, когда аффективность — это наше средство производства, некровное родство — это противоядие от профессионального провала, который переходит в личную обиду.

Развернутый вовне — это способ воплощения желаний, обездвиживание врага сестринским поцелуем, это притемнение-приглушение пронизывающих нас режимов прозрачности.

Террор некровного родства, понимаемый как практика, процесс перекодирования, направленный одновременно вовнутрь и вовне коллектива, субъекта, сообщества, сети. Символический жест, спекулятивно разворачивающийся из будущего и через перформанс коллектива обретающий свою материальность.

Развернутый вовнутрь — это ответ на вопрос, как оседлать корпоративное «мы» так, чтобы после увольнения не было нестерпимо больно (практики «де-мы-фикации»). Одновременно с этим в ситуации, когда дружеские сети переплетаются с профессиональными, когда аффективность — это наше средство производства, некровное родство — это противоядие от профессионального провала, который переходит в личную обиду.

Развернутый вовне — это способ воплощения желаний, обездвиживание врага сестринским поцелуем, это притемнение-приглушение пронизывающих нас режимов прозрачности.

Террор некровного родства, понимаемый как практика, процесс перекодирования, направленный одновременно вовнутрь и вовне коллектива, субъекта, сообщества, сети. Символический жест, спекулятивно разворачивающийся из будущего и через перформанс коллектива обретающий свою материальность.

Развернутый вовнутрь — это ответ на вопрос, как оседлать корпоративное «мы» так, чтобы после увольнения не было нестерпимо больно (практики «де-мы-фикации»). Одновременно с этим в ситуации, когда дружеские сети переплетаются с профессиональными, когда аффективность — это наше средство производства, некровное родство — это противоядие от профессионального провала, который переходит в личную обиду.

Развернутый вовне — это способ воплощения желаний, обездвиживание врага сестринским поцелуем, это притемнение-приглушение пронизывающих нас режимов прозрачности.

Террор некровного родства, понимаемый как практика, процесс перекодирования, направленный одновременно вовнутрь и вовне коллектива, субъекта, сообщества, сети. Символический жест, спекулятивно разворачивающийся из будущего и через перформанс коллектива обретающий свою материальность.

Развернутый вовнутрь — это ответ на вопрос, как оседлать корпоративное «мы» так, чтобы после увольнения не было нестерпимо больно (практики «де-мы-фикации»). Одновременно с этим в ситуации, когда дружеские сети переплетаются с профессиональными, когда аффективность — это наше средство производства, некровное родство — это противоядие от профессионального провала, который переходит в личную обиду.

Развернутый вовне — это способ воплощения желаний, обездвиживание врага сестринским поцелуем, это притемнение-приглушение пронизывающих нас режимов прозрачности.

Террор некровного родства, понимаемый как практика, процесс перекодирования, направленный одновременно вовнутрь и вовне коллектива, субъекта, сообщества, сети. Символический жест, спекулятивно разворачивающийся из будущего и через перформанс коллектива обретающий свою материальность.

Развернутый вовнутрь — это ответ на вопрос, как оседлать корпоративное «мы» так, чтобы после увольнения не было нестерпимо больно (практики «де-мы-фикации»). Одновременно с этим в ситуации, когда дружеские сети переплетаются с профессиональными, когда аффективность — это наше средство производства, некровное родство — это противоядие от профессионального провала, который переходит в личную обиду.

Развернутый вовне — это способ воплощения желаний, обездвиживание врага сестринским поцелуем, это притемнение-приглушение пронизывающих нас режимов прозрачности.

ДОКУМЕНТ РАДИКАЛЬНОЙ ЛИРИКИ

У У У У У У У У У У У У У У У У У
У                               У
У  Луна вооружена               У
У  Ход на зов черной тоски      У
У  Будь тем – не знаю кем       У
У  Животное ополчение           У
У  Свист в ушах – грудная буря  У
У  Не пойман – не волк          У
У  Трепет струн поющей души     У 
У  Сердце не на месте           У
У                               У
У У У У У У У У У У У У У У У У У

ДОКУМЕНТ РАДИКАЛЬНОЙ ЛИРИКИ

У У У У У У У У У У У У У У У У У
У                               У
У  Луна вооружена               У
У  Ход на зов черной тоски      У
У  Будь тем – не знаю кем       У
У  Животное ополчение           У
У  Свист в ушах – грудная буря  У
У  Не пойман – не волк          У
У  Трепет струн поющей души     У 
У  Сердце не на месте           У
У                               У
У У У У У У У У У У У У У У У У У

ДОКУМЕНТ РАДИКАЛЬНОЙ ЛИРИКИ

У У У У У У У У У У У У У У У У У
У                               У
У  Луна вооружена               У
У  Ход на зов черной тоски      У
У  Будь тем – не знаю кем       У
У  Животное ополчение           У
У  Свист в ушах – грудная буря  У
У  Не пойман – не волк          У
У  Трепет струн поющей души     У 
У  Сердце не на месте           У
У                               У
У У У У У У У У У У У У У У У У У

ДОКУМЕНТ РАДИКАЛЬНОЙ ЛИРИКИ

У У У У У У У У У У У У У У У У У
У                               У
У  Луна вооружена               У
У  Ход на зов черной тоски      У
У  Будь тем – не знаю кем       У
У  Животное ополчение           У
У  Свист в ушах – грудная буря  У
У  Не пойман – не волк          У
У  Трепет струн поющей души     У 
У  Сердце не на месте           У
У                               У
У У У У У У У У У У У У У У У У У

ДОКУМЕНТ РАДИКАЛЬНОЙ ЛИРИКИ

У У У У У У У У У У У У У У У У У
У                               У
У  Луна вооружена               У
У  Ход на зов черной тоски      У
У  Будь тем – не знаю кем       У
У  Животное ополчение           У
У  Свист в ушах – грудная буря  У
У  Не пойман – не волк          У
У  Трепет струн поющей души     У 
У  Сердце не на месте           У
У                               У
У У У У У У У У У У У У У У У У У

ДОКУМЕНТ РАДИКАЛЬНОЙ ЛИРИКИ

У У У У У У У У У У У У У У У У У
У                               У
У  Луна вооружена               У
У  Ход на зов черной тоски      У
У  Будь тем – не знаю кем       У
У  Животное ополчение           У
У  Свист в ушах – грудная буря  У
У  Не пойман – не волк          У
У  Трепет струн поющей души     У 
У  Сердце не на месте           У
У                               У
У У У У У У У У У У У У У У У У У

ДОКУМЕНТ РАДИКАЛЬНОЙ ЛИРИКИ

У У У У У У У У У У У У У У У У У
У                               У
У  Луна вооружена               У
У  Ход на зов черной тоски      У
У  Будь тем – не знаю кем       У
У  Животное ополчение           У
У  Свист в ушах – грудная буря  У
У  Не пойман – не волк          У
У  Трепет струн поющей души     У 
У  Сердце не на месте           У
У                               У
У У У У У У У У У У У У У У У У У

ДОКУМЕНТ РАДИКАЛЬНОЙ ЛИРИКИ

У У У У У У У У У У У У У У У У У
У                               У
У  Луна вооружена               У
У  Ход на зов черной тоски      У
У  Будь тем – не знаю кем       У
У  Животное ополчение           У
У  Свист в ушах – грудная буря  У
У  Не пойман – не волк          У
У  Трепет струн поющей души     У 
У  Сердце не на месте           У
У                               У
У У У У У У У У У У У У У У У У У

ДОКУМЕНТ РАДИКАЛЬНОЙ ЛИРИКИ

У У У У У У У У У У У У У У У У У
У                               У
У  Луна вооружена               У
У  Ход на зов черной тоски      У
У  Будь тем – не знаю кем       У
У  Животное ополчение           У
У  Свист в ушах – грудная буря  У
У  Не пойман – не волк          У
У  Трепет струн поющей души     У 
У  Сердце не на месте           У
У                               У
У У У У У У У У У У У У У У У У У

ДОКУМЕНТ РАДИКАЛЬНОЙ ЛИРИКИ

У У У У У У У У У У У У У У У У У
У                               У
У  Луна вооружена               У
У  Ход на зов черной тоски      У
У  Будь тем – не знаю кем       У
У  Животное ополчение           У
У  Свист в ушах – грудная буря  У
У  Не пойман – не волк          У
У  Трепет струн поющей души     У 
У  Сердце не на месте           У
У                               У
У У У У У У У У У У У У У У У У У

ДОКУМЕНТ РАДИКАЛЬНОЙ ЛИРИКИ

У У У У У У У У У У У У У У У У У
У                               У
У  Луна вооружена               У
У  Ход на зов черной тоски      У
У  Будь тем – не знаю кем       У
У  Животное ополчение           У
У  Свист в ушах – грудная буря  У
У  Не пойман – не волк          У
У  Трепет струн поющей души     У 
У  Сердце не на месте           У
У                               У
У У У У У У У У У У У У У У У У У

ДОКУМЕНТ РАДИКАЛЬНОЙ ЛИРИКИ

У У У У У У У У У У У У У У У У У
У                               У
У  Луна вооружена               У
У  Ход на зов черной тоски      У
У  Будь тем – не знаю кем       У
У  Животное ополчение           У
У  Свист в ушах – грудная буря  У
У  Не пойман – не волк          У
У  Трепет струн поющей души     У 
У  Сердце не на месте           У
У                               У
У У У У У У У У У У У У У У У У У

1. Принимали ли вы вещества, чтобы повлиять на свое состояние во время работы или отдыха? С какими чувствами связан этот опыт: эйфорией, депрессией, другими сильными или слабыми чувствами? Опишите, как менялось ваше восприятие собственного тела и моторные функции до и после приема. Опишите, как вы чувствовали себя внутри группы людей до и после приема стимулятора. Мы приглашаем присмотреться к своим неврозам, болезням и наслаждениям, которые вы разделяете с другими, через которые вы социализируетесь, и которые, напротив, выталкивают вас из групп. Отвечают ли они современной капиталистической формации? Какие вещества их питают / подавляют? Какова их фармакодинамика?

Авторы: рабочая группа РБОБ

2. Рецептура, нотация, телa и движение отношений и веществ, создающих и поддерживающих аффекты. Фармахореография масштабирует в сопоставлении мизансцену, проникающую от молекулярных нейропередатчиков через уровень мужсубъективности к планетарной политэкономии эпистем, производственных средств, владений и логистических цепочек субстанций аффекта.

Автор: Егор Софронов

1. Принимали ли вы вещества, чтобы повлиять на свое состояние во время работы или отдыха? С какими чувствами связан этот опыт: эйфорией, депрессией, другими сильными или слабыми чувствами? Опишите, как менялось ваше восприятие собственного тела и моторные функции до и после приема. Опишите, как вы чувствовали себя внутри группы людей до и после приема стимулятора. Мы приглашаем присмотреться к своим неврозам, болезням и наслаждениям, которые вы разделяете с другими, через которые вы социализируетесь, и которые, напротив, выталкивают вас из групп. Отвечают ли они современной капиталистической формации? Какие вещества их питают / подавляют? Какова их фармакодинамика?

Авторы: рабочая группа РБОБ

2. Рецептура, нотация, телa и движение отношений и веществ, создающих и поддерживающих аффекты. Фармахореография масштабирует в сопоставлении мизансцену, проникающую от молекулярных нейропередатчиков через уровень мужсубъективности к планетарной политэкономии эпистем, производственных средств, владений и логистических цепочек субстанций аффекта.

Автор: Егор Софронов

1. Принимали ли вы вещества, чтобы повлиять на свое состояние во время работы или отдыха? С какими чувствами связан этот опыт: эйфорией, депрессией, другими сильными или слабыми чувствами? Опишите, как менялось ваше восприятие собственного тела и моторные функции до и после приема. Опишите, как вы чувствовали себя внутри группы людей до и после приема стимулятора. Мы приглашаем присмотреться к своим неврозам, болезням и наслаждениям, которые вы разделяете с другими, через которые вы социализируетесь, и которые, напротив, выталкивают вас из групп. Отвечают ли они современной капиталистической формации? Какие вещества их питают / подавляют? Какова их фармакодинамика?

Авторы: рабочая группа РБОБ

2. Рецептура, нотация, телa и движение отношений и веществ, создающих и поддерживающих аффекты. Фармахореография масштабирует в сопоставлении мизансцену, проникающую от молекулярных нейропередатчиков через уровень мужсубъективности к планетарной политэкономии эпистем, производственных средств, владений и логистических цепочек субстанций аффекта.

Автор: Егор Софронов

1. Принимали ли вы вещества, чтобы повлиять на свое состояние во время работы или отдыха? С какими чувствами связан этот опыт: эйфорией, депрессией, другими сильными или слабыми чувствами? Опишите, как менялось ваше восприятие собственного тела и моторные функции до и после приема. Опишите, как вы чувствовали себя внутри группы людей до и после приема стимулятора. Мы приглашаем присмотреться к своим неврозам, болезням и наслаждениям, которые вы разделяете с другими, через которые вы социализируетесь, и которые, напротив, выталкивают вас из групп. Отвечают ли они современной капиталистической формации? Какие вещества их питают / подавляют? Какова их фармакодинамика?

Авторы: рабочая группа РБОБ

2. Рецептура, нотация, телa и движение отношений и веществ, создающих и поддерживающих аффекты. Фармахореография масштабирует в сопоставлении мизансцену, проникающую от молекулярных нейропередатчиков через уровень мужсубъективности к планетарной политэкономии эпистем, производственных средств, владений и логистических цепочек субстанций аффекта.

Автор: Егор Софронов

1. Принимали ли вы вещества, чтобы повлиять на свое состояние во время работы или отдыха? С какими чувствами связан этот опыт: эйфорией, депрессией, другими сильными или слабыми чувствами? Опишите, как менялось ваше восприятие собственного тела и моторные функции до и после приема. Опишите, как вы чувствовали себя внутри группы людей до и после приема стимулятора. Мы приглашаем присмотреться к своим неврозам, болезням и наслаждениям, которые вы разделяете с другими, через которые вы социализируетесь, и которые, напротив, выталкивают вас из групп. Отвечают ли они современной капиталистической формации? Какие вещества их питают / подавляют? Какова их фармакодинамика?

Авторы: рабочая группа РБОБ

2. Рецептура, нотация, телa и движение отношений и веществ, создающих и поддерживающих аффекты. Фармахореография масштабирует в сопоставлении мизансцену, проникающую от молекулярных нейропередатчиков через уровень мужсубъективности к планетарной политэкономии эпистем, производственных средств, владений и логистических цепочек субстанций аффекта.

Автор: Егор Софронов

1. Принимали ли вы вещества, чтобы повлиять на свое состояние во время работы или отдыха? С какими чувствами связан этот опыт: эйфорией, депрессией, другими сильными или слабыми чувствами? Опишите, как менялось ваше восприятие собственного тела и моторные функции до и после приема. Опишите, как вы чувствовали себя внутри группы людей до и после приема стимулятора. Мы приглашаем присмотреться к своим неврозам, болезням и наслаждениям, которые вы разделяете с другими, через которые вы социализируетесь, и которые, напротив, выталкивают вас из групп. Отвечают ли они современной капиталистической формации? Какие вещества их питают / подавляют? Какова их фармакодинамика?

Авторы: рабочая группа РБОБ

2. Рецептура, нотация, телa и движение отношений и веществ, создающих и поддерживающих аффекты. Фармахореография масштабирует в сопоставлении мизансцену, проникающую от молекулярных нейропередатчиков через уровень мужсубъективности к планетарной политэкономии эпистем, производственных средств, владений и логистических цепочек субстанций аффекта.

Автор: Егор Софронов

1. Принимали ли вы вещества, чтобы повлиять на свое состояние во время работы или отдыха? С какими чувствами связан этот опыт: эйфорией, депрессией, другими сильными или слабыми чувствами? Опишите, как менялось ваше восприятие собственного тела и моторные функции до и после приема. Опишите, как вы чувствовали себя внутри группы людей до и после приема стимулятора. Мы приглашаем присмотреться к своим неврозам, болезням и наслаждениям, которые вы разделяете с другими, через которые вы социализируетесь, и которые, напротив, выталкивают вас из групп. Отвечают ли они современной капиталистической формации? Какие вещества их питают / подавляют? Какова их фармакодинамика?

Авторы: рабочая группа РБОБ

2. Рецептура, нотация, телa и движение отношений и веществ, создающих и поддерживающих аффекты. Фармахореография масштабирует в сопоставлении мизансцену, проникающую от молекулярных нейропередатчиков через уровень мужсубъективности к планетарной политэкономии эпистем, производственных средств, владений и логистических цепочек субстанций аффекта.

Автор: Егор Софронов

1. Принимали ли вы вещества, чтобы повлиять на свое состояние во время работы или отдыха? С какими чувствами связан этот опыт: эйфорией, депрессией, другими сильными или слабыми чувствами? Опишите, как менялось ваше восприятие собственного тела и моторные функции до и после приема. Опишите, как вы чувствовали себя внутри группы людей до и после приема стимулятора. Мы приглашаем присмотреться к своим неврозам, болезням и наслаждениям, которые вы разделяете с другими, через которые вы социализируетесь, и которые, напротив, выталкивают вас из групп. Отвечают ли они современной капиталистической формации? Какие вещества их питают / подавляют? Какова их фармакодинамика?

Авторы: рабочая группа РБОБ

2. Рецептура, нотация, телa и движение отношений и веществ, создающих и поддерживающих аффекты. Фармахореография масштабирует в сопоставлении мизансцену, проникающую от молекулярных нейропередатчиков через уровень мужсубъективности к планетарной политэкономии эпистем, производственных средств, владений и логистических цепочек субстанций аффекта.

Автор: Егор Софронов

1. Принимали ли вы вещества, чтобы повлиять на свое состояние во время работы или отдыха? С какими чувствами связан этот опыт: эйфорией, депрессией, другими сильными или слабыми чувствами? Опишите, как менялось ваше восприятие собственного тела и моторные функции до и после приема. Опишите, как вы чувствовали себя внутри группы людей до и после приема стимулятора. Мы приглашаем присмотреться к своим неврозам, болезням и наслаждениям, которые вы разделяете с другими, через которые вы социализируетесь, и которые, напротив, выталкивают вас из групп. Отвечают ли они современной капиталистической формации? Какие вещества их питают / подавляют? Какова их фармакодинамика?

Авторы: рабочая группа РБОБ

2. Рецептура, нотация, телa и движение отношений и веществ, создающих и поддерживающих аффекты. Фармахореография масштабирует в сопоставлении мизансцену, проникающую от молекулярных нейропередатчиков через уровень мужсубъективности к планетарной политэкономии эпистем, производственных средств, владений и логистических цепочек субстанций аффекта.

Автор: Егор Софронов

1. Принимали ли вы вещества, чтобы повлиять на свое состояние во время работы или отдыха? С какими чувствами связан этот опыт: эйфорией, депрессией, другими сильными или слабыми чувствами? Опишите, как менялось ваше восприятие собственного тела и моторные функции до и после приема. Опишите, как вы чувствовали себя внутри группы людей до и после приема стимулятора. Мы приглашаем присмотреться к своим неврозам, болезням и наслаждениям, которые вы разделяете с другими, через которые вы социализируетесь, и которые, напротив, выталкивают вас из групп. Отвечают ли они современной капиталистической формации? Какие вещества их питают / подавляют? Какова их фармакодинамика?

Авторы: рабочая группа РБОБ

2. Рецептура, нотация, телa и движение отношений и веществ, создающих и поддерживающих аффекты. Фармахореография масштабирует в сопоставлении мизансцену, проникающую от молекулярных нейропередатчиков через уровень мужсубъективности к планетарной политэкономии эпистем, производственных средств, владений и логистических цепочек субстанций аффекта.

Автор: Егор Софронов

1. Принимали ли вы вещества, чтобы повлиять на свое состояние во время работы или отдыха? С какими чувствами связан этот опыт: эйфорией, депрессией, другими сильными или слабыми чувствами? Опишите, как менялось ваше восприятие собственного тела и моторные функции до и после приема. Опишите, как вы чувствовали себя внутри группы людей до и после приема стимулятора. Мы приглашаем присмотреться к своим неврозам, болезням и наслаждениям, которые вы разделяете с другими, через которые вы социализируетесь, и которые, напротив, выталкивают вас из групп. Отвечают ли они современной капиталистической формации? Какие вещества их питают / подавляют? Какова их фармакодинамика?

Авторы: рабочая группа РБОБ

2. Рецептура, нотация, телa и движение отношений и веществ, создающих и поддерживающих аффекты. Фармахореография масштабирует в сопоставлении мизансцену, проникающую от молекулярных нейропередатчиков через уровень мужсубъективности к планетарной политэкономии эпистем, производственных средств, владений и логистических цепочек субстанций аффекта.

Автор: Егор Софронов

1. Принимали ли вы вещества, чтобы повлиять на свое состояние во время работы или отдыха? С какими чувствами связан этот опыт: эйфорией, депрессией, другими сильными или слабыми чувствами? Опишите, как менялось ваше восприятие собственного тела и моторные функции до и после приема. Опишите, как вы чувствовали себя внутри группы людей до и после приема стимулятора. Мы приглашаем присмотреться к своим неврозам, болезням и наслаждениям, которые вы разделяете с другими, через которые вы социализируетесь, и которые, напротив, выталкивают вас из групп. Отвечают ли они современной капиталистической формации? Какие вещества их питают / подавляют? Какова их фармакодинамика?

Авторы: рабочая группа РБОБ

2. Рецептура, нотация, телa и движение отношений и веществ, создающих и поддерживающих аффекты. Фармахореография масштабирует в сопоставлении мизансцену, проникающую от молекулярных нейропередатчиков через уровень мужсубъективности к планетарной политэкономии эпистем, производственных средств, владений и логистических цепочек субстанций аффекта.

Автор: Егор Софронов

Рабочие цифровых форм занятости. Пролетариат цифровой эпохи. Те, кто находится на подводных лодках компьютерной индустрии. Те, кто хранит тайны больших компаний и начинающих стартапов. Те, кто находится в дигитальных островах изоляции. Те, кого можно с легкостью заменить, выкинуть бейджик и забыть. Это невидимый бассейн человеческой силы, обеспечивающий работоспособность цифровой инфраструктуры.

Рабочие цифровых форм занятости. Пролетариат цифровой эпохи. Те, кто находится на подводных лодках компьютерной индустрии. Те, кто хранит тайны больших компаний и начинающих стартапов. Те, кто находится в дигитальных островах изоляции. Те, кого можно с легкостью заменить, выкинуть бейджик и забыть. Это невидимый бассейн человеческой силы, обеспечивающий работоспособность цифровой инфраструктуры.

Рабочие цифровых форм занятости. Пролетариат цифровой эпохи. Те, кто находится на подводных лодках компьютерной индустрии. Те, кто хранит тайны больших компаний и начинающих стартапов. Те, кто находится в дигитальных островах изоляции. Те, кого можно с легкостью заменить, выкинуть бейджик и забыть. Это невидимый бассейн человеческой силы, обеспечивающий работоспособность цифровой инфраструктуры.

Рабочие цифровых форм занятости. Пролетариат цифровой эпохи. Те, кто находится на подводных лодках компьютерной индустрии. Те, кто хранит тайны больших компаний и начинающих стартапов. Те, кто находится в дигитальных островах изоляции. Те, кого можно с легкостью заменить, выкинуть бейджик и забыть. Это невидимый бассейн человеческой силы, обеспечивающий работоспособность цифровой инфраструктуры.

Рабочие цифровых форм занятости. Пролетариат цифровой эпохи. Те, кто находится на подводных лодках компьютерной индустрии. Те, кто хранит тайны больших компаний и начинающих стартапов. Те, кто находится в дигитальных островах изоляции. Те, кого можно с легкостью заменить, выкинуть бейджик и забыть. Это невидимый бассейн человеческой силы, обеспечивающий работоспособность цифровой инфраструктуры.

Рабочие цифровых форм занятости. Пролетариат цифровой эпохи. Те, кто находится на подводных лодках компьютерной индустрии. Те, кто хранит тайны больших компаний и начинающих стартапов. Те, кто находится в дигитальных островах изоляции. Те, кого можно с легкостью заменить, выкинуть бейджик и забыть. Это невидимый бассейн человеческой силы, обеспечивающий работоспособность цифровой инфраструктуры.

Рабочие цифровых форм занятости. Пролетариат цифровой эпохи. Те, кто находится на подводных лодках компьютерной индустрии. Те, кто хранит тайны больших компаний и начинающих стартапов. Те, кто находится в дигитальных островах изоляции. Те, кого можно с легкостью заменить, выкинуть бейджик и забыть. Это невидимый бассейн человеческой силы, обеспечивающий работоспособность цифровой инфраструктуры.

Рабочие цифровых форм занятости. Пролетариат цифровой эпохи. Те, кто находится на подводных лодках компьютерной индустрии. Те, кто хранит тайны больших компаний и начинающих стартапов. Те, кто находится в дигитальных островах изоляции. Те, кого можно с легкостью заменить, выкинуть бейджик и забыть. Это невидимый бассейн человеческой силы, обеспечивающий работоспособность цифровой инфраструктуры.

Рабочие цифровых форм занятости. Пролетариат цифровой эпохи. Те, кто находится на подводных лодках компьютерной индустрии. Те, кто хранит тайны больших компаний и начинающих стартапов. Те, кто находится в дигитальных островах изоляции. Те, кого можно с легкостью заменить, выкинуть бейджик и забыть. Это невидимый бассейн человеческой силы, обеспечивающий работоспособность цифровой инфраструктуры.

Рабочие цифровых форм занятости. Пролетариат цифровой эпохи. Те, кто находится на подводных лодках компьютерной индустрии. Те, кто хранит тайны больших компаний и начинающих стартапов. Те, кто находится в дигитальных островах изоляции. Те, кого можно с легкостью заменить, выкинуть бейджик и забыть. Это невидимый бассейн человеческой силы, обеспечивающий работоспособность цифровой инфраструктуры.

Рабочие цифровых форм занятости. Пролетариат цифровой эпохи. Те, кто находится на подводных лодках компьютерной индустрии. Те, кто хранит тайны больших компаний и начинающих стартапов. Те, кто находится в дигитальных островах изоляции. Те, кого можно с легкостью заменить, выкинуть бейджик и забыть. Это невидимый бассейн человеческой силы, обеспечивающий работоспособность цифровой инфраструктуры.

Рабочие цифровых форм занятости. Пролетариат цифровой эпохи. Те, кто находится на подводных лодках компьютерной индустрии. Те, кто хранит тайны больших компаний и начинающих стартапов. Те, кто находится в дигитальных островах изоляции. Те, кого можно с легкостью заменить, выкинуть бейджик и забыть. Это невидимый бассейн человеческой силы, обеспечивающий работоспособность цифровой инфраструктуры.

Эксплуатация скрытой мотивации. У каждого действия есть своя мотивация. Также и у действующего художника – традиционно это желание поделится впечатлением, показать свое видение мира или вообще создание своего, желание поделится своей болью, ненавистью и другими негативными и позитивными чувствами. Из новых критических практик это различные эксперименты, в основе которых лежит некая идея в том или ином ключе имеющая свой нарратив. Но есть в человеке куча скрытых мотиваций, которые проявляются лишь подсознательно. В своем перфомансе я попытался использовать напрямую ницшеанскую «жажду власти» и заставить ее оставить свой «рисунок», который моё сознание не контролировало бы. Во многом это подсознательное желание и подвигает человека к действию, в том числе и к получению знаний, с помощью которых он расширяет свою сферу влияния. Любопытно, что игра в точки популярна именно на лекциях и уроках. Таким образом студенты «обходят» весь цикл становления, удовлетворяя этот скрытый мотив сразу.

Эксплуатация скрытой мотивации. У каждого действия есть своя мотивация. Также и у действующего художника – традиционно это желание поделится впечатлением, показать свое видение мира или вообще создание своего, желание поделится своей болью, ненавистью и другими негативными и позитивными чувствами. Из новых критических практик это различные эксперименты, в основе которых лежит некая идея в том или ином ключе имеющая свой нарратив. Но есть в человеке куча скрытых мотиваций, которые проявляются лишь подсознательно. В своем перфомансе я попытался использовать напрямую ницшеанскую «жажду власти» и заставить ее оставить свой «рисунок», который моё сознание не контролировало бы. Во многом это подсознательное желание и подвигает человека к действию, в том числе и к получению знаний, с помощью которых он расширяет свою сферу влияния. Любопытно, что игра в точки популярна именно на лекциях и уроках. Таким образом студенты «обходят» весь цикл становления, удовлетворяя этот скрытый мотив сразу.

Эксплуатация скрытой мотивации. У каждого действия есть своя мотивация. Также и у действующего художника – традиционно это желание поделится впечатлением, показать свое видение мира или вообще создание своего, желание поделится своей болью, ненавистью и другими негативными и позитивными чувствами. Из новых критических практик это различные эксперименты, в основе которых лежит некая идея в том или ином ключе имеющая свой нарратив. Но есть в человеке куча скрытых мотиваций, которые проявляются лишь подсознательно. В своем перфомансе я попытался использовать напрямую ницшеанскую «жажду власти» и заставить ее оставить свой «рисунок», который моё сознание не контролировало бы. Во многом это подсознательное желание и подвигает человека к действию, в том числе и к получению знаний, с помощью которых он расширяет свою сферу влияния. Любопытно, что игра в точки популярна именно на лекциях и уроках. Таким образом студенты «обходят» весь цикл становления, удовлетворяя этот скрытый мотив сразу.

Эксплуатация скрытой мотивации. У каждого действия есть своя мотивация. Также и у действующего художника – традиционно это желание поделится впечатлением, показать свое видение мира или вообще создание своего, желание поделится своей болью, ненавистью и другими негативными и позитивными чувствами. Из новых критических практик это различные эксперименты, в основе которых лежит некая идея в том или ином ключе имеющая свой нарратив. Но есть в человеке куча скрытых мотиваций, которые проявляются лишь подсознательно. В своем перфомансе я попытался использовать напрямую ницшеанскую «жажду власти» и заставить ее оставить свой «рисунок», который моё сознание не контролировало бы. Во многом это подсознательное желание и подвигает человека к действию, в том числе и к получению знаний, с помощью которых он расширяет свою сферу влияния. Любопытно, что игра в точки популярна именно на лекциях и уроках. Таким образом студенты «обходят» весь цикл становления, удовлетворяя этот скрытый мотив сразу.

Эксплуатация скрытой мотивации. У каждого действия есть своя мотивация. Также и у действующего художника – традиционно это желание поделится впечатлением, показать свое видение мира или вообще создание своего, желание поделится своей болью, ненавистью и другими негативными и позитивными чувствами. Из новых критических практик это различные эксперименты, в основе которых лежит некая идея в том или ином ключе имеющая свой нарратив. Но есть в человеке куча скрытых мотиваций, которые проявляются лишь подсознательно. В своем перфомансе я попытался использовать напрямую ницшеанскую «жажду власти» и заставить ее оставить свой «рисунок», который моё сознание не контролировало бы. Во многом это подсознательное желание и подвигает человека к действию, в том числе и к получению знаний, с помощью которых он расширяет свою сферу влияния. Любопытно, что игра в точки популярна именно на лекциях и уроках. Таким образом студенты «обходят» весь цикл становления, удовлетворяя этот скрытый мотив сразу.

Эксплуатация скрытой мотивации. У каждого действия есть своя мотивация. Также и у действующего художника – традиционно это желание поделится впечатлением, показать свое видение мира или вообще создание своего, желание поделится своей болью, ненавистью и другими негативными и позитивными чувствами. Из новых критических практик это различные эксперименты, в основе которых лежит некая идея в том или ином ключе имеющая свой нарратив. Но есть в человеке куча скрытых мотиваций, которые проявляются лишь подсознательно. В своем перфомансе я попытался использовать напрямую ницшеанскую «жажду власти» и заставить ее оставить свой «рисунок», который моё сознание не контролировало бы. Во многом это подсознательное желание и подвигает человека к действию, в том числе и к получению знаний, с помощью которых он расширяет свою сферу влияния. Любопытно, что игра в точки популярна именно на лекциях и уроках. Таким образом студенты «обходят» весь цикл становления, удовлетворяя этот скрытый мотив сразу.

Эксплуатация скрытой мотивации. У каждого действия есть своя мотивация. Также и у действующего художника – традиционно это желание поделится впечатлением, показать свое видение мира или вообще создание своего, желание поделится своей болью, ненавистью и другими негативными и позитивными чувствами. Из новых критических практик это различные эксперименты, в основе которых лежит некая идея в том или ином ключе имеющая свой нарратив. Но есть в человеке куча скрытых мотиваций, которые проявляются лишь подсознательно. В своем перфомансе я попытался использовать напрямую ницшеанскую «жажду власти» и заставить ее оставить свой «рисунок», который моё сознание не контролировало бы. Во многом это подсознательное желание и подвигает человека к действию, в том числе и к получению знаний, с помощью которых он расширяет свою сферу влияния. Любопытно, что игра в точки популярна именно на лекциях и уроках. Таким образом студенты «обходят» весь цикл становления, удовлетворяя этот скрытый мотив сразу.

Эксплуатация скрытой мотивации. У каждого действия есть своя мотивация. Также и у действующего художника – традиционно это желание поделится впечатлением, показать свое видение мира или вообще создание своего, желание поделится своей болью, ненавистью и другими негативными и позитивными чувствами. Из новых критических практик это различные эксперименты, в основе которых лежит некая идея в том или ином ключе имеющая свой нарратив. Но есть в человеке куча скрытых мотиваций, которые проявляются лишь подсознательно. В своем перфомансе я попытался использовать напрямую ницшеанскую «жажду власти» и заставить ее оставить свой «рисунок», который моё сознание не контролировало бы. Во многом это подсознательное желание и подвигает человека к действию, в том числе и к получению знаний, с помощью которых он расширяет свою сферу влияния. Любопытно, что игра в точки популярна именно на лекциях и уроках. Таким образом студенты «обходят» весь цикл становления, удовлетворяя этот скрытый мотив сразу.

Эксплуатация скрытой мотивации. У каждого действия есть своя мотивация. Также и у действующего художника – традиционно это желание поделится впечатлением, показать свое видение мира или вообще создание своего, желание поделится своей болью, ненавистью и другими негативными и позитивными чувствами. Из новых критических практик это различные эксперименты, в основе которых лежит некая идея в том или ином ключе имеющая свой нарратив. Но есть в человеке куча скрытых мотиваций, которые проявляются лишь подсознательно. В своем перфомансе я попытался использовать напрямую ницшеанскую «жажду власти» и заставить ее оставить свой «рисунок», который моё сознание не контролировало бы. Во многом это подсознательное желание и подвигает человека к действию, в том числе и к получению знаний, с помощью которых он расширяет свою сферу влияния. Любопытно, что игра в точки популярна именно на лекциях и уроках. Таким образом студенты «обходят» весь цикл становления, удовлетворяя этот скрытый мотив сразу.

Эксплуатация скрытой мотивации. У каждого действия есть своя мотивация. Также и у действующего художника – традиционно это желание поделится впечатлением, показать свое видение мира или вообще создание своего, желание поделится своей болью, ненавистью и другими негативными и позитивными чувствами. Из новых критических практик это различные эксперименты, в основе которых лежит некая идея в том или ином ключе имеющая свой нарратив. Но есть в человеке куча скрытых мотиваций, которые проявляются лишь подсознательно. В своем перфомансе я попытался использовать напрямую ницшеанскую «жажду власти» и заставить ее оставить свой «рисунок», который моё сознание не контролировало бы. Во многом это подсознательное желание и подвигает человека к действию, в том числе и к получению знаний, с помощью которых он расширяет свою сферу влияния. Любопытно, что игра в точки популярна именно на лекциях и уроках. Таким образом студенты «обходят» весь цикл становления, удовлетворяя этот скрытый мотив сразу.

Эксплуатация скрытой мотивации. У каждого действия есть своя мотивация. Также и у действующего художника – традиционно это желание поделится впечатлением, показать свое видение мира или вообще создание своего, желание поделится своей болью, ненавистью и другими негативными и позитивными чувствами. Из новых критических практик это различные эксперименты, в основе которых лежит некая идея в том или ином ключе имеющая свой нарратив. Но есть в человеке куча скрытых мотиваций, которые проявляются лишь подсознательно. В своем перфомансе я попытался использовать напрямую ницшеанскую «жажду власти» и заставить ее оставить свой «рисунок», который моё сознание не контролировало бы. Во многом это подсознательное желание и подвигает человека к действию, в том числе и к получению знаний, с помощью которых он расширяет свою сферу влияния. Любопытно, что игра в точки популярна именно на лекциях и уроках. Таким образом студенты «обходят» весь цикл становления, удовлетворяя этот скрытый мотив сразу.

Эксплуатация скрытой мотивации. У каждого действия есть своя мотивация. Также и у действующего художника – традиционно это желание поделится впечатлением, показать свое видение мира или вообще создание своего, желание поделится своей болью, ненавистью и другими негативными и позитивными чувствами. Из новых критических практик это различные эксперименты, в основе которых лежит некая идея в том или ином ключе имеющая свой нарратив. Но есть в человеке куча скрытых мотиваций, которые проявляются лишь подсознательно. В своем перфомансе я попытался использовать напрямую ницшеанскую «жажду власти» и заставить ее оставить свой «рисунок», который моё сознание не контролировало бы. Во многом это подсознательное желание и подвигает человека к действию, в том числе и к получению знаний, с помощью которых он расширяет свою сферу влияния. Любопытно, что игра в точки популярна именно на лекциях и уроках. Таким образом студенты «обходят» весь цикл становления, удовлетворяя этот скрытый мотив сразу.

Язык креативности все чаще оккупируется неолиберальной логикой и капиталистической прекарностью. Мы слышим все больше мантр креативности: прикоснись-потрогай, больше запросов на волонтерскую бесплатную работу, и лишаемся достойных условий труда (а они когда-то были?). Какие формы критики, самоорганизации, понимания креативности мы можем использовать? Нужно ли нам отстаивать понятие креативности или, пере-используя название эссе Одри Лорд, «инструменты хозяина не смогут разрушить его дом»? РБОБ хочет обсудить изобретательность, критику и эксплуатацию через креативность, историю и практику объединений культурных работников и работниц, формы ревитализации (джентрификации?) и цензуры, радикальное и коллективное творчество. Может ли сладкий язык креативности пораниться об острый зуб?

Язык креативности все чаще оккупируется неолиберальной логикой и капиталистической прекарностью. Мы слышим все больше мантр креативности: прикоснись-потрогай, больше запросов на волонтерскую бесплатную работу, и лишаемся достойных условий труда (а они когда-то были?). Какие формы критики, самоорганизации, понимания креативности мы можем использовать? Нужно ли нам отстаивать понятие креативности или, пере-используя название эссе Одри Лорд, «инструменты хозяина не смогут разрушить его дом»? РБОБ хочет обсудить изобретательность, критику и эксплуатацию через креативность, историю и практику объединений культурных работников и работниц, формы ревитализации (джентрификации?) и цензуры, радикальное и коллективное творчество. Может ли сладкий язык креативности пораниться об острый зуб?

Язык креативности все чаще оккупируется неолиберальной логикой и капиталистической прекарностью. Мы слышим все больше мантр креативности: прикоснись-потрогай, больше запросов на волонтерскую бесплатную работу, и лишаемся достойных условий труда (а они когда-то были?). Какие формы критики, самоорганизации, понимания креативности мы можем использовать? Нужно ли нам отстаивать понятие креативности или, пере-используя название эссе Одри Лорд, «инструменты хозяина не смогут разрушить его дом»? РБОБ хочет обсудить изобретательность, критику и эксплуатацию через креативность, историю и практику объединений культурных работников и работниц, формы ревитализации (джентрификации?) и цензуры, радикальное и коллективное творчество. Может ли сладкий язык креативности пораниться об острый зуб?

Язык креативности все чаще оккупируется неолиберальной логикой и капиталистической прекарностью. Мы слышим все больше мантр креативности: прикоснись-потрогай, больше запросов на волонтерскую бесплатную работу, и лишаемся достойных условий труда (а они когда-то были?). Какие формы критики, самоорганизации, понимания креативности мы можем использовать? Нужно ли нам отстаивать понятие креативности или, пере-используя название эссе Одри Лорд, «инструменты хозяина не смогут разрушить его дом»? РБОБ хочет обсудить изобретательность, критику и эксплуатацию через креативность, историю и практику объединений культурных работников и работниц, формы ревитализации (джентрификации?) и цензуры, радикальное и коллективное творчество. Может ли сладкий язык креативности пораниться об острый зуб?

Язык креативности все чаще оккупируется неолиберальной логикой и капиталистической прекарностью. Мы слышим все больше мантр креативности: прикоснись-потрогай, больше запросов на волонтерскую бесплатную работу, и лишаемся достойных условий труда (а они когда-то были?). Какие формы критики, самоорганизации, понимания креативности мы можем использовать? Нужно ли нам отстаивать понятие креативности или, пере-используя название эссе Одри Лорд, «инструменты хозяина не смогут разрушить его дом»? РБОБ хочет обсудить изобретательность, критику и эксплуатацию через креативность, историю и практику объединений культурных работников и работниц, формы ревитализации (джентрификации?) и цензуры, радикальное и коллективное творчество. Может ли сладкий язык креативности пораниться об острый зуб?

Язык креативности все чаще оккупируется неолиберальной логикой и капиталистической прекарностью. Мы слышим все больше мантр креативности: прикоснись-потрогай, больше запросов на волонтерскую бесплатную работу, и лишаемся достойных условий труда (а они когда-то были?). Какие формы критики, самоорганизации, понимания креативности мы можем использовать? Нужно ли нам отстаивать понятие креативности или, пере-используя название эссе Одри Лорд, «инструменты хозяина не смогут разрушить его дом»? РБОБ хочет обсудить изобретательность, критику и эксплуатацию через креативность, историю и практику объединений культурных работников и работниц, формы ревитализации (джентрификации?) и цензуры, радикальное и коллективное творчество. Может ли сладкий язык креативности пораниться об острый зуб?

Язык креативности все чаще оккупируется неолиберальной логикой и капиталистической прекарностью. Мы слышим все больше мантр креативности: прикоснись-потрогай, больше запросов на волонтерскую бесплатную работу, и лишаемся достойных условий труда (а они когда-то были?). Какие формы критики, самоорганизации, понимания креативности мы можем использовать? Нужно ли нам отстаивать понятие креативности или, пере-используя название эссе Одри Лорд, «инструменты хозяина не смогут разрушить его дом»? РБОБ хочет обсудить изобретательность, критику и эксплуатацию через креативность, историю и практику объединений культурных работников и работниц, формы ревитализации (джентрификации?) и цензуры, радикальное и коллективное творчество. Может ли сладкий язык креативности пораниться об острый зуб?

Язык креативности все чаще оккупируется неолиберальной логикой и капиталистической прекарностью. Мы слышим все больше мантр креативности: прикоснись-потрогай, больше запросов на волонтерскую бесплатную работу, и лишаемся достойных условий труда (а они когда-то были?). Какие формы критики, самоорганизации, понимания креативности мы можем использовать? Нужно ли нам отстаивать понятие креативности или, пере-используя название эссе Одри Лорд, «инструменты хозяина не смогут разрушить его дом»? РБОБ хочет обсудить изобретательность, критику и эксплуатацию через креативность, историю и практику объединений культурных работников и работниц, формы ревитализации (джентрификации?) и цензуры, радикальное и коллективное творчество. Может ли сладкий язык креативности пораниться об острый зуб?

Язык креативности все чаще оккупируется неолиберальной логикой и капиталистической прекарностью. Мы слышим все больше мантр креативности: прикоснись-потрогай, больше запросов на волонтерскую бесплатную работу, и лишаемся достойных условий труда (а они когда-то были?). Какие формы критики, самоорганизации, понимания креативности мы можем использовать? Нужно ли нам отстаивать понятие креативности или, пере-используя название эссе Одри Лорд, «инструменты хозяина не смогут разрушить его дом»? РБОБ хочет обсудить изобретательность, критику и эксплуатацию через креативность, историю и практику объединений культурных работников и работниц, формы ревитализации (джентрификации?) и цензуры, радикальное и коллективное творчество. Может ли сладкий язык креативности пораниться об острый зуб?

Язык креативности все чаще оккупируется неолиберальной логикой и капиталистической прекарностью. Мы слышим все больше мантр креативности: прикоснись-потрогай, больше запросов на волонтерскую бесплатную работу, и лишаемся достойных условий труда (а они когда-то были?). Какие формы критики, самоорганизации, понимания креативности мы можем использовать? Нужно ли нам отстаивать понятие креативности или, пере-используя название эссе Одри Лорд, «инструменты хозяина не смогут разрушить его дом»? РБОБ хочет обсудить изобретательность, критику и эксплуатацию через креативность, историю и практику объединений культурных работников и работниц, формы ревитализации (джентрификации?) и цензуры, радикальное и коллективное творчество. Может ли сладкий язык креативности пораниться об острый зуб?

Язык креативности все чаще оккупируется неолиберальной логикой и капиталистической прекарностью. Мы слышим все больше мантр креативности: прикоснись-потрогай, больше запросов на волонтерскую бесплатную работу, и лишаемся достойных условий труда (а они когда-то были?). Какие формы критики, самоорганизации, понимания креативности мы можем использовать? Нужно ли нам отстаивать понятие креативности или, пере-используя название эссе Одри Лорд, «инструменты хозяина не смогут разрушить его дом»? РБОБ хочет обсудить изобретательность, критику и эксплуатацию через креативность, историю и практику объединений культурных работников и работниц, формы ревитализации (джентрификации?) и цензуры, радикальное и коллективное творчество. Может ли сладкий язык креативности пораниться об острый зуб?

Язык креативности все чаще оккупируется неолиберальной логикой и капиталистической прекарностью. Мы слышим все больше мантр креативности: прикоснись-потрогай, больше запросов на волонтерскую бесплатную работу, и лишаемся достойных условий труда (а они когда-то были?). Какие формы критики, самоорганизации, понимания креативности мы можем использовать? Нужно ли нам отстаивать понятие креативности или, пере-используя название эссе Одри Лорд, «инструменты хозяина не смогут разрушить его дом»? РБОБ хочет обсудить изобретательность, критику и эксплуатацию через креативность, историю и практику объединений культурных работников и работниц, формы ревитализации (джентрификации?) и цензуры, радикальное и коллективное творчество. Может ли сладкий язык креативности пораниться об острый зуб?